— Человек человеку волк?

Дулиттл кивнул.

— Это однажды сказал один мудрый римский драматург.

— Он писал трагедии?

— Нет. Комедии. И хорошие к тому же. — Дулиттл отпил свой чай. — Я не очень верю в драму. Легко огорчить человека, показав ему что-то трагическое. Мы все понимаем печальные события: кто-то умирает, кто-то теряет любимого человека, разбивается юная любовь. Гораздо труднее рассмешить: то, что смешно для одного человека, не смешно для другого.

Я отважно выпила весь свой чай.

— Вот чего я не понимаю в Хранителях. Они же люди. Они смеются, плачут и каким-то образом убивают сотни своих друзей и соседей без всякого сожаления. В этом нет никаких эмоций.

— Нет, моя дорогая. Все это эмоции, — сказал Дулиттл. — Это ярость.

— На кого?

— В основном на себя. Ярость — мощная штука. Люди расстраиваются по многим причинам. Неприятности на работе, маленькая зарплата, плохие рабочие часы. Человек всегда хочет лучшего и чувствует себя униженным, когда у других есть то, чего нет у него. Он чувствует себя обделенным и бессильным. Все это подпитывает гнев. Гнев накапливается и накапливается, а когда ему нет выхода, очень скоро он меняет человека. И тогда тот превращается в заряженное ружье, готовое выстрелить, как только найдется нужная цель. Он хочет причинить кому-нибудь боль. Ему это необходимо.

Доктор снова наполнил свой стакан, а в мой немного подлил.

— Люди склонны делить мир пополам: враги с одной стороны, друзья с другой. Друзья — это люди, которых мы знаем. Враги — все другие. Так человек начинает думать, что может сделать с «другими» все, что угодно. Не имеет значения, виновны ли они в каких-либо преступлениях, потому что это вопрос эмоций, а не логики. Видишь ли, разгневанные люди не заинтересованы в справедливости. Им просто нужен повод, чтобы излить свой гнев.

Дулиттл вздохнул.

— И как только ты становишься для них «другим», они перестают видеть в тебе личность. Ты просто идея, абстракция всего, что не так с их миром. Дай им малейшую причину, и они разорвут тебя. А самый простой способ поставить на человеке метку «другого» — это найти в нем что-то особенное. Цвет кожи. Манеру говорить. Место, откуда ты родом. Магия. Словно цикл, это повторяется из раза в раз, Кейт. Каждое новое поколение выбирает себе очередных «других». Для Хранителей это люди с магией. А для нас это Хранители. Мы убьем их всех. Неважно, если кто-то из них просто сбит с толку, легко ведом или слабоумен. Или есть ли у них семьи. Они умрут. Иногда это приводит меня в отчаяние.

В его голосе чувствовалась такая глубокая печаль, что мне захотелось обнять себя руками.

— А есть и такие заблудшие души, как Лесли, настолько полные ненависти к себе, что готовы противостоять всему миру, чтобы обвинить кого-то в своей боли. — Он покачал головой. — Да уж, посмотри на меня, становлюсь меланхоличным на старость лет. Не знаю даже, что на меня нашло.

А я знаю. Он смотрел на измученное тело Джули последние двадцать четыре часа. Он смотрел и чувствовал ужасную печаль. Когда смотрела я, то чувствовала глубокую ярость.

— Когда Эрра умерла, у тебя остались ее образцы? — Вспомнила я. — Кровь, волосы, что-то в этом роде?

Дулиттл посмотрел на меня поверх края своего стакана.

— Почему бы тебе не сказать прямо, к чему ходить кругами?

— Есть один ритуал, способный спасти жизнь Джули. Для этого мне нужно уметь делать то, что делала Эрра. Мне нужно знать, есть ли какие-то различия между моей и ее кровью, чтобы понять, можно ли что-то подправить.

— На это потребуется время, — сказал Дулиттл.

— Мог бы ты заставить Джули спать достаточно долго?

Дулиттл кивнул и встал.

— Следуй за мной.

Мы шли по коридорам все глубже и глубже в медицинское отделение.

— Этот ритуал, насколько ты уверена, что он сработает?

— «Уверена» — здесь довольно громкое слово.

— Если не получится? — спросил Дулиттл.

— Тогда я, наконец, перестану тебе досаждать, и тебе больше не придется меня латать.

Дулиттл остановился и серьезно посмотрел на меня. На мгновение он выглядел ошарашенным, а затем скрестил руки.

— Не говори ничего подобного. Ты моя лучшая работа. Если я когда-нибудь пойду на одну из тех конференций медмагов, на которые меня постоянно приглашают, я возьму тебя с собой. Смотрите, все! — Он в демонстративном жесте протянул ко мне руки. — Костяные драконы, морские демоны, ракшасы и, что хуже всего, наши собственные люди, а эти волшебные руки поддерживали в ней жизнь все это время. Только взгляните на ее походку! Хромота даже не заметна! Пока ты не откроешь рот, ты будешь казаться идеальным примером здоровой взрослой женщины. Со всеми твоими передрягами, меня станут считать чудотворцем.

Я усмехнулась.

— Обещаю держать язык за зубами.

Дулиттл покачал головой с притворной печалью.

— Нельзя обещать невозможное. Как колено? Только честно.

— Болит.

— Я взгляну на него снова, когда ударит магическая волна. — Дулиттл остановился перед дверью. — Готова?

Для чего?

— Всегда готова.

Дулиттл воткнул ключ в замок и с тихим щелчком отпер его. Дверь распахнулась, явив небольшую камеру с металлической бочкой в центре. Два фута шириной, три фута высотой, запечатанная плоской крышкой. Дулиттл подошел к ней, повернул металлическую застежку и откинул верх. Холод ударил меня по лицу. Внутри аккуратными рядами стояли мешки с красным льдом.

— Кровь Эрры, — сказал Дулиттл. — После того, как ты и наш Господин сразились с ней, Джим принес мне ее тело. Прежде чем мы ее похоронили, я осушил ее до последней капли.

Я поднялась наверх и попыталась смыть с себя всю накопившуюся за день грязь. Дулиттл сказал, что ему потребуется как минимум двадцать четыре часа, чтобы сравнить мою кровь и кровь Эрры. Обычно к этому моменту Ворон уже вопил бы о предосторожности из глубины моей памяти, но сейчас он молчал. Возможно, это произошло потому, что я доверяла Дулиттлу, а может, потому что призрак моего отчима больше не держал меня железной хваткой.

Я стояла под горячей водой, позволяя ей стекать по коже. Джули придется подождать, и не только Дулиттла. Во-первых, нам нужно найти Хранителей, потому что, если им удастся активировать устройство в пределах досягаемости Крепости, больше ничего не будет иметь значения. Кэрран уже предупредил охранников, чтобы они сообщили нам, как только появятся какие-либо важные новости, или когда ударит магическая волна. Я не знала, сколько времени у нас осталось, но в любом случае, мне хотелось провести его хорошо. Как все мы понимали, завтра может оказаться для нас последним днем.

Когда я вышла из душа, меня окутал аромат жареного мяса. Чехол с какой-то одеждой висел на крючке для полотенец. С моей удачей, там вполне мог оказаться костюм французской горничной.

Я вытерла волосы полотенцем и расстегнула чехол. Серебристая ткань ловила свет и переливалась нежным блеском, как если бы кто-то поймал кристально чистый горный ручей и чудесным образом соткал из него кремово-белый шелк. Я пробежалась по нему пальцами, чувствуя его приятную гладкость. Так прекрасно. Я видела этот наряд в витрине магазина вскоре после Рождества. Потрясающее платье без бретелек заставило меня остановиться. Было в нем что-то волшебное, что-то неземное и потустороннее. Сколько бы я ни смотрела на него в витрине, я не могла представить в нем себя. Кэрран сказал мне тогда, что я должна его примерить. Но я возразила, что мне все равно некуда его надеть и, кроме того, в нем негде спрятать меч.

Он запомнил.

Слабый голосок внутри меня возмущался, что мы должны быть там, искать угрозу сейчас, когда все магическое население Атланты занято поиском устройства. Андреа и Джим объединили свои усилия, пытаясь отыскать убежище Шейна. Орден находился под круглосуточным наблюдением. Властный оборотень-лев и болтливая наемница не сыграют большого значения. Я нашла фен. Такое платье заслуживает высушенных волос. Если бы я была одна, я бы уже спала, чтобы сберечь энергию перед боем. Но завтра все может пойти не так, как надо. Мы должны извлечь максимум из сегодняшней ночи.