Дискуссия прервалась, когда Петр притащил с мусорки "Фауста" Гете. Дьявол будто с Ефима списан. " Если хочешь, ты Фауст, но я не дьявол", - возразил он. "Кто же ты? Маргарита?" - "Нет, Гете". - "Писатель значит? Что такого ты написал?" - "Свою жизнь", - загадочно ответил Ефим. Лучше бы не писал, - подумал Петр, но не сказал, чтобы не обидеть.
Статья не получалась, Пахомыч настаивал, даже подсказал почитать библию. Петр отказался, даже пригрозил, что бросит на стол партбилет, если тот не отстанет. Ефим тоже отказался. Выручила Зоя, нашелся знакомый священник, написал, никто ничего не понял, но заметка в газете появилась.
Ленинскую брошюру и "Фауста" и все остальное, что было в стопке бумаг, дочь выбросила, нечего всякое старье в дом тащить, своего хватает. Что было с Пахомычем, лучше не вспоминать.
Не отвлекаться, приказал себе Петр, дочь явится в любой момент. Тут же пришла идея положить папку на столик под сушилкой, Алиса туда не заглядывает, унитаз загажен, только расстраивается. Так и сделал, прикрыл папку полотенцем и тщательно задернул камуфляжную занавеску.
Почувствовал усталость, ныла нога, лег, вытянулся, - диванная болезнь, заразился от Елены.
Почти сразу попал в темно-серо-багровый плотный туман, сквозь него пробивались трубы, увенчанные ослепительными шарами. Но свет не рассеивался. "Не хватает мощности разогнать дым", - объяснял отец, держа его за руку. Они вдвоем, значит, сегодня воскресенье, сбежали из дома, отец под видом прогулки вел сына на завод.
Это был их общий секрет, мать бы не разрешила тащить ребенка в опасное место, пусть играет в песочнице под окнами.
Они шли пешком, и отец рассказывал историю про то, что Луна обитаемая, на светлой стороне живут светлые люди, на темной - темные. Не в смысле цвета, а плохие и хорошие, ведь плохое чаще совершается в темное время суток, при ярком солнце и воевать не хочется.
"А если я родился на темной стороне, всегда буду плохим?" - спросил он. Отец удивленно посмотрел на него, подумал и сказал: "Увы, это так". - "Но я не виноват, что не там родился". - "Кто ж винит тебя". - "Я не хочу быть плохим, хочу быть хорошим". - "Ты молодец, всегда стремись на светлую сторону, отец тебе плохого не посоветует".
Темное окно неожиданно ярко осветилось, свет пропал, опять появился, пожаром не пахло, землетрясение? но не трясло и не падали вещи. Скорее вулкан пробудился. Откуда быть вулкану, вероятнее метеоритный дождь.
Он приподнялся и увидел, как вдоль дороги расцветали и гасли огненные струи. Обыденная грязная улица со слабо освещенными окнами, кое-где мерцали елочные гирлянды, и вдруг, как в сказке, фейерверк до неба, закручивался в спираль, рассыпался фонтаном, не оторваться. У кого-то праздник, молодежь гуляет, любят отмечать шумно и красочно.
Петр не удержался, поднялся посмотреть, кто празднует, и увидел соседа. Огненные всполохи освещали Саню в меховой домашней безрукавке, с непокрытой головой, воротник светлой рубашки перекошен, брючины засунуты в незашнурованные ботинки, - знакомая фигура то появлялась, то пропадала во тьме. Неужели кто-то родился у его дочери? Или решил отметить праздник? Но для него каждый день праздник.
Саня странно двигался, не как обычно, когда пьяный изображал партизана в лесах Закарпатья. Он скакал из стороны в сторону, будто танцевал, какая прыть, кто бы мог подумать, неповоротливый медведь, а сколько энергии.
Фейерверки набирали силу, из-под саниных ног вырывались ослепительные струи, будто ботинки высекали огонь, вот взмахнул руками, присел, но не упал, удержался, закрутился на месте, шаман, настоящий шаман, танец в огне, вызывает духов, когда такое увидишь на улице Кипарисовой.
Огни теряли яркость, поднимались все ниже и тут же опадали, Саня повернул к дому, на мгновение лицо осветилось, нет, не веселится, в отчаянии, чего-то сильно испугался. Белая горячка? Допился сосед.
Почему Вера не уведет домой? Где она? Убил что ли?
Остановился, согнулся как от боли, все ниже и ниже, почти лег, нет, не почти, лежит, к нему подошли люди.
Вышла Алиса в материнском халате, с телефоном, кому-то звонила. Народ не расходился, вскоре приехала скорая, вышли двое в белых халатах с носилками, Саня, сгорбившись, шел за ними. Люди не расходились, вынесли носилки с телом, накрытым одеялом с головой. Веры нет, умерла, раньше мужа, он пил, а она умерла.
Быстро приехали, повезло Сане.
Он лежал без сна, жалея о том, что ушла Вера. Кому она мешала? Покорная, рабыня, у мужа в служанках, разве это жизнь, но не так все просто. Ей пытались помочь соседи, уговаривали написать заявление в милицию, она переставала здороваться с ними, пробегала мимо и скрывалась за калиткой. Ее сочли глупой, перестали сочувствовать и больше не вмешивались.
Петр считал, что она любила Саню. Как он теперь будет жить без нее?
Даже летом она ходила в темных одеждах. В сентябре он увидел ее в светлом костюме, спросил, куда это она вырядилась. Печально улыбнулась и ничего не сказала.
Под утро приснился голос, долгий, зовущий, откуда-то сверху, как поют в храме.