В этих раздумьях они не заметили, как проехали предместье Понтабери и центральный бульвар.

– Здесь, – сказала тетушка, придержав за руку Франсуа.

Он кивнул, давая понять, что помнит это место, и слегка натянул вожжи. Послушная его воле лошадка остановилась у милого домика. Франсуа поддержал тетушку, когда та сходила по шатким ступенькам их старенькой повозки.

Это была знаменитая мясная лавка мадам Додар. За вымытыми до блеска стеклами витрины Франсуа увидел мясные паштеты, выложенные на фарфоровых блюдах, куски запеченной свинины и окорока, художественно оформленные на деревянных досках, судки с закусками, расставленные по периметру витрины. После плотного завтрака Франсуа не хотелось смотреть на снедь. И общаться с провинциальными кумушками.

– Тетушка, – сказал он, – я, пожалуй, останусь на свежем воздухе, не могу почему-то сегодня смотреть на мясо.

К его удивлению, мадам Лаке, не сказав ни слова, вошла в лавку неспешным шагом.

Франсуа вздохнул. Как ему не хотелось объезжать весь городок, представляться этой провинциальной публике, соответствовать своему статусу средней состоятельности!

Вдруг, уже второй раз за день, он поймал себя на мысли, что из разряда парижских бедных ученых он перешел в другой, обрядился в эдакую «шкурку» провинциала-буржуа средней руки. Однако не это его волновало. Ему необходимо было найти способ вскрыть банковскую кубышку тетушки и получить деньги на свои исследования. Он уже прикинул: денег потребуется немало. Только одни пробирки и реторты обойдутся в кругленькую сумму. А что делать? Это был один из пунктов негласного договора между ним и фабрикантом мсье Дюлоком: исследование он проводит за свой счет, а Дюлок покупает только результаты. О, эти результаты…

У Франсуа портилось настроение, когда он думал о своей работе. Он любил науку, любил биологию и химию, увлекался психоанализом, даже вел переписку с Фрейдом. Кстати, Дениз – просто шикарный вариант для психоаналитических исследований. Надо будет описать ее в письмах к Фрейду и его друзьям. Франсуа так захотелось сейчас же сесть за письменный стол, раскрыть свои записи и поработать с препаратами, что он даже застонал от бессилия. Вместо этого он торчит возле лавки, ожидая, пока его скучная тетка наговорится со своими товарками. У него сделалось злое лицо.

Именно в это время дверь под перезвон колокольчика отворилась и на пороге показались тетушка и хозяйка лавки Эмма Додар, которую Франсуа не видел уже лет десять.

На удивление, она совсем не изменилась, что и не преминул отметить Франсуа, поскольку эта тема его волновала – ведь ему предстояло углубиться в изучение молодости и долголетия.

– Мадам, – сказал Франсуа, пожимая протянутую пухлую руку, – я изумлен. Вы ни капли не изменились. Позвольте выразить вам свое восхищение.

Мадам Додар расплылась в улыбке. Она и сама это знала. Все лавочники Додары были такими же моложавыми, как и она. Этот эффект продленной молодости все связывали с особенностями работы семьи и видом семейного бизнеса, что она и отметила.

– О, Франсуа, – она тут же поправила себя: – мсье Тарпи, я рада вас видеть. Могу сказать, что вы возмужали и похорошели. А что касается моей молодости… Да ведь это свежая кровь и мясо, с которыми я каждый день работаю.

И она сладко улыбнулась.

Что ей пришло на ум в тот момент, Франсуа так и не понял. То ли его мужественность, то ли картинка с окровавленными тушами животных, которые каждый день сваливали на задворках лавки.

«Это белок и его действие… – подумал Франсуа. – А может, еще что-то. Необходимо проверить эту версию». И его ум естествоиспытателя погрузился в анализ проблемы.

Тетушка со своей подругой о чем-то чирикали, стоя перед ним на ступенях крыльца, а его мысль унеслась к записям в заветной тетради, ждавшей его в одном из нераспакованных чемоданов, который он никому не разрешил трогать.

– Франсуа, Франсуа! – Тетушка дергала его за рукав пиджака. – Нам повезло, через месяц у мадам Додар небольшой званый обед в честь ее именин. Народу будет немного, только определенного круга, свои люди из Понтабери. Нас приглашают.

– Но, тетушка, – эмоционально возразил Франсуа, – у меня совсем другие планы! Я хотел здесь только работать.

Мадам Додар звонко рассмеялась, показав прекрасные белые зубы. Франсуа обратил на это внимание, моментально переключившись от эмоций к наблюдению. Он отметил прекрасную кожу без морщин, блестящие глаза и выбившиеся из-под чепчика волосы – практически без седины. Он подумал, что стоит исследовать нормандский женский морфотип в своей работе.

– Мсье Тарпи, – сказала Эмма Додар, – уверяю вас, что в придачу к вкусной еде вы найдете на кого посмотреть и с кем поговорить за этим обедом. Поэтому я жду вас в оговоренное время у себя дома. А дом мой, если вы помните, рядом с лавкой.

Поцеловав мадам Лаке в щеку и еще о чем-то пошептавшись с приятельницей, эта служительница культа чревоугодия легко поднялась по ступеням в свой «храм» мяса и помахала им рукой перед тем, как скрыться за высокой и крепкой дверью.

И уже традиционно у Франсуа в душе поднялось мутное и неприятное чувство ярости, направленное на тетку. Что за глупые провинциальные тайны и интриги! Ему захотелось сейчас же оказаться в большом городе. Захотелось идти по большой оживленной улице, не боясь поднять на чужих людей глаза. И не делать вид, что всех знаешь, помнишь и рад видеть.

Мгновенно память высветила картинку из его детства: он в матросском костюмчике прогуливается со своими тетей и дядей по набережной Понтабери и кланяется каждому встречному. И перед каждым поклоном в его детской душе растет чувство страха и неуверенности. Бедный маленький сирота! Наверное, именно поэтому он и выбрал свой путь: бедствовал в Париже, пересдавал экзамены, бегал по урокам, чтобы заработать денег на свои скромные удовольствия, недоедал, но был свободен от этого всевидящего ока провинции, от этих обременительных формальностей и связывающих по рукам и ногам пут общественного мнения и порицания.

«Ненавижу», – подумал Франсуа.

Что именно он ненавидел, прояснить не удалось, поскольку тетушка, взяв племянника под руку и что-то тараторя, вела его по дорожке к небольшому аккуратному дому с выкрашенными светлой краской стенами, над дверями которого красовалась вывеска «Atelier».

– А-а… – вспомнил Франсуа. – Пошив костюма!

Действительно, мадам Женевьева Лаке привела своего племянника приодеться к местной знаменитости – портному мсье Пулю. В нем текла южная кровь, но это не мешало жителям городка относиться к нему и его семье с уважением, поскольку всю одежду для местных щеголей и солидных мужчин шили именно в его мастерской.

Не успели мадам Лаке и Франсуа переступить порог ателье, как из-за бархатной зеленой портьеры им навстречу вприпрыжку выбежал маленький человечек с большим носом и прекрасными грустными глазами.

– О, мадам Лаке, здравствуйте, рад вас видеть, проходите и присаживайтесь, – пришепетывая, быстро говорил он. – О, а это что за прекрасный господин? – И его взгляд быстро метнулся на Франсуа, на его фигуру и парижский костюм. – Желаете заказать пару? На выход? Для свадьбы? Или?..

– Мсье Пуль, – величаво начала тетушка, – позвольте вам представить моего племянника, мсье Тарпи.

– О, мадам, мсье… – портной почтительно склонил голову в сторону Франсуа. – Имел честь одевать вашего батюшку, шил ему мундир, а вашему дядюшке, мсье Лаке, шил фрак для посещения местных ассамблей… Да и вас знавал ранее. Вы изменились, возмужали…

Франсуа бывал когда-то в этом доме и в этой комнате, только воспоминания как бы стерлись, потеряли четкость. Нельзя было с уверенностью сказать, что это был он, тот маленький мальчик, который смотрел, как примеряет костюм его дядюшка. Он не помнил лица мсье Пуля, но вспомнил его голос.

– Приятно быть узнанным. – Франсуа включил всю свою величавость, поскольку считал, что обслуга на нее реагирует лучше всего. – Я помню ваше ателье, рад, что оказался в ваших заботливых руках.