– О да! – согласился мсье Пуль с тезисом по поводу заботливых рук. – Желаете заказать пару? – повторил вопрос портной.

– Да, мы бы хотели сшить два костюма, – взяла инициативу в свои руки тетушка. Франсуа с удивлением взглянул на нее. – Да-да, два костюма, – повторила она. – На выход и летний.

– О, мадам, у меня как раз есть легкий полотняный костюм для пеших прогулок или морских на яхте, он вполне подойдет мсье. Отказался заказчик.

– Мы не хотим товар, от которого отказались, – с возмущением произнесла мадам Лаке. – Мой племянник носит все самое лучшее.

– Ну конечно, мадам, – склонился к ней портной. – Однако и цена хороша, и размер подойдет. А если нужно будет подогнать по фигуре, я это сделаю бесплатно.

Франсуа понял, что ведется тонкая провинциальная игра в «купи-продай». Он понял также, что старый лис мсье Пуль мгновенно оценил его поношенный костюм и сообразил, зная скупость тетушки, что, раз куш на сделке он не сорвет, так хоть продаст отказной товар. Франсуа это было неприятно, однако он вспомнил о предстоящих тратах на лабораторию и решил поторговаться за предложенную вещь.

Тетушка запротестовала, услышав о согласии племянника примерить костюм, который шился на другого мужчину. По ее мнению, это было неприлично. Но Франсуа настоял на своем, и через десять минут уже вертел головой перед зеркалом, пытаясь лучше рассмотреть свою фигуру в белой полотняной паре. На его вкус, выглядело неплохо. Правда, пиджак слегка жал в плечах. Мсье Пуль суетился, подскакивал рядом с клиентом, аккуратно одергивая и разглаживая ладонями ткань по линии швов. Он чувствовал, что предложение нравится покупателю.

– Я бы взял этот костюм за сто франков, – сказал Франсуа, обращаясь к отражению портного в зеркале.

– Что вы, мсье! – возмутился тот. – Это только стоимость материала. А работа?

– Но вам же нужно это продать? – нагло глядя собеседнику в глаза, спросил Франсуа. – А мне нужен костюм. Я думаю, что эта цена устроит нас обоих, мы выручим друг друга. А второй костюм мы закажем из самой дорогой шотландской шерсти. Идет?

И тетушка, и сам мсье Пуль пришли в замешательство от напора Франсуа.

Мадам Лаке даже призналась себе, что не узнает своего племянника: сделку совершал чужой расчетливый мужчина, а не ее Франсуа.

Быстро покончив с делами в лавке, Франсуа не стал переодеваться, а остался в новой светлой полотняной паре. Он рассовал по карманам портсигар, носовой платок и портмоне, а его старый костюм слуга мсье Пуля завернул в бумагу, перевязал бечевкой и отнес в коляску тетушки.

Так же быстро они купили две пары недорогой, но прочной кожаной обуви, причем Франсуа торговался неистово, требовал скидок и уступок и в конце концов добился их у местного сапожника. Старую пару обуви постигла участь костюма – она, аккуратно упакованная, была также отправлена в коляску.

Мадам Лаке понравилось, как ее племянник торговался в лавках за каждый франк. «Что ж, – подумала она, – бережливость никогда не бывает лишней, особенно в наши дни. Он очень похож на своего дядю, моего мужа». Ей и в голову не могло прийти, что Франсуа делал это из побуждения меньше расходовать денег на досуг здесь, в этой дыре, а больше – на работу. Тетушка даже не представляла, какие траты ждали ее впереди.

Теперь же она гордо вела по центральной улице Понтабери своего любимого племянника, мсье Франсуа Тарпи. Она кланялась всем встречным, знакомила их с Франсуа, давала ему лестные характеристики, хвалила его самого и превозносила его успехи. Вскоре у Франсуа уже кружилась голова от имен, лиц, дат, регалий и прочей хвастливой провинциальной мишуры.

– Куда же мы пойдем теперь? – спросил он.

– А теперь мы возвращаемся к мадам Додар, она пригласила нас на чай, – ответила тетушка.

– Насколько я помню, ее именины через месяц, – заметил, усмехнувшись, Франсуа.

– Ну да, а сегодня чаепитие, – почти весело сказала тетушка. – Посмотришь, как она живет. Она весьма умная и практичная женщина, к тому же имеет вкус к жизни. Тебе будет полезна эта встреча. И ссориться с ней нельзя, запомни это, – торопливо добавила мадам Лаке, многозначительно посмотрев на племянника.

Зашли они в дом не через центральный вход в шаркьютери, где на витрине изящно были выставлены приготовленные блюда, колбасы и консервы, а со стороны переулка. Однако и здесь впечатляла помпезность витых колонн на входе и дубовой двери, которую с поклоном открыл слуга, как водится, знакомый тетушки.

Мадам Лаке защебетала, расспрашивая его, как и любого встречного в Понтабери, о состоянии здоровья многочисленных родственников и знакомых. Пока они болтали, Франсуа оглядел прихожую. Сразу бросался в глаза шик лавочников, которые на протяжении нескольких веков добывали свое благосостояние трудом возле бочонков с салом, солониной и кишками. Свидетельством тому были картины в позолоченных витых рамах с изображением кровавых натюрмортов, кресла и стулья в плюше, тяжелые занавеси на окнах и прочая статусная провинциальная мишура, говорящая о чванливости хозяев-нуворишей. Франсуа понял, что попал в гнездо сытых нормандских буржуа, которыми десятилетиями руководила умеренность и осмотрительность, причем как при ведении бизнеса, так и при выборе личных предпочтений. Как раз тот тип домов, которые он, Франсуа, благодаря своему свободолюбивому характеру и закалке настоящего европейского ученого эпохи революционных научных прорывов и ярого материализма, больше всего не любил. Он иногда спрашивал себя: может быть, это просто зависть? И чистосердечно отвечал: нет. Никогда не хотел он променять свою свободу, полет научной фантазии, общение с думающими людьми своего круга на этот тесный и пыльный от бархата и бронзы мирок, который был практически вечен, а в действительности еще больше, чем нематериальность умозаключений, напоминал о земной бренности.

Пока Франсуа осматривался в прихожей, появилась мадам Додар в домашнем платье. Франсуа еще раз отметил мысленно, что эта дама подчеркивает свою женственность с помощью одежды и весьма ловко скрывает истинный возраст – свободное темное платье с длинной бахромой скрадывало формы, а бисерное шитье отвлекало взор от проблемных мест. Еще он отметил, что у лавочницы модная короткая стрижка, которую не было видно под чепцом утром, когда они беседовали на крыльце ее заведения. Очевидно, мадам Додар затратила немало усилий, чтобы уложить в гладкую стрижку каре вьющиеся от природы волосы, которые выдавала непослушная волнообразная челка, прирученная вышитой лентой. Франсуа перевел взгляд на ее ноги и был приятно удивлен их формой и необычным, кроваво-красным цветом туфель. «Мадам буквально источает сексуальность», – подумал он и почему-то пошло ухмыльнулся.

Тем временем мадам Додар, подхватив тетушку под руку, повела ее в гостиную, где уже был накрыт стол для чая. Выражение «для чая» было символическим, поскольку кроме прекрасного фарфорового сервиза на столе стояла еще уйма всякой снеди, включая блюда с мясными закусками и сыры. Тетушка все ахала, вертясь вокруг накрытого стола, приговаривая, что уж какая она хозяйка, но мадам Додар – это нечто!

Мадам Додар милостиво улыбнулась в ответ на эту неприкрытую лесть и обвела рукой стол, как бы приглашая гостей отведать все эти гастрономические изыски. Когда Франсуа с тетушкой расположились на отведенных им местах, мадам Додар хлопнула в ладоши, и служанка внесла огромный чайник, прикрытый холщовой вышитой салфеткой. Когда в тончайшие белоснежные чашки был налит душистый напиток, хозяйка жестом дала понять Франсуа, что у нее в доме гости угощаются сами, выбирая лакомства на свой вкус. В центре стола стояло огромное блюдо с мясными закусками, которые, истекая янтарными каплями жира, так и просились в рот. Здесь были и колбаски из потрохов на гриле, и куски отменного паштета, и окорок, порезанный так тонко, что прозрачностью мог соперничать с фарфоровыми чашками. Мадам Лаке, особо не скрывая желания как следует поесть, специальной серебряной вилочкой переместила с блюда на свою тарелку столько всякой снеди, что Франсуа удивился. Тетушка сказала: