Неожиданно какой-то парень лет двадцати сорвался с места, сумел пролезть под вторым гробом и помчался прочь. Многие пытались схватить его, но безрезультатно, он оторвался от всех. Поднялся крик: «Держите!» По меньшей мере двадцать человек бросились за ним, но никто не смог его догнать, он исчез.

Сначала я немного удивился, по-моему, не стоило поднимать такой шум из-за глупой выходки какого-то наглеца, но потом узнал, в чем дело. У евреев, к которым относилась семья Хаима, было правило: если под гробом их покойника удастся пройти человеку другой веры, покойника не хоронят до тех пор, пока этот же человек, по собственной или чужой воле, не пройдет под гробом в обратную сторону.

Плохая сложилась ситуация. Долго шумели, в конце концов один гроб отвезли на кладбище, а другой опять внесли в дом. Мы с Цепионом вернули стулья и возвратились к дому Хаима, но там уже никого не было, и мы направились к площади.

Вечером я пошел к Манушак в больницу, мы стояли у окна, ели черешню, выплевывая косточки во двор. Я рассказывал ей, что произошло во время похорон, когда в воротах больницы показался Толик, увидел меня и позвал:

– Трокадэро хочет тебя видеть.

– Что ему нужно? – спросил я.

– Он сам скажет.

«Интересно, как он меня нашел», – подумал я.

– Жду в машине! – крикнул Толик.

Мы переехали через Метехский мост и, свернув по набережной налево, подъехали к двухэтажному строению с покосившимися от сырости стенами, на первом этаже которого была дешевая закусочная. Прошли полутемный зал и вошли в маленькую комнату, в комнате стоял деревянный стол, на нем – телефонный аппарат и счеты. За столом сидели Трокадэро и Куса. Этот Куса был родственником Трокадэро, он приехал откуда-то с гор искать удачи в городе; он во всем подражал Трокадэро, ходил, нахмурив брови. Хорош был собой, походил на рассерженного Марчелло Мастроянни.

Трокадэро улыбнулся мне, когда я сел, хлопнул по плечу и справился:

– Как ты?

Он редко интересовался мной, мне стало приятно.

– Ничего, – ответил я.

– Эти сукины дети позвонили, надо встретиться, денег просят.

– Кто они? – спросил я.

– Кукийские[1], Чомбэ и Хихона, они подстроили эту подлянку.

Эти имена я слышал, но в лицо не знал ни одного.

Он выматерился:

– Не прощу им этого.

– А я тебе зачем? – спросил я.

– Думаю, это дело и тебя касается?!

Я пожал плечами:

– Что мне нужно делать?

– Будь рядом со мной, а точнее, на своем месте.

Все это показалось мне немного странным: зачем я ему понадобился, у него есть свои люди, именно то, что надо, и где это «мое место», что это значит? А вслух сказал:

– Ну конечно, я с тобой, на своем месте. – Что мне еще оставалось делать?

На губах Кусы буквально на секунду мелькнула усмешка, я не удивился, знал – он невысокого мнения обо мне.

– Кто идет из евреев? – спросил я.

– Никто.

Деньги платили они, так и идти должен был кто-нибудь из них, я-то тут при чем. Одним словом, я не знал, что и думать.

В этот момент зазвонил телефон, Трокадэро сразу поднял трубку. Минуты три он слушал, по его лицу ничего нельзя было понять. Потом сказал:

– Хорошо, – и повернулся к Кусе: – Иди, ждут.

Тот встал и вышел из комнаты.

– Нашли водителя такси, который той ночью подвозил Терезу, – сказал Трокадэро.

– Ага, – я знал, что для подтверждения свидания между Хаимом и Терезой необходим был свидетель.

– Теперь легче будет сторговаться с легавыми.

Я кивнул.

– Выпьешь чего-нибудь? – спросил Трокадэро.

– Нет, спасибо.

Такой дружеский тон меня настораживал, это было не совсем обычно. Его не интересовало, что я был арестован, он даже не спросил, что там со мной происходило.

Через час мы преодолели крутой подъем, и Толик притормозил у шлагбаума в Золотом квартале. Мы ждали, пока не проехал длинный состав товарняка, затем переехали через пути и подъехали к выкрашенной белой краской закусочной. Там нас встретил Вагиф, татарин Трокадэро, как называл его Хаим. Он подошел, нагнулся к Трокадэро.

– Дело идет, – тихо произнес он. – Нашелся один человек, лично у меня появилась надежда. Может, повезет.

Трокадэро вышел из машины, они отошли на пять-шесть шагов и начали шептаться между собой. Что им было скрывать от Толика? Скорей всего, они избегали меня, мне стало не по себе. «В чем дело?» – в который раз подумал я. Вскоре Вагиф повернулся и пошел в сторону закусочной. Трокадэро опять сел рядом с Толиком, сказал: «Трогай», и мы продолжили путь.

Чомбэ и Хихона встретили нас на маленькой грязной площади за кладбищем рядом с заброшенными складскими помещениями. Они сидели на длинной деревянной лавке. Завидев нас, приподнялись и приняли деловито-сердитое выражение лица.

– И ты выходи, – сказал мне Трокадэро, он холодно скользнул глазами по Чомбэ и Хихоне, не ответил на приветствие, подошел и сел на лавку. Затем повернулся ко мне. – Какая здесь вонь, – сказал он и с отвращением сплюнул.

Я согласно кивнул головой, поморщился и присел рядом с ним.

Чомбэ и Хихона, они были почти одного роста, слегка опешили. Который из них был Чомбэ, а который Хихона, я узнал, только когда менты повели меня в морг и показали их тела.

– Ты, приятель, вообще-то, к нам пришел или как? – спросил Чомбэ.

– А вы как думаете?

– Мы знали, что ты должен прийти, и, если я не ошибаюсь, ты уже здесь, вот, сидишь рядом.

– Лучше было нам не встречаться по этому делу, – прямо взглянув ему в глаза, сказал Трокадэро.

Хихона не согласился с ним:

– Я так не думаю, братан, много хорошего о тебе слышал, надеюсь, мы и с этим делом управимся так, как положено достойным людям.

Годами они оба были старше Трокадэро, хотя с первого взгляда об этом трудно было догадаться, седая голова и сморщенное лицо Трокадэро вводили в заблуждение. В это время на площадь на большой скорости влетела машина Романоза, чуть не наехав на Чомбэ, так что ему пришлось отпрыгнуть в сторону. Из машины вышли Романоз и Куса. Романоз развел руками:

– Что поделаешь, старая, тормоза барахлят.

Чомбэ и Хихона прекрасно поняли, что тормоза тут были ни при чем, и на их лицах промелькнула ядовитая усмешка, только и всего, больше ничем это не выразилось.

На площади стали собираться любопытные – сразу две машины здесь, по-видимому, было большой редкостью.

Толик сидел в машине и спокойно глядел на нас.

– Сколько просите? – спросил Трокадэро.

Те как будто замешкались.

– Двадцать тысяч, – сказал Хихона, – и больше хотели запросить, но из уважения к тебе согласны на двадцать.

Затем Чомбэ продолжил:

– Если они дадут больше двадцати, будет ваше.

Трокадэро не торопился вступать в беседу.

– Больше двух тысяч они не заплатят, – сказал он наконец.

– Мы думали, вы серьезные люди, – Хихона оторопел.

– Для вас и это много, – огрызнулся Куса.

– Не надо так, – Романозу не понравилась выходка Кусы, – давай поговорим спокойно.

– Хм, – злобно ухмыльнулся Хихона.

Чомбэ напрягся:

– Мы дело сделали, а вы хотите деньги заграбастать? Что, за дураков нас держите?

– Я защищаю интересы своего друга, – процедил сквозь зубы Трокадэро.

– Нам не важно, почему ты ввязался в это дело. Двадцать тысяч – и ни копейкой меньше, – раздраженно сказал Хихона.

– Столько вам никто не заплатит, – покачал головой Романоз.

– А две тысячи – это что? Смеетесь над нами? – Чомбэ уже не мог скрыть злости.

– У евреев денег куры не клюют, заплатят, – стоял на своем Хихона.

– Не заплатят, – Трокадэро тоже не собирался уступать.

– Значит, не похоронят? А что же они будут делать? Хранить, как Ленина? – На губах у Чомбэ заиграла презрительная усмешка.

Я не сдержался и засмеялся, Куса так взглянул на меня, что мурашки поползли по коже.