Взглянула на часы, до утра еще далеко, протянула ноги, укуталась пледом и увидела маму: она протягивает руки и улыбается, а вокруг ковыль серебрится, волнуется. Разбудил звонок, раздраженный голос Зои:
- Расписание будем кардинально пересматривать. Я могу работать только днем. Старик - сердечник ни в какую, ночуй и все тут. Скоро родственники приедут, а пока подежуришь за меня, заплачу хорошо. Дед заплатит, - уточнила она.
- Однорукий?
- Нет, другой, щедрый, мне деньги дал на плитку в ванной. Ваня мастеров нашел, уже договорился.
Пока соображала, кто такой Ваня, чуть не забыла о главном:
- Но я не могу, вы же знаете, дежурю в магазине. Некому заменить, был бы жив отец.
- Как хочешь. Придется с Коцо разговаривать.
Послышалась угроза, или показалось, на душе стало тревожно, хотелось спать, закрыла глаза, но даже терраса не всплывала, только пол, а на нем багровый силуэт скрюченного человека.
Если Коцо, то серьезно, он делает, что диктуют Ирина и Зоя. Хельга крестится, шепчет молитву, не может ни на что решиться, третья ночь не дома в такую погоду доконает ее. Если заболеет, Марат платить не будет. В центре платят половину зарплаты, она болеет нечасто, да еще не забывают о премиях к праздникам и традиционном наборе к Новому году: коробка конфет и шампанское в пакете с логотипом их центра: белые буквы к-о-ц-о на сером фоне. "Не хватает красного пятна", - сказала Майя. Хельга не согласна, но не спорит.
О подарках хлопочет Ира. Иван Иваныч не вдается в такие подробности.
Хельге кажется, что отношения супружеской пары не такие, не теплые, вряд ли там сохранилась любовь, поэтому он такой угрюмый и молчаливый.
Первое время, как устроилась сторожем, думала, что Коцо из бандитов, настоящих, сидел, вышел, построил культурный центр. Не похоже, возражал отец, уголовники предпочитают другое строить, тот же магазин или гостиницу. Но он чего-то боится, с кем-то что-то не поделил, с кем-то не рассчитался, налетят в ее смену, не пощадят.
Что-то в этом культурном центре нечисто, неправильно, - делилась она своими предположениями с отцом. Ведь не военный объект, зачем фонари и прожектор, сколько платить за одно только электричество. Если опасно, пусть выдаст оружие. Стрелять она умеет, в молодости служила в части недалеко от дома матросом, на складе приема и выдачи военной формы, надышалась запахами, но другой работы, кроме уборки в гостинице летом и торговли не было.
Отец предположил, что в канцтовары могут залезть токсикоманы за клеем. Майя возразила: клей - вчерашний день, детишки сейчас при деньгах, могут себе позволить что-то поинтереснее.
Хельга согласилась с ней, как-то забрела в центр города, проголодалась, зашла в кафе, цены нереальные, и одни дети, даже не подростки еще. Не по себе стало, как если бы в ее квартире оказалась стайка обезьянок. Хорошеньких таких, но им лучше на природе резвиться, а не накачиваться пивом и коктейлями.
Клей нюхал Леша, одноклассник Майи. Худой, бледный, то рука, то нога в гипсе, подолгу хромал, вырос, сходил в армию, сейчас ничем не выделяется, всегда здоровается, Хельга не сразу узнает.
Зоя объяснила, еще при Украине было, что доход Иван Иваныч получает в основном от аренды помещений. Сомнительно, не поверила Хельга, - сколько тех денег можно получить от психологов и руководителей кружков подготовки к школе. Родители на своих детей денег не жалеют, но не настолько, чтобы содержать весь этот шикарный двор и здания с башенками в готическом стиле как объяснила Майя.
Дочери не нравится архитектура наших храмов, ей подавай соборы со шпилями. Монашка успокоила: еще не время, все придет, а ты молись. Когда она пришла первый раз, велела выключить свет и зажгла свечу, молилась долго, и Хельга верила, что поможет, что отец еще поживет, все будет хорошо.
Монашка молилась, а он лежал тихо.
Хельгу все мучили источники доходов Иван Иваныча, возможно торгует наркотиками или оружием или продает человеческие органы. "Перестань, - злился отец,- чего тебе, как хочет, так пусть и зарабатывает, платят каждый понедельник, радуйся". - "Неправильно все это", - отвечала она, но ничего конкретного, ни одного факта. С Зоей сомнениями не делилась, донесет, уволят, - любопытных не любят. Уборщица Вика объяснила, что Иван Иваныч был прапорщиком, вышел на пенсию и вот, раскрутился. А сколько их, отставников, с пузами, сидят по домам и в телевизор пялятся.
Бывший муж, с пузом, любитель пива под телевизор, всегда был доволен собой, а владелец усадьбы Иван Иваныч на благополучного не похож. Дерганый, спросишь о чем-нибудь, вздрогнет, посмотрит невидящим взглядом, а сам думает о своем. Поворачивается и уходит, ни здрасьте, ни до свидания. Приезжает на своем шикарном лимузине, как говорит Зоя, и роется в снегу под деревьями, ищет орехи. Зоя тоже роется в снегу, тоже подбирает или сбивает с веток. Ивану нравится ореховый торт, - объясняет она.
Торты пекли внизу, в подвале, и еще булочки и пирожные, - для бара, где-то на окраине. Но зимой посетителей мало, как-то удается договориться кормить экскурсионные группы или предоставляется зал для свадьбы или юбилея. Тогда Коцо ранним утром привозит смешливую Катю - повариху. Иногда она готовит с вечера. Окна выходят на другую сторону, света не видно, Хельга пугается, когда неожиданно Катя поднимается к ней с горячими пирожками, но только если нет хозяина. Их надо быстро съесть, чтобы не увидел, он появляется неожиданно, без предупреждения, в любое время суток.
Как-то среди ночи разбудил звонок, пришлось открывать ворота, во двор медленно въехал хозяйский лимузин с дальним светом, гранит зловеще заблестел, как кровь на скотобойне. Из машины выпрыгнула юная девица в золотистой куртке, чем-то недовольна. Он ласково так уговаривал, солнышко, потерпи, все будет, как ты хочешь, но надо подождать. Ага, любовница, подумала Хельга. Вот почему угрюмый, боится, что жене донесут. Факт любовницы успокоил, тайна раскрылась.
