Заявление

   "О необоснованной задержке выплаты мне вознаграждения".

   Имейте совесть, вышлите мне хотя бы удостоверение как наследственный документ сыну".

   1977 год, отец уже жил здесь, и они были единой сплоченной командой, противостоящей женской анархии.

   Петр знал, что отец вел переписку с Москвой и заводом, советовался с Ефимом как юристом, хотел, чтобы ему заплатили по авторским удостоверениям с 1956 года. Ефим отказался: "Дед, ты опоздал. Так не бывает, чтобы затаился, вылез, когда стало неопасно, пенсионер, не уволят, и захотел в дамки". "Посмотрим", - ответил отец.

   "Не обращай внимания, - посоветовал ему Ефим, - старческий маразм, у них есть целый отдел работы с письмами, сам понимаешь, нормальные люди писем не пишут". -

  "То есть как? А почта для чего?" Ефим пожал плечами.

   На двадцать восьмой странице переписка закончилась. Петр перелистывал чертежи и описания, обещая себе потом разобраться, остановился на оглавлении: "Мои предложения для улучшения жизни всей страны"

   "Я предлагаю новым генеральным секретарем КПСС назначить женщину. Поясняю: женщины живут дольше мужчин, они скромнее по своей природе, отсюда экономия на похоронах. В масштабах страны огромная сумма, которую можно разумно потратить.

   О ком слагают песни? О любимой. О ком рассказывают анекдоты? О тещах. Про тестя я не слышал. Памятка мужчинам: наблюдать за женщиной и действовать на опережение. Скорость и сила спасут нас от порабощения".

   Резко потемнело, читать невозможно, Петр лежал и думал: отец их всех провел, миллион - фигура речи, чтобы не мешали писать, то есть водить ручкой по бумаге.

   Мать ругала отца: переехали не для того, чтобы он занимался писаниной, а вместе гулять по Приморскому бульвару, дышать морским воздухом, ходить в кино, - райская жизнь пенсионеров. Но он отмахивался: если женщин слушать, мы бы не выбрались из пещерного периода.

   Для писанины, как говорила мать, был выделен угол полированного стола с хрустальной вазой на крахмальной салфетке с вышитыми анютиными глазками. Для отца было постелена газета, но он часто переходил границу и мял салфетку. Иногда возмущался: в доме, построенном на его деньги, ему не было места.

   Это случалось нечасто, но вводило мать в шок, и она безропотно убирала салфетку с вазой, заодно шерстяной ковер с пола, чтобы он мог спокойно проходить в комнату в любой обуви. Отец не выдерживал и просил все вернуть на место. Он ценил домашний уют. Петр подозревал, что это был его пунктик, поэтому не разрешал матери работать. Она уволилась после его рождения и на Урале не работала ни дня. Знакомым объясняла, муж не отпускает на работу, потому что ревнивый, на что отец отвечал: Мура всегда мечтала сыграть роль Анны Карениной. Скорее Дездемоны, - думал Петр.

   Отец нырял в прошлое, как в море с глубоководными обитателями и дном, усеянным ракушками. Друзья Петра устраивались в торговый флот, кроме денег привозили кораллы и экзотические ракушки. Отец восхищался ими, надо же, как природа устроила, чем глубже, тем затейливее. Мать не считала их украшением гостиной, предпочитая хрусталь. Зато кораллы и ракушки скапливались в гостиной Петра, Алиса их продала. Продавала все, что плохо лежало.

   Грохнула гиря, кто-то из своих. На всякий случай сгреб листы и сунул папку под подушку. Прежде чем открыть, зажег свечу.

   Зоя с рюкзаком за спиной тяжело переступила через порог, сбросила ношу на пол и задвигала накрашенными губами.

   - Сегодня ты поживее, быстро мне открыл. Голодный? Ничего не вижу, фонарь только на улице, во дворе темень, с трудом поднялась к тебе. Мне некогда, вот тебе еда, вино, две бутылки, мед, закусь. Твоя молчала, может, померла. - Он пожал плечами. - Я договорюсь с кем-нибудь из напарниц, будут тебе помогать, Коцо обещал платить, - она протащила рюкзак до стола, споткнувшись о коробку, накрывшую гири, и повернула к выходу.

   Дождался, когда Зоя вышла за калитку, проследил, как она брела по скользкой дороге, опять похолодало, открыл Каберне, жадно выпил, налил еще.

   Зойка утомила. Что-то в ней было такое, героическое, нет, скорее, шалая, быстрая в молодости, скорая на ногу. Куда делось, карикатура, но все та же шалая, непонятно, чего ожидать от нее, каждый раз новое.

   Жена предсказуемая, может, поэтому не бежал от нее, потому что терял слух, сюрпризы ни к чему. И еще жена никогда, почти никогда не жаловалась. Кричала, обличала, но на жалость не давила.

   Оскал буржуазии

   Смена в магазине начинается в восемь вечера, можно приходить и к девяти. Время было поспать после ночи, но день прошел бестолково, хваталась то за одно, то за другое. Взялась прятать в шкафы одежду, хлам по всей квартире, даже с холодильника свешиваются юлины колготки, - кое-что убрала и вспомнила, нужна теплая одежда для будки, вытащила сложенное, нашла старый свитер и кроличью шубейку с кошачьим запахом. На ней любил спать лохматый и дымчатый, под цвет шубы, Пушок. Его не стало еще при маме, даже отец переживал.

   Майя убежала на пять минут, но задерживалась, Юла хныкала, ждала маму, попросилась к Анне, там интереснее. Хельга полистала альбомы для рисования, Майя старательная, но пока не проявила себя, только копирует. Все впереди, талант раскроется, расцветет, картины будут покупать, жизнь наладится.