Петр считал, что время Сань ушло, вымрут, как когда-то неандертальцы. Единственная его заслуга: образованная дочь, окончила местный университет, но по специальности не работала. Устраивалась ненадолго, родила дочь и теперь ее воспитывает.

   Ефим посмеялся: жадный до денег и рабского труда Саня - наше будущее. И как в воду глядел.

   Елена застучала по трубе, мир ожил. Стук не прекращался, пора за чаем, сдвинул гири, приоткрыл крышку, заглянул, дочери не видно, спустился, Елена протянула тетрадь с записями отца. Откуда? Когда он выставил на крышу макулатуру, тетради не было, только газеты. Алиска нашла в старых бумагах, значит, проникла в мансарду и рылась.

   На обложке рукой отца: "Дедлих Ф.Т. "Моя жизнь и труд", открыл тетрадь, чернила на первой странице побелели от сырости, смог прочесть отрывками: "...не только бюрократия и волокита, но и мошеннический способ обмана всех вышестоящих ... аргументы против меня вымышлены и абсурдны с целью дезинформации...", посмотрел на Елену.

   - Что-то интересное? - спросила она.

   - Ерунда, возьму, почитаю. - Он прихватил чайник и стал подниматься по лестнице.

   Она замахала руками, широко открыла рот: визгливые всполохи, ох уж эти женщины, такие непоследовательные: зачем давала, если не хотела? Если давала, значит, хотела, тьфу, от Ефима заразился.

   Приоткрыл дверь мансарды, проверить, стало ли теплее на улице, увидел Веру, обрадовался, помахал ей, она тоже махнула, но слабо, не похоже на нее, сгорбилась и мелкими шажками двинулась к крыльцу.

   Хлебнул чая и встал у окна, чтобы лучше видеть, в середине тетради текст хорошо сохранился. Корявый почерк отца прочитывался легко, привык уже.

   "В 1915 году солдатки, проживающие на горе Табакиновка, обратились в волость построить колодец на этой горе. Мужья на фронте, дома дети, корова, носить на коромысле воду почти полкилометра в гору тяжело. А если гололедица, как коровам спускаться и подниматься.

   Группа женщин и поп Антоний нацепили на грудь иконки, и волость выдала документы жаждущим.

   Там, где отец взялся рыть колодец, техники безопасности тогда не знали, поставили будку с иконой, и горела лампада. И еще нас кормили.

   Отцу по договору барин Миричанский должен дать стельную телку и 30 пудов кукурузы зерном. У нас семья большая, детей 16 человек. Нам помогал брат отца Федор, но весной 16ого его забрали в царскую армию. Отец копал один, другие боялись лезть в эту глубокую могилу.

   Колодец закончили осенью 1916 года. Но барин отказался платить за работу по той причине, что мало воды в колодце. Этот колодец и сегодня работает.

   Нас ждала голодная смерть. Отец пригрозил барину топором - за это полагалась ссылка в Сибирь, поэтому стал скрываться в лесу. А мы, дети, пошли по миру.

   Мать отрезала нам по куску хлеба и вручила через порог. Это для того, чтобы не возвращались домой. Мне было 7 лет, я ушел на станцию. Как жил, опустим это.

   Федор проявил себя в штыковом бою и взял в плен мадьяра. На этом основании пришло отцу помилование.

   Мама меня нашла на вокзале в третьем классе. Там крестьяне ели, и можно заполучить корку хлеба, или дыню, или арбуз".

   Петр скорей почувствовал, чем услышал звук лопнувшей струны, в затылке нарастало напряжение, перекинулось на виски, пытка обручем, он зажал уши, чтобы не слышать мать.

   Грохнула гиря, звука не было, только движение воздуха, стука по трубе не последовало, - иногда Елена предупреждала, что дочь на подходе. Автоматически прикрыл папку подушкой. Как Зоя обещала: надежный, сталинской закалки коммунист Ефим Охрименко не подвел. С трудом переступил порог, поморщился, ноги болят, доплелся до табурета, сунул таблетку под язык, немного отдышался и стал вытаскивать из пакета еду: хлеб, вино, жареная курица в одноразовых тарелках, коробка конфет, - паек от внучки Марины.

   - Спасибо, но зачем так много, - говорил Петр, отыскивая слуховой аппарат.

   Аппарата нигде не было, вдруг вспомнил, что положил под подушку, теперь под папкой. Пристальный взгляд Ефима, он в курсе, что Петр искал черную папку, но не спросил, громко заговорил:

   - Зоечка разволновалась, иди да иди, вдруг с ним что случится. Электричества нет, телефон мог разрядиться, - повторил для верности: - Я говорю: Зоя кипиш устроила.

   Петр услышал, аппарат не разрядился, заулыбался:

   - Она такая, сколько знаю ее, заботливая.

   - Разумная, правда, по-женски. Впрочем, и царица Екатерина бывала просто женщиной.

   Петр кивнул, хорошо это или нет для России, тема для дискуссии, хотя считает, раз природа женщин такая, о чем спорить, лишь бы это бабское нечасто проявлялось.

   Он разложил Зоины соленья по тарелкам, открыл бутылку Каберне, и они завели неспешный разговор, два пенсионера, - некуда и незачем спешить.

   Ефим в этот раз больше молчал, что случалось нечасто, но Петру не забыл выразить сочувствие: сломал ногу - не повезло, но повезло, что не шейку бедра, - в нашем возрасте вероятность высокая. Зоя рассказывала, так кричал, так стонал.

   Петр подтвердил:

   - Боль адская, вкололи болеутоляющее, и вдруг вернулся слух, еду в такси и озираюсь, даже уши зажал. Не так, чтобы ясно и четко, но все слова слышу. Странно и удивительно.