В следующее дежурство история повторилась, Хельга открыла ворота, пока лимузин въезжал во двор, вернулась на пост и увидела, что следом за девицей в золотистой куртке выползла Ира в черном костюме и понесла в подвал тяжелые сумки и сетку с картошкой. Чистить приехали, - догадалась Хельга. В куртке - дочь, Зоя говорила, что она - студентка. Из лимузина вылез Иван Иваныч, сверху видна блестящая лысина, а по бокам уши - бугорки, будто рога проклевываются. Поднял голову, глаза в тени, как в темных очках. Такой способен затопить подвал, чтобы скрыть следы преступления. Ей стало страшно за женщин.
Он спустился вниз, через некоторое время Ира поднялась по ступеням, увидела ее и разочаровано спросила:
- А разве не Зоя сегодня работает?
Хельга поняла, рассчитывали на Зоину помощь. Ее не попросили, не своя. Конечно не своя, нечисть чует святость.
Под утро они уехали, а ей приснился бородач с настороженным взглядом, как у Иван Иваныча. Ростом маленький, усохший, в костюме большого размера, плечи широкие, ноги короткие. Курит и прикрывает сигарету ладонью. Кажется, что дым идет из рукава. Заговорил голосом бывшего мужа: "Что уставился? Женщин не видел? А, задумался. Нормальные мужики не задумываются".
Не поняла, к кому обращается, и вдруг из темноты вышел ее умерший брат. Маленький мужичонка исчез, муж, одетый по форме, в фуражке, обратился к брату: "Развелись, коты - кастраты, дела делайте, а не сидите пеньками".
Помнит, весной приснилось, степь тогда уже расцвела, а запомнила, потому что в апреле бар был продан. Что-то с документами не в порядке, обнаружилось при переоформлении. Тогда заморочек было много, Хельга с отцом тоже переоформляли документы на квартиру и получали российские паспорта - особая гордость, это вам не синие корочки с трезубцем, это Россия. У Хельги до сих пор, как слышит это слово, слезы наворачиваются на глаза. На что черствый отец, и то пробило на слезу в день референдума.
К Иван Иванычу стоит приглядеться повнимательнее, дочь отправили учиться, он свой долг выполнил, почему бы не найти женщину по душе. Хорошую, правильную женщину.
Уговорила себя, позвонила Зое и согласилась приехать, надо выручать, но может задержаться, пусть подождут.
Утром повезло: на час раньше пришла Люся, выдала щедрой рукой просрочку и отпустила домой. Хельга накормила Юлу и передала ее соседке вместе с йогуртом.
Дежурство начиналось в шесть вечера, нагрузилась так, что еле тащила две сумки: в одной туго свернутое теплое одеяло и подушка под спину, в другой свитер и шуба, пахнущая Пушком.
Пропустила неимоверное количество переполненных маршруток, решила брать штурмом, люди возмущались, - намучилась с этими сумками. На выходе чуть не оставила ту, что с шубой. Какой-то мужчина помог, выкинул прямо в лужу, и на этом спасибо. Снег почти весь растаял, сыро и холодно.
В хозблоке на столе белела записка: "Прошу починить чайник!!!" - крупным зоиным почерком. Хельга переменила сапоги на отцовские утепленные ботинки, достала одеяло и подушку и уже примеряла шубу, вошла бухгалтер Татьяна в куртке нараспашку, полная, широкоплечая с большим животом и маленькой грудью. Приятное круглое личико, сестра Ивана Иваныча или нет, неважно, - обычно улыбается, сейчас серьезная, но настороженности не вызвала. В хозблоке сумеречно, возможно, показалось, что Татьяна с завистью посмотрела на хельгину фигуру: тоже не худышка, но грудь торчком и заметная талия сглаживают излишки жира в других местах.
- Не надо больше приходить, - тихо сказала Татьяна. - До Хельги не сразу дошло, ведь она ничего плохого не ждала. - Пойдемте, я вам заплачу за смену.
- То есть, вы меня увольняете?
- Да, по распоряжению Иван Иваныча, - говорила спокойно, не впервые, что ж, случается.
Вышли на свет, лицо Татьяны непроницаемое, поднялись на второй этаж в бухгалтерию. На стене перед входом табличка: "Пост номер три".
Ира сочувственно посмотрела на нее:
- Вы уж извините, Зою вы не устраиваете, она у нас старейший работник, мы не можем ее уволить. За расчетом приходите в понедельник, - повернулась к Татьяне: - Не забудь дать объявление в "Курьер".
Что говорится, не пришлась ко двору. А еще пирожными кормила.
Вещи в сумку не помещались, отчаялась, хотела оставить, кое-как засунула, руки дрожали, обидно, неужели не могли заранее предупредить, как-то все ненормально.
Дома расплакалась, Майя обняла ее.
- Мать, ты что? Уволили? Но ведь мы не голодаем. От деда остались деньги, на одни проценты можно жить.
Хельга тяжело вздохнула.
Поздно вечером легла спать, но уснуть не могла, терраса с круглым столиком и плетеным креслом не представлялась. Зато возник дикий пляж из детства, она плавала наперегонки с братом, потом пекли картошку на костре, отец пил водку, морщился и запивал домашним квасом собственного приготовления. Пил и нахваливал, наливал всем, но Хельга отказывалась, не нравился бледно-желтый цвет, как моча.
Утром разбудила Зоя.