Александра несколько раз приезжала с маленькой Тамарой к ним в Нижний Тагил. Петра она не замечала, правда, и на Тамару мало обращала внимания, а он злорадно подмечал, что зубы у нее желтые от курения и крепкого кофе, ноги тощие, и рот некрасиво кривится, нервное, - объясняла мать.

   Тамара и ее дочь Саша приезжали на юг, жили у них, ни у той, ни у другой никакого сходства с отцом, голубоглазым шатеном, поседел рано, в сорок лет.

   - Дед, Тамарка не твоя дочь. Хочешь, я с ними быстро разберусь, - предложила Елена.

   Глухой отец услышал, раскричался, Елена не нашлась, что ему ответить, не ожидала такой реакции, махнула рукой, живите как хотите.

   Когда Тамара приехала ухаживать за матерью, Елена с Алисей напряглись.

   - Ты сын, а она кто? Никто, чужая, гони ее прочь, - возмущалась жена.

   Алиса поддакивала:

   - Приехала на все готовое, теперь старуха на нее завещание напишет. Она что, дом строила?

   - Ты тоже не строила, тебя тогда не было, - огрызался Петр и уходил в мансарду, чтобы не видеть злых женщин.

   Грудной голос Елены еще можно терпеть, но дочь сжимала челюсти, втягивала губы и вопила так, будто ее тащат на живодерню. Пробивала любые заглушки в ушах.

   Мать не дожила полугода до девяноста лет. Хоронили ее из морга, у гроба собрались соседи и проводили в последний путь. Елена ни в морг, ни на кладбище не поехала, чтобы не встречаться с соседями, просидела все похороны дома.

   На кладбище Петр держался возле Тамары, отстраненно наблюдал и ничего не чувствовал. В кафе, где собрались на поминки (из родных только он с Тамарой, Алиса отказалась), также отстраненно наблюдал, как быстро сметались со столов выпивка и закуски. Слишком долго враждовал с матерью, чтобы жалеть о ней. Жалость пришла на следующий день, к себе, накатила тоска, и он, закрывшись в мансарде, рыдал как ребенок.

   Тамара оставалась на девятины, вдвоем сходили на кладбище, потом Петр пришел на родительскую половину. Никто из соседей не явился, Елена порывалась пойти, но Петр не захотел, боялся скандала.

   Слуховой аппарат взял с собой, но не воспользовался, рядом с Тамарой ему спокойно без слов. Тихая, услужливая, с восхищением смотрела на него, что бы он ни делал. "Ты, Петечка, самый талантливый, кого я знаю, из эпохи Возрождения, художник, писатель, музыкант и еще стихи пишешь".

   Писал, но не сохранились, а ведь Тамара просила, она бы сберегла.

   Стол был щедро накрыт, вино, закуска, родительский фарфор, хрустальные бокалы. Петр был голоден, Тамара знала, положила две котлеты с пюре и сама открыла бутылку вина. Он ел, она смотрела на него и пила, не закусывая.

   Петр насытился и, повторяя Ефима, начал с посылки простого силлогизма:

   - Все мы смертны.

   Продолжать не стал, потому что заговорила Тамара, не о матери, об отце, догадался по постукиванию ребром ладони по краю стола, что-то важное для нее. Попросил четко выделить каждое слово, тыдым - тыдым, - напел он. Переспросил, потому что слово "независимость" было для него неожиданным, ничему не соответствовало, повторил за ней: "Отец научил меня, то есть тебя, быть независимой". Не хотел, но невольно вырвалось: "От кого?" Она ткнула пальцем в свою пышную грудь: "Я уникальная". Букву "у" он легко считывал, подумал, не ответила на его вопрос, диалог глухих, как и положено, когда выпита бутылка вина, причем женщиной больше половины.

   Он улыбался, кивал, считывал в сокращенном варианте: глупо на кого-то походить, с кем-то себя сравнивать, помни, тебя любят такой, какая ты есть, несравненная моя.

   А он, единственный сын, почему не уникальный, почему? Голос отца: потому что дурак.

   Если она лгала сознательно, то зачем? На наследство не претендовала, если бы хотела, подсуетилась бы еще при жизни отца.

   Или она, мягко говоря, преувеличивала, или отец по-разному воспитывал их. Девочку учил быть независимой, а Петр вообще не слышал от него подобных слов.

   Он налил себе вина, забыл налить ей, но она не заметила, о чем-то говорила, по ее поглупевшему лицу понял, вспоминает детство. Общих эпизодов наперечет, мать ее нечасто привозила, поэтому он недолго гадал, о чем она расказывает, оглаживая юбку.

   Белое платье с голубыми оборками сшила мать Петра, подарок в честь окончания первого класса с одной четверкой по физкультуре. Тамара побежала во двор покрасоваться, а он, спрятавшись за домом, запустил в спину комок грязи. Месть за несправедливость, потому что Тамарке шоколад, а его будто и нет. Попытка свалить на слабоумного соседского Вовочку не удалась, его лишили прогулок.

   Для него памятно другое нарядное платье. Мать подгоняла его по фигуре Тамары, очень спешила, потому что завтра регистрация брака. Невеста стояла у зеркала в белом платье, заметно похудевшая, с тонкой талией, и он подумал, - надо же, как похорошела, на такой бы сам женился. Обрадовался, что брак быстро распался, как будто появился шанс. Но ведь она сестра, но ведь мать говорила, что отец не мог участвовать в ее зачатии, потому что долгое время было неизвестно, где Александра, думали, нет в живых.