Дождь за окном понемногу стихает, будто устыдившись.

========== Шкаф ==========

Комментарий к Шкаф

office!AU

Саша… как бы так помягче… ненавидит корпоративы. И пьяных людей. И бредовые идеи. И бредовые идеи пьяных людей на корпоративах.

Саша пьёт, сколько аллергия позволяет — в голове воцаряется туман, но его явно недостаточно, чтобы догнать остальных. У остальных шутки потихоньку сползают ниже пояса и переходят на личности; даже сквозь туман Саша подмечает, что бóльшая их часть направлена на мелкого тихого пацана, который на всё это неловко улыбается и, в какой-то момент с Сашей взглядом столкнувшись, замирает почти с отчаянием в глазах и безмолвным «когда же всё это закончится».

Когда кто-то предлагает сыграть в бутылочку, Саше хочется забиться в угол и шипеть оттуда на всех. Когда кому-то приходит идея запихнуть попавшихся на пятнадцать минут в шкаф, Саша готов убивать.

Когда раскрученная бутылка указывает сначала на него, а следующим заходом — на того самого пацана, вызвав всеобщее радостное ржание и новый всплеск шуточек, Саша, со вздохом прихватив его за локоть, в шкаф почти сбегает.

Не то чтобы он надеется отыскать там Нарнию — просто это, кажется, единственный шанс хоть на десять минут немножко отгородиться от общего шума, а освобождённый от курток сотрудников шкаф — достаточно просторная штука, когда твой сосед по «заключению» похож на скелет.

Судя по звуку, их подпирают стулом. Саша, неуютно поведя плечами, садится, съехав по стенке. Его сосед пытается последовать его примеру и неловко тыкается своими коленками в его. Саша тихо шипит.

— Давай свою ногу между моих… ай! — попытка отрегулировать ситуацию заканчивается болезненным пинком в лодыжку. Саша обречённо жмурится: — Замри! Стоп! — и тянется почти вслепую вперёд, цапнув его за щиколотку. — Давай, одну ногу сюда, вторую вдоль стенки… да осторожнее ты!

— Вы там что, уже трахаетесь? — ржёт кто-то снаружи.

Саша красноречиво посылает всех по известному адресу, заставив невольного соседа дёрнуться. Откидывается спиной на стенку, слегка стукнувшись затылком, и прикрывает глаза, пытаясь отключиться от мира в темноте и относительной тишине — основная вечеринка проходит через несколько помещений отсюда, и крики пополам с пьяным пением сюда почти не долетают.

— Я Ярослав, — неуверенно представляется сосед. Язык у него слегка заплетается; он, собственно, пьян, как и все на этом сборище, но относится очевидно к тем людям, которых от алкоголя тянет спать, а не на подвиги. — Яр.

— Саша, — пожимает плечами тот, наугад протягивая руку.

Единственный источник света — не очень большая щель между створками; Яр умудряется в полутьме попасть по его ладони, на миг сжав её холодными пальцами. Саша ёжится невольно.

— Ты же не против, что я тебя сюда уволок? — спрашивает он запоздало.

— Нет, — отвечает тот негромко, — я… спасибо. Голова от них разболелась… и вообще.

Саша сочувственно морщится. Яр зевает вдруг отчаянно, ногой дёргает, чуть не заехав Саше в бок.

— Эта идея кажется мне всё более бредовой, — ворчит Саша. — Ты умеешь спокойно сидеть?

— Извини, — и зевает снова. — Прости. Вырубает что-то.

— Подремать попробуй, — советует Саша. — Вряд ли про нас вспомнят через пятнадцать минут. Я бы вообще тут, на самом деле, отсиделся по возможности до упора. Не хочу туда. Ты как?

— Я да, — тот, кажется, кивает; глаза понемногу привыкают к темноте, и Саша начинает различать его силуэт. — В смысле, я за. Только неудобно…

Саша закатывает глаза. Яр возится, пытаясь устроиться поудобнее; на третий пинок в бедро Саша тоскливо думает, что он для этого всего слишком трезв, а потом перекидывает свою ногу через его — коленки Яра между сашиных оказываются.

— Двигайся, на меня ляжешь, — говорит он прежде, чем успевает передумать — туман в голове почему-то решает, что это хорошая идея. — Боком, ноги согни. Или на спину, как уж удобнее… и поспи, что ли, правда, а то на зомби похож.

Повисает неловкое молчание. Саша уточняет на всякий случай:

— Просто лечь. Башкой на грудь. Никаких эвфемизмов и непристойных предложений, просто это твой единственный шанс устроиться удобнее, да и я ноги вытяну. Раз мы всё равно ещё где-то часа полтора отсюда не свалим…

— Мне это все говорят, но никто так и не объяснил толком, — ворчит Яр, неловко подбирая под себя ноги в попытке перевернуться.

— Просто загон босса, — фыркает Саша, — никто не уходит, пока он не уходит. В остальном нормальный мужик, вот и терпим… осторожно!

Яр чуть не падает вперёд — Саша успевает за плечи его придержать, — почти больно бьётся лбом о сашину грудь, умудрившись попасть по ключице, и набок поворачивается, сползая пониже. Ступни, пытаясь устроиться удобнее, под сашину ногу пихает. Руки на груди неловко скрещивает — Саша сквозь футболку чувствует прикосновение холодных костяшек.

— Тебя чего так трясёт? — поднимает брови.

— Прохладно как-то, — тот худым плечом дёргает.

Саша машинально приобнимает его одной рукой. Потом, подумав, начинает возиться, стягивая кофту со своих плеч. Яр приподнимается непонимающе; Саша, выпутавшись из рукавов и раз сотню стукнувшись локтями о стены, вручает кофту ему:

— Накройся хоть, мне всё равно жарко.

Яр бормочет тихое «спасибо» и снова на его груди устраивается, доверчиво прижимаясь щекой. Саша снова его приобнимает — ощущается почему-то очень естественно.

Будто так оно быть и должно.

— Идиоты они все, — говорит Саша, поддавшись порыву. — Завтра и не вспомнят, какую чушь несли. Надеюсь, и ты не вспомнишь.

— Да пошли они, — сонно буркает Яр. Саше почему-то от его тона очень смешно становится. А тот вдруг добивает его тихим: — У тебя сердце так бьётся… так спокойно.

— Надеюсь, этого ты тоже не вспомнишь, — фыркает Саша. — Спи. Я разбужу.

— Я вот сразу понял, — Яр его куда-то в грудь тыкает пальцем, — что ты хороший человек. Я… — и просто отключается на середине фразы.

Саша смеётся и закрывает глаза. Вечер начинает немного налаживаться.

Дальше были те самые полтора часа какой-то мирной полудрёмы под сонное сопение и непривычное тепло чужого тела очень близко. Дальше было внезапное осознание, что стало подозрительно тихо, и стук в дверь пополам с громкими воплями в надежде, что разошлись ещё не все. Дальше были попытки разогнуться и жалобы на больную спину; был Яр, сонно висящий на его руке и пытающийся сползти спать на пол. Саша, мысленно матерясь, завозит его домой, борясь с желанием завезти домой к себе.

Дальше было виноватое «я смутно помню, что было вчера, но я, по-моему, к тебе приставал, прости» и заинтересованное сашино «вообще-то нет, но теперь мне хочется это видеть». Дальше были кафешки, и много смеха, и почти незаметные другим (нет) переглядки в офисных коридорах, и вечера в обнимку, и бесконечное, умиротворяющее ощущение правильности.

И шкаф, на который Саша больше не может смотреть без фантомной боли в пояснице и тепла где-то под рёбрами.

========== Рюкзак ==========

Яр Москву любит, правда, — только, кажется, не очень взаимно. Москва его приветствует пасмурной погодой — Яр упорно возвращается к ней снова и снова, отчаянно задыхаясь в Питере; Яр с рюкзаком, который давно ощущается продолжением его тела, бегает по концертам, спектаклям и кастингам, когда удаётся на них попасть.

Москва его по-прежнему не принимает. С кастингами не выходит ничего, с хостелами упорно не везёт, не раз приходится ночевать на вокзале, и всё будто кричит, что он здесь чужой — после Петербурга всё здесь кажется слишком быстрым, он не может зацепиться хоть за что-то, он продолжает бегать, а тяжёлый рюкзак в какой-то момент начинает ассоциироваться больше с больной спиной, чем с приключением.

Москву он всё ещё любит — всё ещё невзаимно.

А потом Москва забирает Сашу, и Яр, кажется, это ей простить не готов (кто он вообще такой, чтобы прощать ей что-то?). Яр, какие-то несколько месяцев продержавшись (питерское небо на плечи давит гораздо тяжелее пресловутого московского рюкзака), срывается в столицу под каким-то предлогом совершенно надуманным и полночи ворочается на неудобной верхней полке.