Болото. По сравнению с опалившим сейчас огнём — стылое болото, затягивающее всё глубже.

Может, ещё есть шанс вырваться? Может…

— Может, мы могли бы уехать вместе.

Он что, правда сказал это вслух?

Синие глаза загораются такой радостью и любовью, что Александр — Саша, звучит неплохо — Саша вовсе об этом не жалеет.

========== Цветочек ==========

Комментарий к Цветочек

Магазинчик ужасов!АУ

Публиковалось туть: https://ficbook.net/readfic/9324017

Сеймур замечает его впервые, когда серым вечером выходит вынести мусор. Худющий парень с отросшими чёрными волосами, которые всклокочены так, что чуть ли не дыбом стоят; кутается зябко в лохмотьями висящую накидку.

На Ноль-стрит бомжей полно — Сеймур и внимания не обращает. Сеймура от Ноль-стрит тошнит давно. И от себя тоже — он сам не знает, от чего сильнее. Одно хорошо — он всё ещё может возиться с цветами.

Только вот кому они на Ноль-стрит нужны, эти цветы.

Сеймур, вытряхнув мусор в бак, почти уже берётся за ручку двери магазина — закрыть и лечь спать в своей каморке (она же подвал, она же рабочий кабинет, она же склад, она же…), но вдруг понимает, что парень всё ещё стоит перед витриной.

И, казалось бы, зачем обращать внимание на очередного бродягу — только вот этот кажется каким-то странным: не попрошайничает, монотонно воя, не пытается продать какое-нибудь барахло — просто стоит и… смотрит на цветы, как на какое-то чудо.

— Красивые, — говорит он тихо с каким-то странным акцентом, когда Сеймур делает шаг к нему.

Сеймур чуть щурится, проследив за его взглядом.

— Это глоксинии, — говорит так же негромко.

— Фиолетовые… — бормочет тот. — Люблю фиолетовый. Красиво.

А потом, вдруг опомнившись, дёргается в сторону, обжигает испуганным взглядом удивительно синих глаз и в тенях исчезает так быстро, будто испарился, с ними смешавшись. Сеймур остаётся стоять, растерянно сжимая в руках мусорное ведро.

Сеймур, обновляя витрину следующим утром, добавляет к глоксиниям фиалки и синие примулы. И весь день ловит себя на том, что смотрит в окно, подсознательно ожидая увидеть синие глаза из-под чёрной чёлки.

***

Странный парень несколько дней то ли не появляется, то ли не попадается. Снова Сеймур видит его каким-то вечером, когда сидит, мешая мудрёный прикорм для всё время порывающейся умереть фиолетовой розы, которую достать удалось ценой слишком больших усилий, чтобы ей это позволить. Сеймур просто поднимает голову, потянувшись — и натыкается на синий взгляд по ту сторону витрины.

Подрывается с места, уронив стул; больно бьётся бедром об угол стола и, хромая, бросается к выходу. Парня с места как ветром сдувает.

Чёрта с два Сеймур его бы догнал, если бы он не споткнулся на раздолбанном тротуаре, растянувшись во весь рост. А так — успевает дохромать, держась за больную ногу; парень как раз приподнимается, шипя от боли в ободранных ладонях.

— Ты в порядке? — спрашивает, кривясь, Сеймур. — Чего убегаешь-то всё время, я ж не ругаться… ох, — и бедро трёт ладонью. — Ты чего всё там стоял?

— Цветы красивые, — очень тихо говорит парень, вставая. — Мне просто… хоть что-то здесь красивое. Я не собирался ничего красть или что-то такое.

Он полностью так и не выпрямляется — стоит, как бегун в стойке, готовый с места сорваться по малейшему сигналу. Сеймур успокаивающе приподнимает ладони:

— И чего тогда бегать? Успокойся, хочешь смотреть на цветы — смотри, они для того и выставлены. Зашёл бы хоть как-нибудь.

— Денег нет, — парень чуть расслабляется и встряхивает руками. Рассматривает, морщась, ссадины. — Кто бродягу в магазин пустит?

— Я, — пожимает плечами Сеймур, — прямо сейчас, если хочешь. У тебя руки вон… и грязь наверняка попала. Зайдёшь обработать?

— Не боишься, что я украду что-нибудь? — вскидывает брови парень.

— От сейфа у меня ни ключа, ни кода, а в самом магазине ничего ценного, — машет рукой Сеймур. — Так зайдёшь? Я Сеймур.

— Яр, — неуверенно кивает тот. — Руку пожимать, прости, не буду.

Сеймур улыбается и чудом не роняет очки.

Яр заходит несмело, вжимая голову в плечи — будто во дворец какой, а не в обшарпанный магазинчик, которому давно необходим ремонт. Сеймур, хромая, поднимает стул, кивает на него Яру и достаёт аптечку.

Для бродяги у него, надо сказать, удивительно изящные руки. Пока Сеймур обрабатывает ссадины, Яр вертит головой, откровенно залипая на цветы и — когда думает, что Сеймур не видит — на руки Сеймура.

Сеймур делает вид, что, действительно, не видит.

И предлагает чай.

Яр постепенно расслабляется. Сеймур ухитряется даже выяснить у него, что приехал и оказался на улице он недавно — вот и объяснение изящным рукам, — а акцент из-за того, что родной язык у него русский.

По телевизору русских совсем не такими показывают. Яр на это его замечание смеётся и тараторит длинную фразу на непонятном — видимо, русском — языке, в которой Сеймур каким-то чудом различает только «водку» и «балалайку».

Сеймуру с ним как-то удивительно хорошо. Яр заворожённо разглядывает цветы — Сеймур и рад, соловьём про них заливаясь. Яр так смотрит, что Сеймур чувствует себя очень умным.

Это неожиданно приятно.

На следующий день, заметив вечером сквозь витрину синие глаза, Сеймур машет ему, зовя внутрь — и Яр больше не убегает.

***

Они сходятся так быстро, что Сеймуру почти не по себе. Сеймур и странный цветок показывает ему первому. Яр почему-то морщится на название «Одри-два», но ничего не говорит — а на растение смотрит с неприкрытым интересом.

Интерес сменяется подозрительным прищуром, когда через несколько дней Сеймур пробалтывается насчёт необходимого цветочку «прикорма». Яр порывисто хватает его за залепленную пластырем руку и, на непонятный свой язык сбиваясь, выдаёт тираду о том, что так нельзя.

Синие глаза сверкают такой заботой, что Сеймур прослезиться готов.

Вместо этого выходит только пообещать мифическое «всё будет хорошо».

Яр сильнее сжимает его руку и предлагает свою кровь — «хоть разок, тебе отдохнуть!» — но Сеймур отказывается.

Ему не удаётся отказаться, когда через полторы недели нетронутые пальцы кончаются, а головокружение от постоянной кровопотери становится таким, что он на Яра просто падает, слишком резко поднявшись ему навстречу. Яр его ловит и не без труда помогает сесть обратно на стул; смотрит на залепленные пластырем дрожащие руки, потом — в глаза с таким отчаянием, что сжимается сердце.

— «Одри-два» привлекает покупателей, — бормочет Сеймур, оправдываясь. — Господин Мушник с меня шкуру сдерёт, если цветок погибнет.

Русского мата Сеймур не знает, но по выражению лица Яра догадывается, что непонятные слова — вовсе не Шекспир в переводе.

— Сходил бы нахер твой господин Мушник, — припечатывает он напоследок по-английски. Акцент из-за эмоций становится чётче обычного. — Оно того не стоит. Твоё здоровье того не стоит.

— Я бесполезный, на самом деле, — неловко пожимает плечами Сеймур. — Он и так ко мне слишком добр. Я не умею особо ничего, а он меня приютил и…

— Ты офигенный флорист! — возмущается Яр, сжимая его руки — осторожно, чтобы ранки не задеть. — Ты офигенный флорист, и тебе цены бы не было… где угодно не здесь. — И вдруг, без перехода: — Давай сбежим, а? Вместе? Устроимся где-нибудь…

Сеймур мямлит что-то неловко — а цветок вдруг никнет как-то разом в разгар его монолога. Сеймур стонет в голос:

— Недавно же кормил!.. — и тянется за ножичком.

Яр, зашипев по-кошачьи совсем, его отбирает.

И — смачно режет свою ладонь.

***

Сеймур на дёргающуюся в нервном тике руку смотрит с вялым интересом, будто это чья-то чужая конечность, а не его болящие от напряжения пальцы — большой с указательным дёргаются слишком часто, чтобы это казалось нормальным.

От мелкого неестественного сокращения мышц пробирает дрожь.

Яр заглядывает через плечо — Сеймур не замечает его, пока он не касается осторожно дёргающихся пальцев: