Зоя бы поехала за ним и на Северный полюс. Именно такая женщина ему нужна была тем летом, он катастрофически терял слух. Из правого уха текло, Елена ругалась: "Прекрати ковырять пальцем в ухе, прекрати трясти головой, надоело смотреть". Это он слышал, нечетко, но понимал.
Он работал в ресторане "Парус" и в симфоническом оркестре Дома офицеров флота. Старый, рассохшийся контрабас на выброс отреставрировал сам, собственноручно, в мастерской Дома офицеров. Сохранились фотографии с отцом в мастерской. Без него Петр бы не справился.
В майские праздники они давали по два концерта в день классической музыки, вечером джаз в ресторане, он очень уставал, боясь сфальшивить, куда там обращать внимание на окружающих.
На выходе из ресторана его ждали два матроса, что-то говорили, понял только, чем-то недовольны, вдруг один из них вырвал контрабас из рук, бросил на землю и стал топтать. Треск фанеры часто снился ему.
Был суд, матросы извинялись: ошиблись, спутали его с трубачом, к которому ушла девушка одного из них. Петр не получил никакой компенсации. Что-то нечистое в решениях суда, и пусть не рассказывают, что судьи были неподкупны. Отец попал в больницу с сердечным приступом. На этот все закончилось.
Зоя сама подошла, когда он на стройке брал цемент, заплатил немного знакомому рабочему, что-то говорила ему, улыбалась, стройная, беловолосая с темными глазами, жестами показывала, знает, что он музыкант. Он тоже улыбался и повторял: "Я не слышу, я глухой, так получилось, сломали мой инструмент, я не слышу".
Не сразу дошло до нее, а когда дошло, изменилась в лице, зажала рот ладонью и заплакала. Плакала, пока знакомый насыпал цемент, а потом взялась за мешок, помогая его донести до мотоцикла коляской. Петр предложил ей прокатиться. Они уехали в степь, и между поцелуями он говорил, плохо слыша себя, что несвободный, что глухой, безработный, зачем он ей такой. Зачем ей себя обрекать на муки. Когда они вернулись в город, она купила блокнот и ручку и написала по-женски красиво и понятно: "И нисколечко не страдаю, когда любимого обнимаю, и лечу, лечу навстречу раю", как он понял, из ее подростковых стихов.
Он написал мелким почерком, она тоже легко поняла: "Навстречу раю - это здорово!" Почувствовал ее разочарование и дописал: "Я тебя обожаю!"
С Зоей он учился говорить, не слыша себя. Он говорил, она писала в блокноте. Сохранилось несколько таких блокнотов, исписанных тем летом. Догадайся Елена, уничтожила бы. Все, что написано и напечатано, вызывало раздражение, школу она так и не окончила. Петр пытался пристроить ее в какой-нибудь техникум, опасался, что она так и будет сидеть дома, уговорил на краткосрочные курсы страхового агента, вернее не он, а соседка Вера. Но заработков не было, страховать имущество и жизнь - желающих мало, а у Елены не было терпения уговаривать.
Решил с Еленой развестись, она не понимала, чего ему не хватает, а он объяснял, что чувствует себя так, будто по нему каток прокатился. Над плоской степью ветер легко выдувает кислород, дышать нечем, он задыхается. Ну и черт с тобой, задыхается он, если думаешь, что я уеду к родителям, ошибаешься, убирайся сам. Перебрался к родителям, а в июне вдвоем с Зоей поселились на песчаном пляже. Присмотрели вагончик, оставленный строителями, немного заплатили сторожу туристической базы, потом расплачивались вином, Зоя доставала его почти даром. Что строили и почему не увезли вагончик, Петр так и не понял. В море не плавал, чтобы не набрать воды в уши, лежал на песке под зонтом с утра до ночи, порой и с ночи до утра.
Наступил июль, днем в вагончике было душно, металл нагревался на солнце, как в мартеновской печи. Ночью не намного лучше, чуть-чуть тянуло прохладой со стороны моря, но внутри металлического короба не чувствовалось. Ложились на дощатый пол, сон прерывался из-за кошек, казалось, набегали со всей округи, прыгали на их тела, ничего не боялись.
Зоя просыпалась под кошачьи вопли, будила его, и они занимались сексом. Вагончик раскачивался, он опасался, что подпорки не выдержат, и они скатятся в море.
Когда она была рядом, он ни о чем не думал, смотрел на ее загорелое тело в красном купальнике, вспоминал предыдущую ночь и с нетерпением ждал следующую.
На их пляж отдыхающие забредали редко, со стороны турбазы надо было пройти по узкой тропинке над обрывом. А дальше на много километров виноградники. За два месяца, что он тут жил (в июне Зоя приезжала вечером после работы, а июль - законный отпуск), чужих на пляже можно перечислить на пальцах одной руки.
Он понимал, что с наступающей глухотой заниматься музыкой не сможет, надо искать другую работу. У него идей не было, Зоя советовала, на стройку всегда нужны рабочие, медкомиссию прийдет, у нее все схвачено.
Ей хотелось, чтобы он ушел к ней, он колебался, бросить дом, родителей был не готов, оставлять их с Еленой небезопасно для их здоровья, к тому же она могла себе найти мужчину, и вроде кто-то приходил в гости, видели соседи.
Периодически возникала боль в правом ухе, накатывала, достигала пика, все, предел терпению, Зоя давала таблетку, повязывала платок, он клал голову ей на колени, боль утихала, "Ты моя любимая на веки вечные", - шептал он, а она смахивала слезы.
Когда задувал южак, ломило шею, челюсть, всю правую половину головы, пил цитрамон, как и Зоя и мать тоже - универсальное лекарство от головной боли.
В августе Зоя вышла из отпуска, рано уезжала и приезжала, когда уже стемнело, светила только луна, он с фонариком шел на остановку ее встречать. Перед этим окунался в море вместо душа. Однажды, в сумерки, пару раз окунулся, стараясь, чтобы в уши не попала вода, повернул к берегу и краем глаза увидел что-то темное, похожее на змею, она преследовала его, выскочил на берег и оглянулся, если и была змея, то успела нырнуть. На следующее утро вошел в воду в том же месте и, возвращаясь, боковым зрением снова увидел змею. Когда успокоился, подумал, возможно, при закате так воспринимается гребень волны, потому что находится на границе света и тени. Но если предположить, что это не игра света и тени, а змея с ее гладким телом, то ее движение связано с волной и ее скоростью. Он стал входить в воду только по щиколотку, так и бродил вдоль берега.