Макс посадил его за компьютер, показал, как двигать курсором, спросил, что его интересует, он ответил: Мунк, норвежский художник. Молодой человек с уважением посмотрел на него, Мунка не знал, немного повозился, и Петр погрузился в просмотр картин.

   Марина скачала кое-какие, у него хранятся в отдельной папке, чем дольше рассматривает их, тем увереннее, что сумел бы так, еще не вечер, на акварель пенсии хватит.

   Картина "Красный плющ" не понравилась Елене: "Плющ не такой, это похоже на кровь". "Кровь? Чья кровь? - переспросила дочь. - "А тебе непонятно? Жильцов, чья еще, дом - кровопийца, как наш". Просмотр мирового шедевра вылился в судилище, в основном досталось матери: не строила, а живет как барыня с нормальным туалетом и теплой баней. Елена мылась в оцинкованном корыте, Алиса снимала квартиру со всеми удобствами.

   Петр знал, что мать подслушивала и злорадствовала.

   Мунковский дом напомнил ему двухэтажку, где родители получили комнату, и куда его привезли из роддома, - такая же неустойчивая, но не зловещая, скорее несуразная, на скорую руку из глины с соломой довоенной постройки.

   Когда решено было снести мунковские коммуналки и построить хрущевки, загруженный отец нашел время, чтобы показать ему окно комнаты на втором этаже. Едва успели, потому что рядом стоявший дом превратился в гору строительного мусора.

   "Обрати внимание, - сказал отец, - в то время, когда ты только родился, из окна был виден сосновый лес до самого завода, а теперь целая улица до проходной, за какие-то десяток лет".

   Что-то отец хотел выразить, то ли восхищение, то ли сожаление, - сосновый лес приятнее для глаз, чем ряды хрущевок, но квартиры рабочим нужнее.

   С пуском очередного цеха секретной продукции оставшиеся сосны поржавели, их спилили, посадили тополя, прижились немногие. А рядом с заводом построили онкологическую больницу, около нее росла высокая густая трава.

   Картина "Снег" при минимуме художественных средств завораживала, ели - великаны, духи из потустороннего мира. "Жутковато", - ежилась Елена. "Это густой лес, детка, там всегда страшно, а ты что думала", - объяснял он жене. Ему было грустно: так бы и он сумел.

   С Мадонной происходили странные метаморфозы, чем дальше, тем труднее было находить сходство с молодой Зоей, какой он ее запомнил. Она не тянула на юную ведьмочку, желанную и опасную, она без подтекста, слишком проста. Но почему-то Мадонна не отпускала его, он подолгу всматривался, ничего конкретного, но ему казалось, что уже видел ее, что-то до боли знакомое, если не сказать, близкое и родное, что-то утраченное, от этого испытывал грусть.

   Это был вечер, после очередного скандала с Еленой, выпил, не опьянел, но стало легче, и вдруг всплыла из глубокой памяти Люси с первого этажа, дочь Клавдии и Василия. Была ли она младше его, так и не смог выяснить. Вероятно года на два моложе, если не обманывала, жила с рождения в доме, которого еще не было, когда родился он.

   За ней смотрела старшая сестра, криками и подзатыльниками загоняла домой учить уроки. Люси училась плохо, не совсем нормальная, замедленного развития, - жаловалась Клавдия соседкам: что с нее возьмешь, поздно, чуть ли не в шесть лет, пошла, заговорила только перед школой.

   Старшая была в отца, блондинка, белокожая, с холодными голубыми глазами, смотрела так, будто говорила: и не мечтай, только нервы измотаешь.

   Люси взяла от Клавдии темный цвет лица, черные волосы, широкие брови и ускользающий взгляд.

   Издалека казалось, что у Клавдии вместо глаз темные провалы, что она не смотрит, а подглядывает. Смотрит или нет, видит - не видит, и вдруг улыбка на сурово сжатых губах, будто солнышко выглянуло из-за тучи.

   С люсиных губ не сходила блуждающая улыбка, веки припухшие, будто только проснулась, никакого интереса к крикам сестры. Она выходила из подъезда, не причесанная, небрежно одетая, и тотчас появлялись мужчины всех возрастов: пенсионеры садились на скамейку у подъезда играть в домино, тут же работяги скидывались на бутылку, а подростки громкими голосами привлекали к себе внимание. Пустой двор, и вдруг начиналось движение. Уловить, как это происходило, Петр не мог: ее выходы не привязывались ко времени и были случайными, значит, за подъездом следили. Он тоже следил, выглядывая из кухонного окна, так, чтобы не заметила мать.

   Старшая сестра, как могла, боролась с ее ухажерами: кого-то выталкивала со скандалом из квартиры, кого-то ругала, в чем-то обвиняла, разгоняла толпу взрослых мужчин у подъезда. За ней приезжал Москвич, она укатывала, и наступило затишье. Но вечерами часто случались драки, накопившийся тестостерон надо было выплескивать.

   Вдруг сестра куда-то пропала, сосед и одноклассник Сергей пожимал плечами, наверное, вышла замуж и живет у мужа. Правильно делает, красота красотой, но слабоумной Люське она не конкурентка, пусть живет скучной замужней жизнью. Петр не понял: как можно сравнивать уродку с красавицей. Сергей не согласился: если Люську отмыть и причесать, тогда можно судить о ее красоте или уродстве. Не в этом суть, это разное, как горячее и холодное.

   Петру нужна конкретика: кому она дает, и у кого к ней особый интерес. Интересовался Вовка Рогов по кличке Волк, успел отсидеть срок в колонии, непутевый, жертва собственного темперамента. Сергей советовал на конкурентов не обращать внимания, живет в одном подъезде с ней, какие препятствия? Люська расскажет Волку? Да, она его боится.

   Что это был за день, чем отличался от других, он не помнит, все произошло спонтанно, увидел приоткрытую дверь и вошел в темную прихожую, ступил на узкую полосу света, прислушался, ни шума, ни голосов, протянул руку и наткнулся на плотные шторы. Проще простого, раздвинул шторы и попал в комнату. Обнаженная Люси лежала в ворохе пестрых одеял, смуглый торс был освещен неярким солнцем, голова запрокинута и веки полуопущены, непонятно, спит или смотрит на него. Потянулась, появилась улыбка на губах. Улыбалась ему, или что-то снилось? Он осторожно прилег рядом с сильным желанием коснуться ее, но не решился. Коснулась она, провела рукой по его груди и сказала, не открывая глаз: "Сними", - он не сразу понял, скорее догадался, послушно снял брюки и свитер, остался в майке и трусах и снова лег рядом. Дотронулся до ее груди, и она захихикала, такой реакции не ожидал, не знал, что делать дальше, и почувствовал в трусах ее руку.