Только сейчас увидела: экран занимал чуть ли не треть противоположной стены. Он взял пульт, Хельга вздрогнула: большие головы дергались в такт оглушительной музыки. Выключил, извинившись.

   Нормальный дед, спокойный, старается выпрямлять плечи, демонстрируя военную выправку. Но зря радовалась, неожиданно положил руку ей на грудь, она вывернулась, сделал еще одну попытку, она оттолкнула, и он чуть не упал. Вредный старикашка, она отталкивала его, а он ходил за ней, пытаясь обнять. Наконец, устал и сел на диван.

   - Что ты себя жалеешь, мне жить осталось всего ничего.

   - Я замужем, мне нельзя, грех.

   - Ты мне не говорила, но если так, дай таблетку от давления, - он кивнул на столы.

   Хельга стала разбираться в записях на коробках: от маразма, для памяти, от тахикардии, - нашла от давления, тут же на столе стакан с чистой водой. Все продумано до мелочей, как и на работе, Ирина постаралась.

   Дед стал заваливаться на диван.

   - Что с вами? Вам плохо?

   Он побледнел и часто задышал. Она стала искать нитроглицерин, хотя бы валидол, открыла ящик среднего стола и увидела пятитысячную купюру, как схватила ее и сунула в лифчик, прошло мимо ее сознания. Больше некуда, не было карманов.

   Нашла нитроглицерин, поднесла к его рту, он послушно открыл, несколько минут лежал неподвижно, лицо порозовело. Она предложила ему поспать, присела снять тапки, но он заупрямился, снял сам и лег, укрывшись пледом.

   Пока он спал, она разобралась в холодильнике, нашла борщ, котлеты и гречневую кашу на гарнир. Даже винегрет, себе взяла кашу с винегретом, ему борщ и котлеты.

   Проснулся бодрым, сказал, что голоден. Обед перетек в ужин, сытая Хельга согласилась выпить шампанского брют, всего бокал, кислятина, сладкого выпила бы больше. Чуть опьянела. Решила больше не пить, но дед открыл бутылку пива, отказаться не могла.

   Купюра покалывала грудь, стыдно не было, дед неприятный, из тех времен, когда она десятилетней школьницей ездила в переполненном троллейбусе в Дом пионеров петь в хоре. Почти всегда рядом оказывался старик с липкими руками и тошнотворным запахом застарелого пота, тройного одеколона и сердечных капель. Он прижимался к ней, давил, будто случайно касался груди. Ее мутило, она ждала, когда освободится место, садилась, и вскоре рядом оказывался он. Она чувствовала, как его ладонь гладит колено, пальцы лезут под юбку. Просто удивительно, что никто этого не замечал. Ей было стыдно, с трудом вырывалась из его цепких рук и выскакивала на ближайшей остановке.

   На разных маршрутах один и тот же старик, один и тот же запах тройного одеколона, самый ненавистный, от него тошнило, болела голова. "Странная ты у меня, - говорила мама, - если потереть виски одеколоном, боль проходит.

   Со временем поняла, что дед не один такой. Когда дочь захотела в художественную студию при Доме пионеров, она не разрешила, через весь город в переполненном автобусе, нет.

   Дед рассказывал, что плавал по морям, бывал трижды в кругосветке, такого повидал, расскажет, если она будет себя хорошо вести. Таких, как она, десяток прокормит, хочет, поедем в Париж, хочет, на Мальдивы. Он был всюду.

   Разговор раздражал ее, хотелось домой. Она пыталась подняться, он прижал ладонью ее колени:

   - Ты послушай, тебе будет интересно, я помогу, у меня есть деньги.

   - Я замужем, - вяло повторила она.

   - Ты мне не говорила.

   Говори не говори маразматику, бесполезно. Он открыл еще бутылку пива, налил ей и себе.

   - Ваня советует, чтобы я связывался только с поверенными женщинами, а то ограбят, у меня много денег.

   - Ваша жизнь в опасности, - засмеялась она, прикрывая щербатый рот.

   - Ничего, зубы себе вставишь, красивые.

   Она услышала, как открылась дверь, явился Иван, увидел шампанское, улыбнулся:

   - Все нормально? Ты доволен?

   - Она украла деньги, - сказал вредный старикашка, - сунула в лифчик, поищи.

   Иван приблизился, пахнуло резким потом. Хельга замерла, почувствовала мужские руки, ощупывающие грудь, покраснела, но не сопротивлялась. Он медленно вытащил купюру, больно ущипнув сосок. Боль вывела ее из ступора, она оттолкнула его, схватила куртку и сапоги, сбросила тапки и выскочила за дверь. Спряталась под лестницей, прислушалась, никто за ней не гнался, выбежала на улицу, бежала до остановки как от погони.

   Дома Майя говорила по телефону, Юла смешивала краски, все как обычно. Хельга легла на диван и разрыдалась.