Женщина взглянула на Хельгу, что-то поняла, взяла Анатолия под руку и сказала ему с улыбкой, Хельга не услышала. "Отстань!" - грубо произнес он и выдернул руку. Женщина повернулась и вышла из магазина. Как в ускоренном показе: счастье (отец говорил, что счастливы только наивные дурочки) - разочарование (без веры, без надежды, постылая любовь, никого не обманешь) - уход (хлопнуть дверью, конец фильма).

   Хельга не переносит хамства, поэтому ушла от мужа, не прощала отцу, ушла бы тоже, но некуда. Поэтому не пожалела, что Анатолий женатый, что ж, найдет себе другого.

   Когда от человека ничего не нужно, складываются легкие доверительные отношения, так случилось с Анатолием после сцены с его женой. "Что это значит?" - спросила Майя. "Не подведет" - "Как будто ты, мать, президент". - "Ты не понимаешь, он мог бы украсть и обвинить меня". - "Ему никто не поверит, нам за глаза просрочки хватает, не успеваем съедать".

   Просрочка держит, иначе бы не выдержала скакать с одной ночной работы на другую в любом состоянии, даже при высокой температуре. Кошка у подъезда всегда встречает ее, вон как отъелась молочкой и рыбными консервами, что вдоль, что поперек, шар из меха. Юла тискает, а кошка терпит.

   Хельга спит в подсобке в двух креслах в окружении бутылок с минералкой и сладкой водой, пей, сколько влезет. Не пьет, чтобы в холодный туалет не бегать.

   Так хотелось спать, что уснула почти сразу, укрывшись пледом. Но вскоре проснулась, почудилось, что за воротами кто-то прячется, кто-то лезет через забор, в том месте, где раньше была пустошь, а сейчас вырыли глубокую яму под фундамент. Вспомнила, что она не в будке. Но сон вещий. Гора желтой земли выросла до второго этажа. То, что скрывается под землей и под водой, ее пугает. Страшные чудовища, разная нечисть, недаром ад внизу. Монахиня предупреждала, что бесы могут влезть по трубе через унитаз, поэтому крестится перед дверью туалета.

   Отец лежал и все слышал, когда монахиня уходила, требовал, чтобы ее больше тут не было.

   Что она могла? Бессонные ночи измотали, некому было помочь: дочь уехала на пленэр, внучку отправили к свекрови. Вот и прислали небеса помощь в лице монахини Варвары, если бы не она, Хельга бы не выдержала. Плохо, что отец не дожил до пенсии, ведь монахиня обещала, что будут еще две пенсии. Что уж тут, молилась на совесть, не жалела себя. Недешево стоили ее молитвы. Бог ей судья. За неделю до смерти отца исчезла, как не было.

   Отец умирал долго и страшно. Соседка Анна не выдерживала его криков, стучала по трубе. Хельга прибегала к ней, вдвоем вызывали скорую. Приезжали, ставили укол, ночью опять кричал. Снова вызывали скорую, ставили укол, успокаивался до утра. Хельга просила положить его в больницу, но ей отвечали, чего вы хотите, от старости лекарств нет. Так и умер без диагноза. Когда вспоминает об этом, дочь злится, двадцать первый век, неужели ничего нельзя было сделать?

   Вопросы без ответов. А бывают ответы без вопросов? Это как советы давать, когда не спрашивают, - страна советов.

   Плохо, что ссорились перед его смертью. А ведь зажили дружно, отец жалел ее, особенно когда она стала убирать часть дороги вдоль забора, осенью, потому что Оксана отказалась после того, как Иван Иваныч облил ворота вонючей жидкостью, Маркиз чуть не умер. Хельга мучилась, но работала, боялась, что иначе ее уволят. Тротуар и дорога были усеяны листьями с тополей, она их сгребала и складывала в черные пакеты, вывозил сам Иван Иваныч, не лимузином, а авто попроще. Отец уговаривал уволиться, когда она жаловалась на боль в пояснице, найдем что-нибудь ближе. Но Хельга привыкла и боялась что-то менять в своей жизни. Он особо не настаивал, сам такой же был. Лучше терпеть, чем менять.

   Подметала после ночи, проведенной в будке, поясницу схватывало так, что не могла выпрямиться, доплачивали, но все уходило на лекарства. Спасла русская весна, теперь уборкой занимается городская служба. Иван Иванычу приходится платить много, но порядка стало больше.

   Почудилось, или в самом деле кто-то ходит по крыше. Кому нужно? Со стороны сарая доносятся голоса. Но всех заглушает Оксана, протяжно и ласково зовет своего Маркиза. Голос благозвучный, для храмового пения, но под него жутковато просыпаться. Она открывает глаза и видит пластиковые полторашки на боку, сложенные как дрова, и не рассыпаются: опыт - объяснил Марат.

   Только задремала, кто-то позвонил у ворот, или Иван Иваныч или кому-то срочно нужны документы, вскочила, наткнулась на гору, бутылки врассыпную. Чертыхнулась, схватила сумку с телефоном, не случилось ли чего дома, нет, светился номер Зои.

   - Привет. Спишь?

   - Уже нет.

   - Приходи сегодня на замену Надьки. У нее высокая температура, лежит в лежку. А я занята.

   - Не знаю, - тянет Хельга, ищет предлог отказаться.

   - Знаю - не знаю, приходи и все. Мне не разорваться, один в лежку, встать не может, у другого по ночам сердечные приступы, надо быть рядом. А тот, который вроде согласен, хоть сейчас в ЗАГС, ревнует, ему тоже нужно внимание. И еще друг ногу сломал. Мне не разорваться.

   - Майя вечером будет занята, с внучкой надо сидеть.

   - Соседка посидит.

   Зоя отключилась, а Хельга попыталась сложить бутылки, но не вышло, раскатывались, руки тряслись, плохо соображала от недосыпа. Спать третью ночью подряд не дома, да еще в холоде, так и заболеть можно следом за Надеждой. Зое это не грозит, она на особом положении, днем сидит в будке, сверкая золотыми сережками и кольцами на толстых пальцах, ночью спит на диване в хозблоке. Там сторожа переодеваются, там теплее, потому что металлическая дверь плотно закрывается, и включен электрочайник. Чайник раз в неделю, а то и чаще, сгорает из-за дряхлой электропроводки. Ира ворчит, но покупает новый. За этим строго следит Зоя. Чаепитие святое, она бродит с чашкой крепкого зеленого чая между деревьями или по тропинке от сарая к бывшему магазину канцтоваров, на гранитные плиты сейчас старается не ступать, чтобы не поскользнуться. Чашку оставляет то на бордюре, то на ступеньках будки, - знак того, что присутствует, даже если ее нет, значит, скоро появится. Иногда к чаепитию присоединяется Иван Иваныч. "Хозяин" - называет она его с интонациями восхищения, радости встречи и сочувствия. Такая она, позитивная, вот только непонятны материнские нотки. Нет, не родственница, - отрицает она и загадочно улыбается. Неужели то самое? Хельга представляет толстую Зою и Иван Иваныча, оба голые, лежат на диване в сарайчике - бесовское зрелище, даже копыта мелькают, даже рожки проклевываются на его лысине. Фу, гадко, грех какой, но от картинки тепло растекается по телу, сколько лет живет без мужчины.