Петр смотрел на Тамару, некрасивая, но взгляд добрый, - даже что-то почувствовал, даже подумал, что ей жить одной, взяла бы его с собой в город, где родился и вырос. Подумал, не опрометчиво ли Елене отпускать его одного, если Тамара ему не сестра и, вообще никакая не родственница.

   С Тамарой они родились с разницей в год, сначала она, а потом он. Александра скоропостижно умерла, Тамара еще в школу ходила. Петра считала родным братом по отцу. А Петр? Кем он считал Тамару, сам не знал. Запутанная история. Это сейчас она легко распутывается генетической экспертизой.

   Отец ни в чем не сомневался, Тамара его дочь и точка. Кто не согласен, тот контра. Отцу все было ясно, он бы и сейчас не стал проводить экспертизу. Уже взрослому Петру пытался объяснить, почему вся эта генетика не имеет смысла: он мог быть отцом, раз мог, то и было. Александра - пламенная коммунистка, остальное не имеет значения. Петр поправил отца: революционерка, тот подумал, кивнул, принимает.

   Александра пропала вскоре после войны, исчезла, думали, нет в живых, потом прислала письмо, что мотается по городам и весям, где-то окопается, сообщит. Города она часто меняла: Николаев, Херсон, Кривой Рог, Жданов, потом Ивдель, там и похоронена. В Ивдель не хотела, ее привлекали промышленные районы, тянуло к рабочему классу как настоящую коммунистку. И жильем ее всегда обеспечивали.

   Приезды Александры из Ивделя совпадали с праздниками и снегом. Дочь с собой не брала, поселялась в комнате Петра. Он перебирался в родительскую спальню, смежную с гостиной, долго не засыпал, прислушиваясь к застольным разговорам.

   Обычно за праздничным столом собирались главный прокурор города и главный редактор местной газеты с женами. Но если приезжала Александра, никого не приглашали. Мать не готовила в зеленом тазике винегрет, не было холодца и селедки, накрытой кольцами лука, на стол ставилось большое блюдо с кусками мяса и вареным картофелем и разные сорта колбас, веером разложенные на тарелках. И сало - мать держала его на балконе, тонко резала, получался розоватый цвет.

   Салаты из квашеной капусты ели только родители. "Трава - не еда для человека", - комментировала Александра, пила только водку и почти не пьянела. Отец сидел во главе стола, а рядом с ним любимые женщины, мать ближе к двери. Бывало, Петр садился с ними за стол и видел, как отец пьянел, взгляд его тяжелел и задерживался на матери. Она в ответ смеялась и обращалась к Александре:

   - Как тебе нравится пьяный Федор?

   - Совсем не нравится, ведь ты пил меньше меня.

   Его лицо расслаблялось, и он говорил:

   - Виноват, исправлюсь.

   Он никогда не перечил Александре. Прикажи она выпить яд, выпил бы без колебаний.

   Петр лежал на родительской кровати и слушал, как в неразборчивый бас отца вплетался хрипловатый голос Александры, звон бокалов, тихий материнский голосок, но недолго, отец перебивал, и потом они пели, мать громко, фальцетом, Александра глубоким сопрано, отец басил, в целом звучало чувствительно. Какая-то щемящая прелесть исходила от бесхитростных украинских песен. Когда Петр слышал: черный ворон, я не твой, - то знал, концерт завершался.

   Он с подросткового возраста хотел писать романы, поэтому и выбрал юг, где природа и погода, где море, романтика и где творил Александр Грин.

   Первым будет роман о любви подростка к учительнице литературы (на личном примере). Следующий роман - эпопея, набрасывал еще в школе, прислушиваясь к разговорам родителей, мечтал по крупицам воссоздать их прошлое.

   Мать шила платья для знакомых женщин, так она зарабатывала, Петр присаживался рядом с альбомом для рисования и слушал о том, что отец сначала жил с Александрой в Харькове. Он был инженером, Александра на партийной работе, часто уезжала по делам, оставляла его одного. Чтобы Федор не загулял, познакомила его с семнадцатилетней Мурой, младше Александры на шесть лет. Сохранилась фотография матери: юное лицо, белозубая улыбка, ямочка на щеке и толстая коса, перекинутая на грудь. Несколько лет жили втроем, Александра не любила заниматься бытом, к тому же Мура хорошо шила.

   Он верил, что мать искренне радовалась приездам Александры, с дочерью или без нее. Но в последний раз после их отъезда случился скандал, мать высказалась, наболело. Петр узнал, что при рождении Александру назвали Фросей, потом это имя трансформировалось в Евгению, потом еще как-то, уже не помнит, пока не остановилось на Александре.

   Возможно не тогда, а позднее, Петр мог ошибочно совместить события: настроение всегда спокойной матери изменилось, отец возвращался поздно, она что-то злое ему говорила в прихожей. Дома стало неуютно, холодно до дрожи. И сумеречно, ему казалось, что лампочки не так ярко светят.

   В то же время в ванной, где титан по субботам нагревался дровами, появилась резиновая груша и кружка с горьковатым запахом лекарства.

   Титан затопили не в субботу, а в будний день. Пришла незнакомая женщина, с матерью говорила властным голосом, они вдвоем закрылись в ванной. Потом мать увезли в больницу, когда она вернулась, он не узнал ее, испугался, - старуха из страшной сказки. Но вскоре мать стала прежней, веселой, ласковой, с ямочками на щеках, чем гордилась. Старуха, напугавшая его, снилась в кошмарных снах.

   Когда отец упрекал мать, что у них только сын, она отвечала: ты долго определялся, был женат на мне и все выбирал, с кем тебе жить. И она называла имена, Александра была далеко не на первом месте.

   Когда получили письмо с сообщением о смерти Александры, мать плакала. Вечером родители на кухне поминали умершую, кровать Петра была у стены, примыкающей к кухне, и он услышал разговор родителей: "Помнишь, как Саша перед отъездом приказала тебе оформить со мной брак. Что она тогда сказала? Помнишь? Лучше Муры жены ты не найдешь". - "Так и живем по ее завету". - "А помнишь, как ей не нравилось твое имя Федя? А ты злился и называл ее Фросей. Замуж она ни за кого не хотела, говорила: много вас, а я одна. Ни к чему связывать себя ползучим бытом, мировая революция не за горами". - "Так и жила ожиданием революции, повезло, что не расстреляли. Она говорила, что долго жить на одном месте нельзя, чтобы врагов не плодить".