Марина скачала карту Нижнего Тагила послевоенного периода, лагерь был рядом с его домом. Отец, конечно, знал, он тогда работал секретарем райкома партии, знал и молчал.

   Отца давно нет, не спросить, почему он не оставил воспоминаний о том времени.

   В школе распределяли адреса немецких друзей для переписки, Петру дали письмо от девочки по имени Эльза, из Йены. Она собирала марки, и Петр решил отдать письмо Сергею, но передумал и переписывался с ней года два, обменивались марками. Однажды она прислала бандероль с приятно пахнущим мылом в красивой обертке, умеют же, обрадовалась мать, шоколад ей не понравился, безвкусный как замазка. Наш шоколад был куда вкуснее.

   По совету Сергея отправил открытки с видами Нижнего Тагила, как он сказал, ей будет приятно посмотреть на то, что построили пленные немцы.

   Когда Сергей, катаясь на подножке товарного вагона, сорвался и попал под колеса, лишившись руки и ноги, долго лежал в больнице и наслушался разных историй.

   Немцы, попавшие в Сталинградский котел, строили металлургический комбинат. Пленных было много, сейчас можно найти в интернете точную цифру, Марина находила, где-то записано, строили не только комбинат, но и центральную улицу Ленина, Петр считал ее самой красивой в городе, гордился памятником отцу и сыну Черепановым на Театральной площади. Пусть не они первые изобрели паровоз, но ведь были настоящими изобретателями.

   Про женский лагерь разговоров с Сергеем не было, но много историй о том, что немцы работали на заводе вместе с нашими уголовниками и перевыполняли норму. Бараки, в которых жили, содержали в идеальной чистоте, как и дорожки, чего хочешь, западная культура.

   "Не веришь? - возмущался Сергей, - рассказывали очевидцы, бывшие уголовники, лежали в туберкулезном отделении, в основном сидели в курилке, а я подслушивал, что еще делать в больнице".

   Про культуру от уголовников чудно слышать, видимо, Сергей добавил от себя, он увлекался западной литературой, брал книги и журналы в библиотеке. К джазу приобщил тоже он.

   Учительница немецкого языка пришла в их пятый класс во втором полугодии. От сына классной руководительницы они узнали, что она в войну служила в нашей армии переводчицей. Возможно в конце войны.

   Светлоглазая, светловолосая, с тонким изящным носом, стройная, в сером строгом костюме, держалась прямо, но показалась типичной немкой, какими их рисуют на карикатурах: круглые ледяные глаза и длинный узкий нос. Таким клювом стены крушить. На первом уроке она долбила немецкие звуки и слова, требуя правильного произношения, но от ее взгляда и резкого голоса пробивала дрожь, - не получалось повторить правильно.

   За последней партой сидели две девочки: высокая и стройная рыжеволосая Лида Клейн и маленькая блондинка Галя Мамедова, - незаметные, на переменах сидели в классе. Пугливые, их редко вызывали к доске, учителя спрашивали с места, они ошибались, краснели, учились так себе, на тройки.

   Очередь дошла до них. Петр повернулся в их сторону и подумал, обе упадут сейчас в обморок. Встала Лида Клейн, откинула за плечи косу и легко заговорила на немецком с учительницей. Потом встала беловолосая Галя и заговорила не хуже Лиды. Втроем проговорили до конца урока.

   На глазах изумленных зрителей лицо учительницы оттаяло, порозовело и подобрело, она превратилась в красавицу. Точь-в-точь Александра у них в гостях за праздничным столом.

   Возможно, он совместил ее образ с учительницей немецкого языка, отсюда немецкая речь, хотя, по словам отца, Александра знала только руский и понимала украинский.

   С именами девочек происходили метаморфозы. Лида к окончанию школы стала Линдой, и еще "е" в фамилии сменилась на "я", а Галя Гузелью, еще раньше ее стали называть Гулей.

   Гулю он провожал после предновогоднего вечера в школе. Жила она у самого завода,

  надо пройти заснеженное поле, летом картофельные огороды. Но за полем только заводской забор, там нет жилья. Гуля засмеялась. Он обнял ее и попытался поцеловать.

   По колено в снегу прошли поле и ступили на расчищенную дорожку, ведущую к двери в половину его роста, Гуля постучала: открыла женщина, Петру показалась лилипуткой, нет, нормальная, пол был низкий, посмотрела на него, улыбнулась, пригласила войти.

   Внутри был тепло, но дымно, слезились глаза. Когда он вышел и огляделся, увидел несколько таких курятников, к ним были проведены электропровода. В воздухе пахло дымом.

   Жизнь менялась в лучшую сторону, появились хрущевки, убрали железнодорожные линии, проходившие по поселку. Гузель пригласила его на день рождения в новую квартиру, пришли одноклассники, мать накрыла стол и ушла в другую комнату не мешать веселиться молодежи.

   Петр зарегистрировался в интернет - клубе на Одноклассниках и стал общаться с Мишей Петровым. Они дружили, вдвоем ездили на улицу Ленина в магазин "Филателия" за марками, вместе посещали фотокружок и увлекались джазом, приходили слушать к Сергею.

   В году десятом или позже, уже не помнит, Михаил приехал в гости. Как-то поспорил с Еленой, она сказала, что он приезжал в девяносто пятом, но тогда Одноклассников не было.

   Михаил приехал один, хотя, по его словам, у него крепкая семья и любящая жена. Он возмущался, что Крым не российский, и все молчат в тряпочку. Петру казалось, что упрек ему лично.

   Петр спросил, не слышал ли он от кого-нибудь о лагере немецких женщин, что говорится, без задней мысли, Михаил завелся: "Нам это зачем, они сами к нам полезли, жалеть их не собираюсь. Не забывай, что американцы сбросили атомные бомбы на города Японии". Последний аргумент Петра сразил, он не нашелся, что ответить. Да, сочувствовал женщинам, как сочувствовал бы всем пострадавшим. Убивали? Да, виновны, но ведь был Нюрнбергский процесс. Вот и хватит, - подытожил Михаил.