— Все эти люди ничего для них не значили. Хранители убили целый город за это дерьмовое обещание лучшего будущего. В мире без магии только достойные поднимаются на вершину? Реально? Они что, совсем, не читали книг по истории?

— Они фанатики, — сказал Кэрран. — Все равно, что ждать сострадания от надвигающейся лавины. Здесь неоткуда взяться внезапному приступу милосердия.

— Я могу представить демонов или ракшасов, ненавидящих все человеческое, но Хранители — люди. Бандит грабит из-за денег. Психопат убивает, потому что ничего не может с собой поделать. А они совершают массовые убийства без реальной, вынуждающей их на то причины. — Я беспомощно смотрела на него. — Как можно поступить так со своими соседями? Они собираются убить миллионы людей, и за что? Это бесчеловечно.

— Нет, это все человек, — ответил он. — И в этом проблема. Люди, особенно несчастные, хотят цели. Они хотят принадлежать к чему-то, быть частью чего-то великого, большего, и чтобы ими руководили. Быть винтиками в этом механизме легко: не нужно думать, не нужно нести ответственность. Ты просто выполняешь приказы. Делаешь, что тебе велят.

— Я не могу так сильно ненавидеть людей. Не пойми неправильно, я хочу наказать каждого до последнего Хранителя, до которого доберусь. Но это не ненависть. Это месть.

Кэрран наклонился и сжал мою руку.

— Мы найдем их.

Мы некоторое время ехали молча. Затем он спросил:

— Почему ты сдерживаешься?

Я взглянула на него.

— Ты никогда не даешь волю своим силам, — пояснил он. — Ты можешь творить всю эту магию, но никогда не используешь ее.

— А почему ты не убиваешь каждого мужчину, который тебя раздражает, и не насилуешь каждую женщину, которая тебе приглянулась? Ты же можешь — ты достаточно силен.

Его лицо сделалось жестче.

— Во-первых, это неправильно. Это полная противоположность всему, что я отстаиваю. Худшее, что случилось со мной, произошло именно потому, что кто-то сделал то, что ты описала. Люпусы убили моего отца, забрали у меня мою мать и сестру, разорвали их на части и разрушили мой дом. Зачем мне позволять себе становиться этим? Я верю в самодисциплину и порядок, и я ожидаю этого от других так же, как ожидаю это от самого себя. Во-вторых, если бы я беспричинно убивал и насиловал людей по своей прихоти, кто бы, черт возьми, последовал за мной?

— Мой отец убил мою мать. Она не являлась основной целью, но это ничего не меняет. Роланд хотел убить меня. Из-за него она промыла мозги Ворону. Из-за него у меня не было детства, и я стала такой.

— Какой?

— Натренированной убийцей. Я люблю сражаться, Кэрран. Мне это необходимо. Жизненно важная функция, как дыхание или еда. Я серьезно облажалась. Каждый раз, когда я использую магию Роланда, я становлюсь на шаг ближе к нему. Зачем мне позволять себе становиться такой?

— Это не то же самое, — произнес Кэрран. — Люпизм — полная потеря контроля. А практика магии, наоборот, оттачивает твои навыки.

— Когда я овладеваю чьим-либо разумом, ощущения, будто я плаваю по канализации. И насколько я помню, в последний раз, когда я делала это, один высокомерный альфа настаивал на том, что засунет мне в глотку последствия моих действий.

Давай об этом поговорим, почему бы и нет. .

— Я же дал тебе защитника.

Я покачала головой:

— Не хочу делать этого снова, если мне не придется. Кроме того, это ограниченная магия. Я могу заставить человека выполнять обычные физические задачи, но не в силах принудить его рассказать мне то, что он знает. Если я не могу представить, то и заставить этого сделать не могу.

— Может быть, станет легче, если ты будешь делать это чаще?

— Да. Раньше от произнесения слова силы я падала в обморок. Теперь мне просто адски больно. Сейчас я могу управлять двумя или тремя подряд, в зависимости от того, сколько магии вложу в них. — Я слегка откинулась на спинку сиденья. — Я знаю, к чему ты клонишь. Магия такая же, как и все остальное. Умение приходит с опытом.

Я закрыла глаза. Передо мной промелькнуло видение моей тети, мертвой на окровавленном снегу.

— Перед смертью Эрра говорила со мной. Она сказала: «Живи достаточно долго, чтобы увидеть, как умрут все, кого ты любишь. Страдай. . как страдала я.»

— Почему ты позволяешь мертвой женщине выносить себе мозг? — Спросил Кэрран.

— Потому что я не думаю, что когда-нибудь стану Роландом. Дело не в том, что не суждено. Просто дай мне достаточно времени, и я могла бы превратиться в Эрру.

Сражаться с ней — все равно что бороться с самой собой.

— Каждый раз, превращаясь в животное, есть доля вероятности забыть, что я человек. Каждый раз, когда я исцеляюсь или нахожусь под сильным стрессом, есть шанс превратиться в люпуса.

Что это сейчас было: я покажу тебе свои шрамы, если ты покажешь мне свои? Если он хотел поиграть в игру «у кого более странные способности», то я бы надрала ему задницу.

— Я могу управлять вампирами.

Кэрран взглянул на меня.

— С тех пор как…?

— С пяти лет.

— Как много?

— Помнишь женщину, которую мы убили, когда охотились на упыря? Олейте? Орда нежити на потолке?

Он уставился на меня.

— Я удерживала их на месте, — сказала я ему.

— На этом потолке было не менее пяти десятков вампиров, — Кэрран приподнял брови.

— Не скажу, что это не было больно. И я ничего не могла с ними сделать. С таким количеством их можно только объединить в одно целое. Как рой. — Я посмотрела на его лицо. Ты еще не испугался, детка?

— Значит, ты можешь убивать вампиров своим разумом?

— Возможно. Проще просто заставить их разбить головы о камень. Но у меня почти не было практики, так что нет ни навыков, ни знаний, только уйма силы. Если у тебя когда-нибудь состоится война с Племенем, Гастека ожидает сюрприз.

Кэрран нахмурился.

— Почему ты не практиковалась?

— Игра с разумом нежити оставляет след в ее голове. Кто-то вроде Гастека может прочесть мой образ прямо из черепушки мертвого вампира. Тогда мне пришлось бы отвечать на неудобные вопросы. Чем меньше вопросов, тем лучше.

— Есть еще сюрпризы? — спросил Кэрран.

— Я могу есть яблоки бессмертия. Моя магия слишком стара, чтобы на нее повлиять, так что это будто съесть обычные «Гренни Смит». Ты, кстати, тоже можешь. Однажды я испекла с ними яблочный пирог.

— Вот как. Ладно, в следующий раз, когда ты решишь положить в мой пирог волшебные фрукты, я хотел бы, чтобы меня предупредили об этом заранее, прежде чем я это съем.

— Тебе понравилось.

— Я серьезно, Кейт.

— Как пожелаете, Ваше Величество.

Мы замолчали.

— Оборотни, находящиеся в зоне поражения плохо справляются с формой воина. — Я нарушила тишину.

Кэрран кивнул.

— Чтобы поддерживать полуформу требуется сильная магия.

— Что, если мы привезем сюда Джули? Вирус исчезнет. С ней все станет в порядке, правда же?

Лицо Кэррана приобрело привычное ровное выражение Царя Зверей.

— Плохая идея.

— Почему?

— Карлос смог обернуться сразу после того, как вышел из зоны взрыва, а это означает, что там вирус не погибает, а лишь сводится на нет его воздействие. В тот момент, когда Джули выйдет за пределы, он тут же поразит ее. Это гарантия мгновенного люпизма. Кроме того, ты помнишь, как выглядела Джули, когда мы ее привезли?

В моей памяти остались искореженные конечности тела: смесь меха, кожи, обнаженных мышц и оголенной кости с увеличенным в размерах лицом.

— Помню, — процедила я сквозь зубы.

— Она жива лишь потому, что Lyc-V поддерживает ее. Обычное человеческое тело не может перенести таких повреждений. Если переместить ее в зону без магии, вся ее регенерация исчезнет. Она моментально умрет от сильной боли.

Я уставилась в окно.

— Мне очень жаль, — произнес он.

— Она не сможет с этим справиться, не так ли?

Кэрран медленно выдохнул.

— Хочешь, чтобы я солгал тебе?

— Нет.