Вернувшись с работы, отец возмущался, сколько лет травятся на рабочем месте из-за гнилых труб, надо все менять, но никто ничего не хочет делать. Поставили дежурного с носилками и успокоились. Надышался, все поплыло, на ногах устоял, работаем дальше, если нет, уносим в здравпункт, а там как повезет.

   За бутылкой портвейна Василий подтвердил, есть и носилки и дежурный, бывает, что умирают. В этот раз сосед был на грани, еле откачали в здравпункте. "Почему привезли не в больницу?" - спросил Петр. Клавдия засмеялась, вроде умный, а не понимает простого: если попадают в больницу, то кому-то из начальников придется отвечать.

   "Сколько лет рискуете? - спросил Петр. - "Как приехали из деревни и устроились работать. Клавдия была беременная Люськой, поэтому дочь умом тронутая. Да и Клавка на такой работе тоже умом тронулась". Петр спросил, не тронулся ли он. "Нет, помогает алкоголь, дезинфицирует. Полезнее всего клюква на водке, врачи советуют".

   Отец обещал Василию, что этого больше не случится, пусть не его участок, пусть ругают его, что лезет, куда не просят, но нельзя, чтобы гибли люди.

   Дедлих придумает, он головастый. И придумал, на том участке открыли буфет, чтобы в обеденный перерыв не бегали по холоду в столовую и не простужались. Но были недовольные, потому что их лишили доплат за вредность.

   Отец рассказывал Ефиму, что был комиссаром батальона (на фронте два месяца до эвакуации завода из Харькова в Нижний Тагил), выступал с последним словом при захоронении (голос у него был громкий). Это был тяжелый период жизни: подчиненные тебе люди погибают, а ты не можешь их защитить. Поэтому сам себе поклялся делать все возможное, чтобы у него не было ни одного смертельного случая, и клятву исполнил.

   Петр проникся, Ефим нет, авторитет завоевывается кровью, а такие речи от слабости.

   Смерть от угарного газа бывала нередко, и не только на заводе. Сергею можно верить, его мать работала статистиком в горбольнице, число задохнувшихся в среднем не менялось. Смертность, уменьшаясь в одном году, в следующем на столько же увеличивалась.

   Трагедии случались в зимние праздники в частных домах с печным отоплением или в садовых домиках, - владельцам садовых участков хотелось отмечать на природе, особенно Новый год.

   Такая история случилась со Светланой Гнатюк, секретаршей отца. На Новый год ее пригласила подруга с улицы Зеленой, застроенной индивидуальными домами, тот район называли частным сектором. Наутро пришли знакомые и увидели пять трупов, шестая, Светлана, подавала признаки жизни. Ее откачали. Она долго лежала в больнице, отец навещал ее, информация от Сергея. От него же: врачи давали плохой прогноз, с мозгами не в порядке, жить будет, но недолго.

   Отец перевел ее из секретарш в чертежницы на полдня, оформил ее на полный рабочий день, и никто не настучал. Вскоре ее перевели на инвалидность.

   В то лето, последнее перед отъездом в Ленинград, она все дни сидела у открытого окна с полуобнаженной грудью и смотрела на небо. Он брал с собой немного сигарет, мать продолжала давать на карманные расходы, но на пачку в день ему не хватало, - останавливался напротив ее окна и ждал. Иногда она замечала его и кричала на всю улицу: "Сынок, угости сигаретой! - Он подходил, она требовала всю пачку, - Тебе курить вредно, мал еще". Никто не смеялся.

   Петр все реже видел ее в окне, потом встретил ее мать. "Света угасла", - сказала она и заплакала.

   На похоронах его не было, отца тоже, но родственники не обиделись, компенсировал деньгами.

   До отъезда Петр прислушивался к разговорам родителей, вдруг мелькнет ее имя, всматривался в отца, как он, переживал или был рад, что, наконец, все закончилось. Ничего такого не заметил, только стало тише, некоторое время не приглашали гостей, субботними вечерами закрывались в кухне, ни смеха, ни песен. Пару раз он видел покрасневшие глаза отца, тот почувствовал его взгляд и сказал, что-то стал хуже видеть.

   А ему снился один тот же сон о Светлане. Он в комнате с паркетным полом, застекленная дверь, окно, ослепительный свет, странное чувство, что голубое сияние в нем, прорывается через пальцы, блекнет и слабо высвечивает людей в белых одеждах, белых людей в белых одеждах, во всем белом в белесом окружении. И вдруг яркая женщина в красном платье с белыми лилиями поворачивается к нему, улыбается, ямочки на щеках как у матери, но моложе ее, и волосы темные, машет рукой, ее закрывают белые одежды. Но ненадолго, обтекают ее, как утес в бурной реке, а она смеется и машет ему, - ничего не бойся, я рядом, я с тобой.

   16 Валькирии

   Когда дочь поступила на психологический факультет местного университета, был такой эпизод в ее жизни, Петр стал читать Фрейда, искал детские травмы, не нашел, шутил: травма в том, что ее не было, он не ревновал мать к отцу. Даже соглашался с ним, что на женщин не надо обращать внимания, если бы их слушали, сидели бы в пещерах. Но со временем понял, всего лишь крылатая фраза, удивила - восхитила и улетела. Отец сам в это не верил, кем бы он стал без женщин. В начале пути его путеводной звездой была Александра. Потом она привела ему мать, спутницу жизни. Были еще кометы, но быстро улетали, только Светлана задержалась, отец не мог ее бросить.

   У Фрейда прочитал о бессознательном, оно управляет нами, появляется во снах. Так просто и приятно: спишь и видишь сны, потом роешься в сонниках, даже ленивая Елена увлеклась, главное, не думать, а что она ему говорила.