– Осторожней, Трофим, – и граф ударил тростью в стенку возка, – не дрова везёшь!

– Так что ван Скирк, хотя однообразен, но так божественно символичен, – продолжал маэстро, – все его картины изображают чертополох, птиц и ящериц со змеями. И пословица «Через тернии к звездам» говорит о том же. Тозини же это Гирландайо младший, то есть его Мадонна уже ценна для вашего собрания.

– Отправлю в Россию почтой посольства, – с удовольствием констатировал граф, – и где мы остановимся в Помпеях?

– Рядом, в селении Торе дель Греко. Неплохой постоялый двор там есть.

– мсье Бланк, потом я хотел бы вернуться в Рим, к маэстро Мори, закончить обучение.

– Да, конечно. Пьетро Мори был и моим наставником. И вас, граф, еще ждут испытания впереди.

Граф усмехнулся, и повернувшись к окну кареты, отдёрнул занавеску. Дорога шла мимо залива, они миновали прекрасный Неаполь, и подъезжали к небольшому селению на берегу морского залива.

– Что это?

– Это и есть Торе дель Греко, ваше сиятельство. Я скажу, где свернуть к постоялому двору.

– Отлично.

Карета, графская, о четырех конях, медленно двигалась по улице, и по знаку Бланка Трофим повернул, и вскоре возок остановился у постоялого двора. Петр Борисович слышал, как спрыгнули с козел Елпидифор с Евлампием, и направились к двери постоялого двора.

Через десять минут ожидания, скрашенного лишь осмотром альбома с редкостями Рима, слуги вернулись.

– Договорились, ваше сиятельство. И кухня здесь неплохая, и постоялый двор тоже. Конюшня тоже, насчет кормов договорились для лошадей.

– Пошли, Евлампий, – и граф вылез из кареты, подхватив свою трость и шпагу, – мсье Бланк, пойдемте.

Архитектор кивнул, одел шляпу, встал на твердую землю, опираясь на трость с хрустальным навершием. Слуга Бланка, Пьеро, тоже слез с кареты, что-то сказав Трофиму. Вся живописная группа вошла в зал постоялого двора, и владелец заведения, в темной суконной одежде лично встречал знатных постояльцев. Шереметев со свитой занял все пустовавшие комнаты, правда их было всего пять, чем несказанно обрадовал вечно грустного отельера. Стол для гостей уже стали накрывать, принеся закуски из овощей и сыра. Петр Борисович задумчиво ел, осматривая обеденный зал гостиницы, освещаемый через довольно светлые окна. Свечи еще не зажигали, но и люстра имелась, но конечно, не из хрусталя. Она была деревянной, с отверстиями для сменных масляных ламп. Скоро было готово и жаркое, надо сказать, приготовленное на совесть, прекрасная баранина, щедро приправленная перцем, заслужившая безусловное одобрение и маэстро и графа. Вино было превосходным, и Петр Борисович вспоминал ту бурду в Москве, которую бессовестные торгаши выдавали за итальянское или венгерское вино. «Надо здесь договориться. Оплачу, будут хорошее вино доставлять мне в Москву и Санкт- Петербург.»

– Евлампий!

– Да ваше сиятельство.

– Насчет вина здесь договорись, – говорил он со слугой по-русски, – с кабатчиком тоже. Разузнай, где вино хорошее, закупишь для дома.

– Хорошо, – ответил он, поклонившись.

Все пошли отдыхать, а на утро Бланк повел Шереметева к своему знакомцу Веберу, и сеньору Калци, с которым еще предстояло познакомится.

С утра граф послал Евлампия с запиской к сеньору Калци о предстоящем визите, а после завтрака, его сиятельство со всем окружением уже шествовало к дому распорядителя раскопок Помпей. Было довольно жарко идти в парчовом камзоле, но туда вела скорее тропинка, чем дорога, и на карете ехать было затруднительно. Кроме того граф хотел блеснуть своим теперешним демократизмом, то так запросто, только с двумя слугами, идет к чиновнику Неополитанского королевства. Они прошли мимо играющих детей, один из которых показывал, и весьма талантливо, пантомиму со своим участием в одном страшном действе. Шереметев остановился, прислушиваясь.

– А я иду впереди, шествую важно, не торопясь, – вел рассказ маленький итальянец, – за мной идут оба наших постояльца, пошел я подальше, разведать путь, – начал привирать рассказчик, – и тут выскочила бешенная собака, громадная, черная, в мой рост, – он выдержал театральную паузу и продолжил. – И я начал уводить ее от гостей, – стал уже просто беспощадно привирать мальчишка, – и тут один из них, испугавшись, выстрелил в собаку. У него тряслись руки, потом, я его успокаивал, да я их обоих успокаивал, у обоих тряслись руки, точно. А я, вот, даже не был испуган. И я их отвел потом к маэстро Веберу, – и он показал в сторону дома, стоявшего неподалеку.

– Привет тебе, честный отрок, – поздоровался граф, – ты не отведешь нас к дому маэстро Калци? – и он положил в ладошку мальчика мелкую серебряную монетку.

– Конечно, – ответил малец, с почтением оглядев наряд его сиятельства и со страхом его здоровенных слуг, – идите за мной, сеньор.

Они подошли к дому, и Евлампий постучался, и ему быстро открыли. После взаимного приветствия гостей пустили во двор дома.

– Проходите сеньор граф, присаживайтесь, – поздоровался Калци.

-

Вам привет от маэстро Мори, – улыбнулся Петр Борисович, кладя руки на столешницу, – мы бы хотели посмотреть на раскопки.

– Слово от Пьетро Мори много для нас значит, – и хозяин переглянулся с архитектором Вебером. Тот тоже в ответ кивнул, – сейчас уже не успеем, а завтра, около десяти утра, я покажу вам древний город.

– До завтра, -ответил Петр Борисович, делая акцент на слове «завтра».

С утра Трофим приготовил карету, и четыре сильных коня привезли гостей к дому архитектора. Его слуги открыли ворота, и экипаж въехал внутрь. Кальци и Вебер стояли рядом, ожидая их. Евлампий распахнул дверцу экипажа, и архитектор и распорядитель раскопок Помпей оказались в просторном и мягком плену диванов прекрасной кареты. Трофим аккуратно послал вперед коней упряжки, и они тронулись в путь. Рессоры экипажа были великолепные, так что трясло несильно, но вот сеньор Калци, взглянув в окно, попросил остановится.

– Дальше нельзя, сеньоры, – улыбнувшись, сказал чиновник.

– Конечно, – так же мило согласился граф.

И вот, наконец, сбылась мечта Петра Борисовича! Он увидел Помпеи, исчезнувший и обретенный город. Карл Вебер вел посетителей к жемчужине раскопок, прекрасной вилле Мистерий. Здание было велико, построенное из красного кирпича, с большими воротами. Крыша, понятно, не сохранилась. Окна были сделаны ближе к крыше здания.

– Я вам покажу прекрасные фрески, -сказал Калци улыбаясь и сделал изящный жест рукой, будто распахивая им дверь в Элизиум.

Бланк только охнул, перекидывая к себе кожаную суму со своего бока, и доставая заветные картоны и свинцовый карандаш. Он уже не замечал ничего вокруг, все внимание было лишь на вилле. Архитектор вошел в таблинум, дрожа от нетерпения, подобно пилигриму, достигшему святых мест. Он весь дрожал, и судорожно потряс за руку своего слугу, требуя вина. Пьеро откупорил флягу, и поспешно налил господину полный стакан, осушенный моментально. Бланк стал, не обращая внимания на других, зарисовывать фреску за фреской, доставая картон за картоном. Все ошарашено смотрели на одержимого, не в силах вымолвить и слова, настолько они были поражены реакцией спокойного гостя на эти прекрасные фрески. Даже Вебер, сам влюбленный в Помпеи, не скрывал своего уважения к такой увлеченности, и только с почтением убирал рисунки автора в его сумку. Нескоро, но титанический труд был окончен, и Шереметев тоже смог насладиться увиденным. Нет, он не зря уехал из родного дома, любимой жены и детей. Петр Борисович был невероятно рад увиденному, и после пресной пресыщенности обрел, как казалось, смысл жизни. Он тоже внимательно смотрел на фрески охряных стен виллы, на прихотливые фигуры женщин, на одной из фресок угадывался и Дионис, распахнул свои крылья Эрот, загадочный Силен сидел рядом. «Хорошо, что Бланк все зарисовал. Потом мне копии сделает, для альбома. А там, как знать, в усадьбе такую красоту себе сделаю».