Странный какой-то, будто сам с собой говорит, она посмотрела на выход, Петр следил за ней, видимо, почувствовал, что надо вмешаться:

   - Не обращайте внимания, у Ефима богатое воображение плюс старческая деменция, путает эпохи, сочиняет много, особенно когда видит красивую женщину, - с улыбкой произнес он.

   Ефим бормотал:

   - Соблазнительная, черт побери, это ножки - пальчики. Бросить за борт такую роскошь? Ни за что, даже если и пойдешь с ней на дно. Ко всем чертям.

   - Вы пожилой, а богохульничаете, нехорошо.

   - Я атеист.

   - Ой! - она втянула голову в плечи.

   - Вот тебе и ой, фейк - ньюс, знаешь, что это такое? Что губы поджала?

   Заныло в желудке, больно от слов, ей больно. Что же он так? Ведь старый, а не боится бога.

   - Вы смутили меня, - только и смогла сказать.

   - Смущаете вы, верующие, а я прост: чего не вижу, того нет. Петр во вселенную верит, ему мозги задурили астрономы разные, но я сомневаюсь. Хотя многое вроде подтверждается, напридумывали колайдеры, телескопы, микроскопы. Мир перевернулся: кого раньше в психушке закрывали, сейчас уважаемые люди, при власти.

   Петр смотрел на нее и улыбался. Ефим пугал, может, сумасшедший, но вот тоже улыбнулся, налил вина, протянул ей бокал. Петр положил на тарелку пирожки.

   Может, Ефим так шутит, а, может, разочаровался в жизни.

   Она вспомнила, как отец однажды намекнул, что ей место в психушке, когда пауки полезли, маленькие такие, птичьи, а он не видел. Никто не видел, а она видела, как голуби по ночам влетали в комнату через открытую форточку. Жарко было, вот и открывала на ночь. Голуби принесли на крыльях мелких, но очень опасных пауков. Замуж бы тебе, - вздыхал отец, а то ведь свихнешься окончательно.

   - Вы кто? - спросила она, чтобы отвлечься.

   - В смысле? - Ефим поднял бровь, лицо перекосилось, если бы не круглые щечки, на классического черта походил бы, каким его рисуют. - Я, милая, много тайн знаю, но разглашать не имею права, никогда и никому.

   - Разве есть такие тайны? Я вам не верю. А Петр кто? Наверное, был учителем.

   - Я же сказал, романист. Видишь, папки до потолка? Все он написал, целый завод, но продукта пока нет. В процессе, завод работает, а романа все нет, - он развел руки, - но будет, все впереди. Есть шанс тебе попасть на страницы. Хочешь, он напишет про тебя "Анну Каренину?"

   Сумасшедший, Хельга не выдержала и широко перекрестилась. Петр тревожно смотрел на них, наконец, вмешался:

   - Ефим, не пугай девушку, доставай термос и наливай чай.

   Ефим засуетился, вытащил из сумки термос, большой, литра на два, Хельга тоже засуетилась, прошла за камуфляжную занавеску, стала мыть чашки, протирать бумажными салфетками. Но к ней приковылял Петр, осторожно взял под руку и сказал:

   - Пожалуйста, отдохните с нами, стариками.

   Чай понравился, густо заваренный, сладкий, хорошего качества. От вина ее разморило, голоса доносились то издалека, то рядом, как гудение пчелы, облетающей цветущий сад. Скорее бы лето.

   Деды из далеких мрачных времен молодости ее родителей, как они тогда выживали, страшно подумать. Мамочка жаловалась, отец всегда такой реактивный был, нет, чтобы помолчать, лез на рожон, не увольняли, нельзя было, но платили мало. Повезло ему, безбожнику, потому что мамочка святая была. В девяностые нельзя было на улицу выйти, убивали без суда и следствия. Прошли те времена, прошли и не вернутся, кто умер, кто погиб, а кто постарел.

   В девяностые она была еще молодая, тогда вышла замуж, родилась Майя, ни с чем таким не сталкивалась, огорчил только развод и предательство мужа. Но люди говорят, фильмы про бандитов показывают.

   Помнит, однажды, когда прогуливалась с коляской по побережью, приехало много легковушек, одна за другой, тонированные стекла и еще гудки, - повернула домой. На следующий день узнала, стрелку забили, ни в кого не стреляли, но раз приехали, теперь будут наезжать. Она изменила маршрут прогулки.

   Осторожная была и много молилась. Батюшка взял ее в лавке торговать и обеды готовить. Немного платил, совсем мало, пришлось искать другую работу.

   Семь лет ночами дежурила у Коцо, фактически на улице, будка не защита, и ничего не случилось. Правда, всегда боялась: если хлопала дверь от порыва ветра, душа замирала.

   Хорошо ничего не делать, сидеть, слушать или не слушать, и денежки в кармане. Слава богу, ангел - хранитель помогает, и дочка и внучка здоровы. Предлагала дочери помолиться, попросить материального благополучия, та ответила: твои молитвы напоминают новогодние открытки с пожеланиями счастья, любви и денег побольше.

   Ефим зажег фонарь, она опять посмотрела на обнаженную женщину.

   - Лицом на вас похожа, - улыбнулся Петр, она почувствовала жар, наверное, щеки покраснели, - Это Мунк, норвежский художник.