Лучше сдохнуть сразу, чем оставаться здесь ещё на месяц.

Если представить длинные когти, впивающиеся в кожу, то сейчас я ощущаю именно такую боль.

У Марка излишне горячие руки. Я испугалась, когда он начал поднимать меня, что они прожгут кожу моих предплечий.

– Так будет каждый раз, когда директрисе покажется, что ты слишком большого о себе мнения, – он уставился на меня и не собирался отворачиваться. Заметна его радость от первого наказания.

Мозги примёрзли к черепу, мыслить можно, но довольно сложно совместить слова во фразы. Я слышу Марка, но уши заложены и внутри них гудит.

– Я делаю это… – Марк вывел меня обратно в коридор и пошёл за мной. Смысла тащить меня на улицу, где солнце будет греть, уже нет. Я сама хочу поскорее туда добраться. – Не сосчитаю сколько раз.

Для него это нормально. Это его работа. Сволочные у него задания, просто отвратительные, как и он сам.

Нет в нём двух личностей, оба глаза демонстрируют его поганый характер. Одним словом —мужской.

Выводит на улицу, подводит к девочкам, продолжавшим стоять с опущенными головами. Мой пакет с вещами исчез. Я оставила его на траве.

У девочек в руках тоже нет вещей. Отобрали?

Кости перестали гудеть от холода, не могу сказать, что боль шла от кожи. Тёплый воздух вдыхаю, но он не поступает в лёгкие, они сильно замёрзли.

Я чувствую, что должна перестать трястись и показывать своё состояние, но я не робот, что может совершать всё, что в него вложено.

– Как тебе холодненькая водичка? – спрашивает молодая девушка из состава преподавателей. Мне показалось, спросила она это взволнованно.

– За непослушание. За невнимательность. За плохие оценки. За неуважение к учителям. За споры – окажетесь в душе под ледяной водой, или что похуже. Ангелина уже испробовала своё первое наказание. А если мы увидим, что вы не способны к обучению, то утилизируем, – бесстрастно сказала директриса.

От слов про утилизацию, сердце неизменно замирало, но сразу же продолжало стучать, только намного быстрее. Я часто слышала их, но привыкнуть, что жизнями так невозмутимо распоряжались, не могла.

Я только встала, как бородатый повёл девушек в дом. Я пошла за ними – медлить нельзя, иначе снова будет наказание. Я волочила ноги, я чувствую их, но ещё не так хорошо, чтобы идти быстро. Холод почти сделал меня инвалидом.

– Ангелина, – рядом со мной молодая учительница, она не отходит от меня всю дорогу к дому.

На моих щеках слёзы, но теперь я не могу выдать их за капли воды.

Не могу кусать губы из-за непрекращающейся в них дрожи. Не получается сфокусировать взгляд – большое напряжение придаёт боль в голове.

Неужели, когда-то было равноправие? И такого не происходило? Просто не верится.

Женщины-учителя лучшие из нашей страны, поэтому их мужья позволили им работать. Ну, всё это не для их жён, а для других мужчин, что смогут поблагодарить, как только им отдадут молоденьких девушек, которые умеют лишь прислуживать.

– Да? – правильно ответила? Я не поздоровалась лично с ней, это тоже считает за проступок?

Я понимаю, что они ненавидят нас, но можно было бы рассказать правила.

– После холодного душа попей горячего чая. Так твоё горло не будет болеть в последующие дни.

Она неторопливо отошла от меня, вставая к двум похожим друг на друга женщинам.

Я смогла немного выдохнуть, когда поняла, что не все в этом месте плохие. Но пока что на первом месте у меня только один человек: парень с разными глазами, подобными ангелу и демону, на одном лице.

Нас посадили в столовой на дубовые стулья, которые придавали ягодицам дискомфорт. Три девушки одного роста, в белой форме и с сеточками на головах, поставили перед каждой ученицей тарелку с кашей и булкой с размазанным маслом.

Преподаватели сели во главе стола. Орлы, следящие за добычей.

Болтать при приёме пищи нельзя, все это знают, но девушка рядом со мной начала шёпотом интересоваться, что со мной произошло и, вместо обеда, она пошла с Марком узнавать, что со мной было.

Девять девушек попали в красивую тюрьму. Сколько выйдут отсюда живыми и здоровыми – неизвестно.

Марк вернулся с девушкой, когда все доели. Её трясло, она посмотрела на меня и её губы задрожали сильнее – девушка начала плакать.

Каша была вкусной, несмотря на то, что дома я такое не ела. Может, так показалось из-за голода.

Тёплый чай и вправду слегка помог, но горло продолжало саднить.

Нас повели за одеждой, в это время мы могли пошептаться, и я узнала, как зовут преподавателей. Учителя представлялись, когда я стояла под ледяной водой, смотря на мучителя через пелену воды.

– Две одинаковые, они двойняшки. У той, что зелёные серьги, и такое же платье – Марьяна. А вторая, её сестра – Дона.

– Директриса? – шепнула я на ухо Лизе.

– Татьяна. Она сказала, так её и называть.

Около моего другого бока показалась Майли, пришлось поднять голову так, что она затекла через секунду. Майли действительно высокая.

– А мужчина, – Майли аккуратно взглянула на него. – Будет вести предмет: «Поведение с мужчиной в постели». Его зовут Тарас, он строгий, и не переносит тех, кто не повинуется, – шёпотом рассказала она.

– В постели? – переспросила я. – То есть, как заниматься сексом?

Первые девушки вошли в гардеробную, получая свою новую одежду. Гардеробная находилась на втором этаже в начале коридора. Внутри неё светло и пахло ароматическими свечами. Большое зеркало в конце отражало заходящих внутрь помещения.

– Именно!

Куда хуже? Озлобленный мужик будет рассказывать нам, как ложиться под чужих мужиков – мужей, что нам попадутся. Надеюсь, Тарас не посмеет проверять нас на практике.

Я хотела усмехнуться, но что-то совсем не смешно.

Пришла моя очередь получать кошмарную одежду, похожую на ту, что носили дамы в 40-годах СССР.

 Мне всучили в руки комплект советской одежды, и отправили за деревянную ширму, что стояла у голубой стены. При этом, пока я переодевалась, все стояли в ожидании меня.

Посмотреть на себя в зеркале не успела, всё происходило быстро и в толкучке.

Смотрела себя опустив голову и мысленно взвывала, не издавая изо рта ни одного звука.

Серая несуразная юбка дотянулась до колен, а жакет, такого же цвета, с большими белоснежными пуговицами, стянул хуже, чем комбинезон, в котором я приехала. Моя и так небольшая грудь, исчезла под жакетом и белым джемпером. На ногах серые туфли, с каблуком, приблизительно пять сантиметров. Когда я шагала, лодыжки непроизвольно подворачивались.

– Учёба начнётся завтра. Сейчас Марьяна проведёт вас в здание обучения.

Одна из двойняшек осмотрела нас заинтересованным взглядом и вымученно улыбнулась каждой.

Девять девушек выстроилось в ряд по двое, как в начальной школе, единственное за руки мы не брались.

Мне пары не хватило, я долго копошилась, переходя с одной ученицы на другую, пытаясь встать хоть с кем-нибудь. Я замыкала ряд в конце, стараясь не шаркать ногами по песчаной тропе, что вела к одноэтажному, деревянному зданию с одним круглым окном. Крыша, как склон для лыж, сверкала на солнце и попадала в глаза слепящими отсветами.

По обе стороны газон, зеленее, чем огурцы. Одуванчики и клевера не дрались за место под солнцем, каждый торчал вверх, не толкаясь с другими цветами. Бабочки кружились вокруг бутонов, но не торопились садиться. Лучше бы я жила двадцать один день, но была в это время свободной.

Мою голову повернули пальцы, не сильно сдавливая макушку. Я хотела обернуться на того, кто это сделал. Но всё стало понятно, когда человек заговорил:

– Нельзя осматриваться. Смотри в спину тех, кто впереди тебя.

Марка много – шибко много. Он указывает не только мне, но раздражает это, похоже, лишь меня.

Хочу поспорить с ним, поругаться, но вспоминаю, как ледяные капли с лейки, смывали мои грехи.  Молчу, уставившись в спину Марише – третья незамужняя. С внешностью милой, умненькой девочки. Выглядит моложе восемнадцати, ведёт себя на 30.