Мира уже успела десять раз пожалеть, что уговорила учительницу пересадить ее к Мише. Лучше от этого не стало, а вот из-за того, что она сидела так близко к нему, суть происходящего на занятиях она совсем перестала улавливать. Даже обществознание у Грачевой прошло как в тумане. Хорошо хоть, что та Миру ни о чем не спрашивала, потому что никаких осмысленных фраз она в тот момент выдать не могла.

На следующий день все было по-прежнему. Миша опять промолчал и только кивнул на приветствие Миры, после чего погрузился в свои дела. Она вертела в руках ручку, раздумывая над тем, что делать в этой ситуации, но ничего хорошего в голову не приходило. Можно было попросить о чем-то, но, скорее всего, он от этого не разговорился бы.

«А может, я совсем и не влюбилась?» – с надеждой подумала Мира и бросила быстрый взгляд на Мишу. Вспыхнувшие щеки ясно дали понять, что ее предположение ошибочно.

Последний урок закончился, и впереди ждал выходной, но это Миру совсем не радовало. Для нее это значило только одно: она упускала целый день, который мог что-то изменить.

– 10-й «Б», кто у вас сегодня дежурный? – спросила учительница, когда все зашевелились и принялись собирать вещи.

– Сегодня Соловьев и Иваницкая! – бодро ответила отличница Настя, которая по совместительству была старостой.

– Хорошо, ребят, я отойду, а вы тут легонько приберитесь: доску, пол, ну и хватит, а ключ в учительскую мне занесите – обратилась к ним учительница и убежала.

– Ой, Славик, драпай отсюда, пусть Соловей сам со всем разбирается, – сказал Мире Егоров.

Она пропустила его слова мимо ушей, убрала все в сумку и посмотрела на Мишу.

– И что нам делать надо?

Он повернулся назад и взял стоявшее в углу жестяное ведро.

– Подмети пока пол, – бросил ей Миша и пошел в коридор.

– Подмести? – спросила Мира и посмотрела на тощий веник с совком, стоявшие в том же углу, но ответить было уже некому.

«Я тут еще и уборщицей должна работать?» – возмущалась про себя Мира, неаккуратно подметая потертый линолеум. Вскоре Миша вернулся с ведром, наполненным водой, поставил его у учительского стола и достал из кармана телефон. Мира недовольно поглядывала на то, как он что-то в нем печатает, и мысленно посылала проклятия всей этой школе. Она собрала в совок кучу песка, бумажных обрывков, чьих-то волос и брезгливо, держа его двумя пальцами перед собой, понесла к мусорному ведру.

«Нет уж, больше я на такое не соглашусь» – подумала Мира. Она понесла совок с веником на место и столкнулась по пути с Мишей. В руках у него была швабра, которая, кажется, интересовала его гораздо больше, чем одноклассница. Мира понимала, что нужно что-то сказать, но все мысли словно улетели из головы. Она прошла к доске и запрыгнула на первую парту в среднем ряду, наблюдая за тем, как Миша выжимал тряпку над ведром.

– Это ужас какой-то, – не выдержала Мира. – Они не имеют права заставлять нас убираться. Это незаконная эксплуатация детского труда. Нужно на них в РОНО нажаловаться.

Миша ничего ей не ответил. Он подошел к ней, остановился и посмотрел на нее.

– Иди протри доску, – равнодушно сказал Миша.

– Почему это я? – возмутилась Мира, вспомнив жуткого вида губку. – Я уже пол подмела.

– Ты все равно сидишь без дела. И вообще, ты выше меня, так что тебе проще будет дотянуться.

Мира спрыгнула с парты и уставилась на Мишу. Он не собирался уходить и ждал, когда она выполнит его приказание. На каблуках, которые ей приходилось носить почти неделю только из-за него, она действительно была на полголовы выше.

– Ну ладно, – коротко ответила Мира и пошла к доске.

Ей хотелось что-нибудь ему ответить, но спорить с ним у нее почему-то не выходило.

«Больше никогда не надену туфли», – думала она, пока размазывала губкой остатки мела. Ей вспомнились слова Кристины о том, что он не парень, а размазня, и постепенно Мира в этом убеждалась.

Она положила губку обратно и обернулась. Миша полоскал тряпку в ведре, и со стороны эта картина показалась Мире нелепой и жалкой. Еще недавно она посмеивалась над Дашей, готовой перед Юрой по земле стелиться, а сама оказалась не лучше. Таскается в школу в этих неудобных платьях и на каблуках, от которых болят ноги, и все из-за чего? Из-за какого-то неудачника, который даже за себя постоять не может. А что самое обидное – этот неудачник в ее сторону даже не смотрит.

Мира не выдержала и направилась к Мише. Хоть ей и противно было даже просто смотреть на эту тряпку, смотреть на то, парень, который ей нравится, с ней возится, было еще противнее.

– Дай сюда, – сказала она, попытавшись вырвать у него из рук швабру.

– Не надо, – ответил он.

– Да отдай, я сказала!

Миша намертво вцепился в ручку, но потом неожиданно для Миры ослабил хватку. Она не была к этому готова и продолжала тянуть швабру на себя, из-за чего та резко дернулась в сторону и ударилась об ведро. Оно звякнуло, с грохотом перевернулось и прокатилось по полу полукругом, залив грязной водой линолеум. Мира взвизгнула и успела в последний момент запрыгнуть на парту, а Миша отскочил в сторону.

Ведро напоследок звякнуло, ударившись о ножку стола, и на несколько секунд в классе повисла тишина. Миша закрыл глаза и сделал глубокий вдох, с трудом сдерживая раздражение.

– Ну и что ты наделал? – накинулась на него Мира. – Нельзя было по-нормальному эту швабру отдать? Как мне теперь отсюда слезть?

Под столом, на котором она сидела, линолеум лежал неровно, из-за чего собралась огромная лужа, перепрыгнуть которую было невозможно. Мира опять ругнула себя за то, что надела неудобное обтягивающее платье, в котором даже ходить было неудобно, и приготовилась к тому, что ноги придется намочить.

Миша, не говоря ни слова, зашлепал кедами по воде и подошел к Мире. Он легко взял ее на руки, словно она нисколько не весила, и понес ее вперед. Мира пристально смотрела на его лицо, оказавшееся так близко, и даже не заметила, как обвила его шею рукой. У первой парты, где лежала ее сумка, Миша поставил ее на землю.

– Иди домой, я сам справлюсь, иначе мы тут до вечера застрянем, – тихо, но жестко сказал он.

– Но… – Мира хотела было что-то сказать, но все слова вылетели из головы.

– Пожалуйста, – добавил Миша и отошел от нее.

Она схватила сумку, вылетела из кабинета и, не сбавляя скорости, рванула к лестнице.

«Все, с меня хватит», – думала Мира, сбегая по ступенькам. Теперь ей стало понятно, почему Соловьев сидел один за своей партой и почему с ним никто не хотел общаться. Он совершенно невыносим, он не умеет нормально общаться с людьми, а еще…

«Мира, ты дура», – сказала она самой себе, когда остановилась на лестничном пролете между вторым и первым этажом и привалилась спиной к стене. Все нормальные люди уже разошлись по домам, поэтому в школе было так тихо, что каждое движение разносилось эхом. Мира с досадой подумала о том, что у нее была возможность поговорить с Мишей о какой-нибудь ерунде и, может даже, найти общий язык. Но вместо этого она зачем-то начала злиться и спорить с ним. Еще и обвинила его в том, что он это тупое ведро перевернул, хотя все это произошло из-за нее. Короче, теперь он наверняка думает, что она ненормальная и от нее надо держаться подальше. Может, он и прав. Мира и сама уже начинала бояться себя.

«Надо будет попросить у него прощения», – подумала она и, оторвавшись от стены, пошла к раздевалке.

Мира поднималась по лестнице на третий этаж. Она выполнила свое обещание оставить ненавистные туфли дома и с удивлением обнаружила, что в удобной обуви все вокруг бесят ее гораздо меньше.

Ей вспомнилось, как всего неделю назад она этим же путем шла на первый урок в новой школе. «Удивительно, как за такое короткое время можно было все так испортить», – подумала она. Весь вечер субботы и целое воскресенье Мира не переставала прокручивать в голове все, что было сказано и сделано ею во время дежурства, и чем больше времени проходило с тех пор, тем более глупо она себя чувствовала.