«Его оптимизму и целеустремленности нужно учиться! Отыскать бы у самого себя кнопку с грехом уныния и застопорить ее на позиции «Выкл.» – подумал Марк, а Илья спокойно продолжал:
– Когда я служил в морской пехоте…
– Где ты служил? – Опешил Марк.
– В морской пехоте, – строго повторил Илья. – Я был фельдшером при санчасти и целых два раза ходил на БДК – большом десантном корабле. Качку переносил нормально, даже ел с аппетитом. Но мне больше нравится подлодка! Подводники – элита ВМФ!
– Подводники дышат тем, что выдыхают их товарищи. Ты знаешь об этом? – Спросил Марк.
– Знаю.
– Стало быть: ракетный подводный крейсер стратегического назначения?
– Так точно! Только пропустит ли медкомиссия? В военно-морскую академию я из-за роста не прошел, а в гражданский мед поступил.
– Возможно, дело не только в твоем росте, а тебе вежливо отказали по другой причине! – В самом деле: у Марка было множество приятелей военно-морских офицеров ниже среднего роста. Правда «ниже среднего» служили на берегу и в мичманских званиях. А флотские боевые офицеры все, как на подбор: видимо счастливец, отобранный инквизиционными комиссиями флотских учебных заведений, не может быть априори – не статным и не красивым. Но чтобы морально поддержать своего нового друга, ведь долг платежом красен, Марк пообещал: – Я попрошу за тебя молиться своего духовника отца Диомида. Ты крещен?
– Крещен. Дия – тоже верующая? В ее комнате много икон…
– Да. Она крещеная. В воскресной школе была вожатой скаутского отряда. На клиросе пела вторым голосом. Как руководитель – сопровождала в лагерь детей. У старших школьников до недавнего времени вела Закон Божий. А год назад, что-то с ней стало происходить. Думаю, у нее кто-то появился…
– И этот «кто-то», судя по всему, оказывает на нее губительное влияние.
– Она христианка, – печально напомнил Марк, – с нее и спрос строже.
– Она же – слабое создание. Доверчивое. У нее такое фантастическое имя – Дия. Или Диа?
– Конкордия, – протяжно произнес Марк.
– Конкордия! – Нараспев повторил за ним Илья, словно читая поэму. – Какая женщина! Безупречное тело. Груди, как две спелых дыньки. Я бы на такой и с тремя детьми женился. И своих бы троих завели. – Жесткими резкими движениями Илья принялся массировать себе лицо, словно пытаясь стянуть кожу с век. Потом он лег, свернувшись калачиком, и спросил, – Можно я у тебя останусь на ночь, если ты и твои родители не против?
– Оставайся, – ответил удивленно Марк. Он не ожидал от Ильи, таких натуралистических и смелых эпитетов для Конкордии. – Спелые дыньки со временем вянут и портятся…
– И я тоже со временем испорчусь. Мы будем «портиться» вместе.
– Ты влюбчивый?
– Нет, но девушкам со мной не скучно.
– Ты оказывается – бывалый ловелас?!
– Не бывалый. И почти не ловелас.
– Ого! Небывалый почти не ловелас!
– Марк, мне и самому не нравится, когда парень беспричинно меняет девушек.
У меня был школьный друг Эдик. Мы дружили с ним со второго класса, как он к нам пришел. После школы я приехал домой на первые свои студенческие каникулы, и мы пошли с ним на танцпол. А потом я ждал окончания каникул, чтобы уехать и не выслушивать от его девушек вопросы: «– Вы были вместе. Где Эдик?»
Девушки были всерьез взволнованы. Одна слышала в новостях, как перевернулся черный джип. «Врачи борются за жизнь водителя». А у Эдика – черный джип. Другая девушка узнала из других новостей – «сосулькой убило парня». Она сразу решила, что это – Эдик.
Он изменял не мне, но я постепенно прекратил с ним общаться. Потому что на вопрос его девушек: «– Где он?» я, конечно же, знал ответ – он у третьей, но вынужден был изображать на лице равнодушие – как предатель.
Хотя он и звонил и писал в сетях, что такой уж он есть от природы – любвеобильный. Я написал ему, что это не любвеобильность, а болезненное состояние. И не врожденное, а приобретаемое.
6.
Родители у Марка тоже были верующими, венчанными в браке. В день воскресный, молились в храме, постами – старались чаще подходить к Святой Чаше – тому и сына учили.
К своим сорока восьми годам его мама, Анна Геннадьевна, так и не научилась красиво повязывать платок – «как это делают все порядошные христианки», а его отец – Михаил Иванович нежно подначивал супругу: «– Фарисеюшка».
Мать с отцом видели, как тревожился Марк – от разлада с самим собой. Знали, как он привязан к владыке Серафиму, но говорить на эту тему с кем-либо кроме духовника отца Диомида Марк не желал, а с родителями отшучивался.
– Пошел наниматься к отцу Нифонту, – сказал он им перед уходом на кладбище.
– Был у нас Марк-отступник, а теперь будет Марк-гробокопатель. Хоть праведный, хоть строптивый, но – родной сын, – ответила мама за себя и за мужа. Михаил Иванович поцеловал жену и ушел в ночную фабричную смену – дабы семью содержать, пока его домашние рассуждают о неземных материях.
Анна Геннадьевна поговорила по телефону с подругой Татьяной. Приготовила скоромных наваристых щей и три противня эклеров. Поместила эклеры в пакет и, направилась теперь уже на вечерние посиделки для продолжения телефонной беседы к подруге Татьяне Константиновне. Причин для посиделок на этот раз было целых две. Первая – долгожданная и радостная. Вторая – удручающая.
Аня и Таня жили в одном доме и дружили – сколько себя помнили. В школе сидели за одной партой. Иногда ссорились. Повзрослев – прекословили и препирались, но разменивая вот уже скоро пятый десяток, друг другу ничуть не надоели. После десятого класса подружки было расстались на несколько лет. За те несколько лет, обе они вышли замуж: сортировщица типографии Аня – за фабричного разнорабочего Мишаню, а Танюша окончила сначала ПТУ потом «выч-тех» и встретила Антошу.
Антон Вардоватов Татьянин муж – был военмор. Каплей. Черный костюм, золотые погоны. Золотая кокарда. В ножнах – кортик. В милого-милого Антошу не влюбиться было нельзя. Антоша – был Антошей и для Танюши и для экипажа.
После свадьбы молодые переехали в офицерскую малосемейку и счастливо зажили уже на своих – пятнадцати метрах. За полгода в офицерском общежитии Татьяна экстерном прошла факультатив «борьбы за живучесть» и усвоила привычку – бытовой крупногабарит «закреплять «по штормовому»…
… Через каких-то двадцать пять лет Татьяна Константиновна обладала ангельским терпением и непоколебимым упорством, а вернее сказать – упрямством в искушениях и скорбях.
Как христианка она хорошо знала и даже усвоила, что скорби необходимы для спасения души, для разнообразия и не скучности житейского круиза в штормовом переходе через устрашающие ревущие цунами.
Подружки сидели, пили Татьянин чай, ели Аннушкины пирожные, рассуждали о безработице, вариантах смежных должностей и важности профобучения в любом возрасте.
Татьяна Константиновна со дня на день готовилась к смене руководства. Прежний ее директор вышла замуж и уехала к супругу в другие веси, а новый – пришел с новой командой.
– Не стыдись рядовых должностей, Танечка. Христос ученикам своим ноги омывал,3 – поддерживала подругу Анна Геннадьевна. Но если уж и было катехизировать Анне, то явно не свою ближайшую подругу. Татьяна Константиновна когда-то давно саму Аню и ее мужа Мишу учила и церковно-славянскому языку и догматическому богословию.
– Я не стыжусь из руководящей должности уйти в подчинение. Захочет ли новый хозяин оставлять старых работников?
– Что у тебя за новости, о которых ты писала в sms и говорила по телефону? – Спросила Татьяна Константиновна.
– Мишку на фабрике руководитель опять премией поощрил, – захныкала от безысходности, как маленькая Анна Геннадьевна.
– Твой Мишка всегда был на доске почета. Теперь его премиями поощряют. Я не удивлена, – Татьяна Константиновна все еще не могла понять слёз огорчения подруги.