– Ксанка!

Голос сестры неожиданно раздался над самым ухом. Громкий, пронзительный, с визгливыми нотками на заднем плане. Это на людях она соловьем разливалась, а со мной вечно вела себя как особа королевских кровей.

– Отец зовет!

– Сейчас! – пропыхтела я, сдувая прядь волос, настырно липнувших к вспотевшему лбу. Пришлось держать ногу молодому жеребчику, пока конюх расчищал копыто.

– Немедленно!

– Иди, – шепнул конюх, – дальше я сам. Тут немного осталось.

Кивнула и, с трудом разогнувшись, повернулась к Илоне.

Сестра, как всегда, в красивом платье, с игривыми завитками белокурых волос, в аккуратных туфельках смотрелась посреди конюшни как нечто инородное. Она медленно прошлась по мне брезгливым взглядом – от растрёпанной шевелюры до расхлябанных сапог, которые на два размера больше, чем нужно.

– Ты отвратительно выглядишь! И пахнешь!

– И тебе спасибо, дорогая! Давай обнимемся по-сестрински, – распахнула я объятия и с кровожадной улыбочкой шагнула к ней.

– Не смей ко мне прикасаться! – завопила Илона и бросила прочь, смешно поднимая юбки, чтобы не замараться. Выскочив из конюшни, она обернулась ко мне и ядовито выплюнула: – Отец зовет! Немедленно!

– Да иду я, иду!

Илона все-таки дождалась и теперь шагала рядом, то и дело бросая на меня недовольные взгляды.

– Как хорошо, что я выхожу замуж!

– И не говори-ка! – здесь я была с ней полностью согласна.

– Жду не дождусь, когда уеду к мужу, и ты перестанешь раздражать меня своим существованием!

Илона через две недели выходила за сына богатого купца и не упускала случая этим похвастаться, особенно передо мной. Мне-то купец точно не светил. Разве что конюх. Если повезет.

Отец уже отчаялся удачно выдать меня замуж. Не нашлось еще принца, потерявшего дар речи, едва завидев мой дивный лик. Слабые нынче принцы пошли, им все нежных феечек подавай, чтобы пылинки с них сдувать и защищать. А я сама кого хочешь защитить могу, а уж дуну так, что мало не покажется. Да и замуж, если честно, не рвусь. Были бы у меня деньги, уехала бы из нашей провинции и отправилась путешествовать по белу свету.

Но денег нет. Зато хлопот – хоть отбавляй. Усадьба в упадке, дел невпроворот, а, кроме меня, это, похоже, никого и не волнует. Сестра только о платьях да прическах думает, отец вечно строит грандиозные планы как разбогатеть и при этом ничего не делать. Ему не давало покоя, что когда-то наш древний род славился своим богатством, но нам его не досталось – дед все проиграл в азартных играх.

Маменька была занята общественной работой: состояла в клубе славных жен Боунса. Они собирались два раза в неделю у одной из участниц клуба, пили чай с вишневым вареньем и с серьезным видом обсуждали насущные проблемы. Говоря по-простому – перемывали кости остальным жителям Боунса.

Вот так и жили.

Гадая, зачем меня позвал отец, я зашла внутрь дома с черного хода, скинула сапоги, чтобы не топтать чистые полы – кроме меня, их мыть некому, и пошла в гостиную, откуда доносились мужские голоса.

Один из них принадлежал отцу, а вот второй я слышала впервые.

Сестра, не скрывая недовольства, шла рядом, но обогнала меня у самых дверей и первая скользнула в комнату. Я только головой покачала и шагнула следом.

У окна стояли двое: отец, непонятно с чего облачившийся в свой лучший камзол, который уже не застегивался на объемном животе, и высокий седовласый мужчина с военной выправкой. Увидев нас с Илоной, он учтиво поклонился. Посмотрел сначала на смиренно улыбавшуюся аккуратную сестру, потом на растрепанную, потную меня и снова повернулся к сестре.

Понятное дело. Она ему понравилась больше. Илона маленькая, хрупкая, с белокурыми волосами, обрамляющими лицо-сердечко, и огромными синими, словно небо, глазами. Я же роста приличного, да в придачу… широка в кости. Да. Пусть будет так. Широка в кости. Негоже признаваться, что кто-то любит плюшки по ночам уплетать, да котлетами втихаря закусывать. Сестра отличалась аристократичной бледностью, а я загорелая как крестьянка, да еще и с обветренными губами. Волосы с рыжим отливом вечно растрепаны, а глаза темно-зеленые, словно тина болотная.

В общем, Илона всегда всем нравилась, а меня рядом с ней никто не замечал.

Я уже привыкла. И даже не обижалась. Почти.

– Дамы, – учтиво произнес наш гость, – меня зовут Лэнд Барсон. Я герольд наместника Ралесс.

Илона ахнула, приложила ладонь ко лбу и вроде даже собралась упасть в обморок. Вестник галантно подхватил ее под руку и, как истинный спаситель хрупких дев, проводил к дивану, помог присесть. Мне помогать никто не собирался, да и новость не произвела на меня такого впечатления, как на сестру. Поэтому я осталась стоять, неуклюже перетаптываясь с ноги на ногу.

Отец недовольно посмотрел на мои босые ступни и покачал головой, пришлось незаметно отступать за кресло, чтобы не смущать важного гостя своими запачканными пятками.

– Итак, – продолжил он раскатистым голосом, – я здесь для того, чтобы сообщить прекрасную новость: сын наместника вернулся со службы, и по старинной традиции в середине лета состоится отбор невест, на который приглашены девицы из самых древних родов.

Ух ты! Отбор! Невест! Хотела бы я на него попасть! Говорят, там денег можно немало получить, да и сын наместника в хозяйстве пригодился бы.

Но… Увы и ах. Кому нужна широкая в кости неудачница Ксанка, когда есть хрупкая и нежная Илона?

Вот и сейчас Барсон достал свиток, перевязанный алой лентой, и шагнул к сестре, восторженно обмахивавшейся изящной ладошкой. Ее щеки заливал красивый трогательный румянец, а глаза сияли, как два сапфира. Мне даже завидно стало.

– К сожалению, – произнес он таким голосом, в котором не было и капли этого самого сожаления, – по закону каждая из семей имеет право отправить на отбор только одну из своих дочерей.

При этом смотрел на меня. Я только плечами пожала. А что еще оставалось делать? Не отбирать же силой заветный свиток? Хотя, если очень постараться, я бы, наверное, смогла. От этих мыслей захотелось хихикнуть, но я сдержалась. Тем более отец смотрел так строго, что мороз по коже прошел.

– Поставь вот здесь свою подпись, – ласково, чуть ли не по-отечески говорил Лэнд Барсон, обращаясь к сестре.

– Да-да, – восторженно лепетала она, мысленно уже видя себя женой сынка наместника.

– Вот здесь, – снова указал герольд, – этой подписью вы даете согласие на участие в отборе и гарантируете отсутствие у вас других брачных обязательств.

Тонкая рука сестры, сжимавшая перо, остановилась в сантиметре от пергамента, а потом мелко затряслась. Илона вскинула беспомощный взгляд на отца. Тот насупился и безмолвно шлепал губами, пытаясь найти слова.

– В чем дело? – улыбнулся вестник, приняв состояние Илоны за волнение перед важным шагом. – Смелее.

– Понимаете, – произнес отец слегка осипшим голосом, – она помолвлена.

Барсон тут же выпрямился и выдернул свиток из-под дрожащего пера.

– Это ведь неважно? Мы сегодня же исправим это досадное недоразумение, – папенька заискивающе улыбнулся, заглядывая в глаза седовласому мужчине.

– Исключено, – от ласкового тона не осталось ничего, – правила для всех одинаковы. Никаких помолвок, женихов и прочих обязательств. Девица должна быть абсолютно свободна.

– Я свободна! – с чувством вскрикнула Илона, но тут же стушевалась под внимательным взглядом. – Буду свободна… уже сегодня!

– Мне жаль, – герольд был неумолим.

И я, к своему стыду, испытала приступ злорадства при виде того, как расстроенно вытянулось лицо сестры. А как тут не расстроиться, когда из-за какого-то купца сынок наместника мимо сетей проплывает?!

– Как это ни прискорбно, но ваше семейство не сможет принять участие в таком важном для страны событии.

И вот тут мой выход. Во всей красе.