Вскоре позвонила Зоя:

   - Ты деду понравилась.

   - Я больше к ним не пойду.

   - Что так? Приставал? Он такой, с порога начинает лапать. Ему бы только потрогать, тебе ничего не надо делать, делаю я за хорошие деньги.

   Хельга решилась признаться, что украла деньги у вредного старикашки, хотелось облегчить душу, но Зоя перешла на тему женской порядочности, сплошь воровки, Ваня отчаялся найти честную.

   - Я понимаю этих женщин, дед такой противный, - не выдержала Хельга.

   - Ну, знаешь, если бы был не противным, а красивым и здоровым, пришлось бы тебе платить, чтобы потискал. Спасибо скажи, что я тебя рекомендовала.

   Хельга не успела возмутиться, воровать нечестно, а прикидываться, что у него приступ, и подсматривать - честно? Зоя отключилась.

   19 Фейерверк

   Он ждал Хельгу, хотел ее видеть, нежную, пугливую, чудился запах лавандового поля, ее запах. Ждал до сумерек. Может, приходила, но не достучалась.

   Мансарда - осажденная крепость, стоит ослабеть, и спустят вниз, а крышу дочь будет сдавать, как недавно сдавала родительскую половину военному. Он без семьи, часто бывал в командировках, незаметный, только периодически появлялся свет в окнах. В конце лета Петр наблюдал суету у его крыльца, дочь заглядывала в окна, Елена трясла дверь. У Петра пропала вода, значит, Алиса отключила, наверное, квартирант задолжал.

   Потом увидел, как крепкий загорелый мужчина вышел из калитки с чемоданом. Дочь бежала за ним, размахивая кулаками, но Петр не стал вмешиваться.

   Мысли о дочери отозвались болью в сердце. История повторилась, он постарел, и теперь Алиса ненавидит его, как он ненавидел постаревшего отца. Дурная бесконечность, замкнутый круг, не выбраться.

   Хельга не пришла, что-то тут нечисто: или Зоя постаралась, или, что вероятнее, Ивану нечем платить. Культурный центр сдох, из всех активов интересен был бар, в него вложилась Алиса, потом что-то пошло не так. Петр догадался, когда аромат свежей выпечки перестал до него доходить. Раньше Алиса одаривала пирожками с мясом. Пирожков он не видел с весны.

   Ефим предупреждал, что бизнес так в России не делается. Еще при Украине Иван с Алисой заняли помещение, брошенное после сноса рынка. На том месте построили квартал многоэтажек. Как сохранился этот плохонький, покосившийся домишко, приткнувшийся к одной из высоток, - загадка. Зданьице дышало на ладан, пришлось заново перестраивать. Внутри раскрасили стены такими яркими цветами, что и без алкоголя голова кружилась.

   Документов не было, просто заняли то, что никому не нужно, а тех, кто мог прикрыть лавочку, кормили бесплатно и были уверены, что никто не отберет.

   Зачем нужно было вкладывать деньги в сомнительное предприятие? Иван пожимал плечами: расширяться - закон бизнеса, доходы небольшие, но стабильные. Подъездной дороги еще не построили, вокруг непролазная грязь, но бар в спальном районе пользовался спросом.

   Ефим посоветовал Алисе продать свою долю Ивану, но она отказалась, советчик нашелся, что он понимает в современной жизни. Наступил момент, когда забеспокоился Иван и продал свою часть за миллион знакомому, правда, тот только обещал, даст - не даст, но снос здания уже не за счет Ивана. Алисе придется платить, а могла получить деньги, если бы послушала Ефима.

   Он стал перебирать пожелтевшие листы, стараясь не думать о дочери. Но как не думать, если она начала охоту, не успокоится, пока папку не заберет. Объяснять, что обещанный дедом Федором миллион - фигура речи, бесполезно, она никому не доверяет. Бумаги выбросит. Нельзя, единственная память об отце.

   Пусть историки разбираются в этой писанине, как говорила мать, он устал погружаться в прошлое. Страдать? только за деньги, как бы сказала Алиса.

   Папку отправит Александре, как только сможет, а сейчас спрячет, чтобы дочь не нашла. Ей бы работать следователем, кажется, не смотрит по сторонам, но все замечает.

   Чтобы сбить Алису со следа, решил не прятать в залежах бумаг, у беспорядка тоже есть определенный порядок, чуть сдвинешь, она заметит. Проверено, не раз.

   Эта история случилась недавно. Пахомыч попросил ко Дню Октябрьской революции написать заметку, прояснить читателям "Правды" природу эксплуатации, чтобы плавно перейти к пониманию морали пролетариата. Петр сначала отказывался, не было времени рыться в старых книгах. Тогда Пахомыч дал ему (оторвал от сердца) брошюру Ленина "Задачи союзов молодежи" в четверть стандартного листа, тридцать две страницы мелким шрифтом. На обложке в красных тонах вождь машет рукой, из-под козырька знаменитой кепки удачно схвачен ленинский прищур. Издание восемьдесят второго года.

   Вот с какими книжками ходить по квартирам, особенно перед выборами. Шрифт покрупнее, немного подсократить и вперед, товарищи.

   На теме эксплуатации возбудился Ефим, извратил все, перевернул, оказалось, что палачи это труженики без сна и отдыха, а жертвы сплошь тунеядцы, давно Петр не слышал этого слова.