На вопросительную рожицу он внимания не обращает, а на яриково сдавшееся «так… что происходит?» отвечает ещё более загадочным «увидишь».

Ярик, вздохнув, садится на край стола, оставив Сашу караулить под дверью уходящих, и делает жалобный вид:

— Я начинаю бояться, меня здоровенный дяденька из гримёрки не выпускает…

Саша даже отвлекается от своего поста, закашлявшись:

— «Здоровенный дяденька»? Ты меня видел?

— А ты меня?

Саша внимательно оглядывает его с головы до ног и рассеянно кивает. Снова поднимает взгляд; скалится вдруг улыбкой маньяка, нехорошо щурясь и добавляя в голос томности с хрипотцой:

— Не бойся, мальчик, больно не будет.

Ярик нервно сглатывает. Саша сверлит его взглядом ещё секунд десять и, не выдержав, искренне хохочет. Добавляет нормальным голосом:

— Да ладно, тебе понравится, — и опять отворачивается к двери, выглядывая в щёлочку.

Ярик разглядывает его спину, ёрзая от любопытства. Ещё раз пробует:

— Не расскажешь, да?

Сашина спина отрицательно мычит. Потом разворачивается — и Ярик залипает невольно на сашины глаза, горящие детским восторгом и каким-то азартом.

— Увидишь, — улыбается Саша. — Я… — он взгляд поднимает, губами шевелит, подбирая слова, — хочу поделиться кое-чем. Ладно?

Ярик физически не может в ответ не улыбнуться — в груди от него такого теплеет. Кто там что про бабочек в животе говорил — тут будто котёнок пушистый мурчит под рёбрами.

— Ладно, — соглашается.

Саша ему подмигивает и высовывается за дверь, оглядев пустой коридор. Делает торжествующий жест и с коротким «пошли, никого!» подхватывает одной рукой Ярика под локоть, другой — тот самый пакет. Ярик на пакет косится подозрительно:

— Ты меня втягиваешь в закладывание бомбы в оркестровую яму, я понял.

Саша закатывает глаза и отвешивает ему короткий подзатыльник. А потом — на пустую сцену вытаскивает; сам садится на краю, свесив ноги, и ставит пакет рядом с собой. Ладонью хлопает приглашающе:

— Иди сюда!

Ярик подходит, дыша полной грудью — на сцене ему хо-ро-шо; на сцене с Сашей вместе — вовсе ничего не надо больше. Саша улыбается, глядя на него снизу вверх:

— Ты как будто домой пришёл. — Руку протягивает: — Иди ко мне.

Ярик замирает за его спиной, глядя в зал и ловя неожиданное ощущение абсолютного покоя. Саша откидывается чуть назад, прислоняясь к его ногам и глядя снизу вверх с рассеянно-счастливой улыбкой; Ярик коротко треплет его волосы и, наклонившись, опускает руки на плечи — а потом и вовсе, опустившись на колени, обнимает со спины, прижавшись щекой к мягким волосам.

— Я тебя люблю, — сообщает тихонько. Упирается подбородком в лохматую макушку, голос повышает, чтобы до задних рядов балкона слышно: — Хе-хееей! Я люблю Сашку Казьмина!

— Тихо ты, — смеётся тот, разворачиваясь и сгребая его в охапку, — вдруг ещё не ушёл кто…

— Да все ушли, не занудь! — Ярик его в нос чмокает, окончательно заразившись приподнятым настроением.

— Ну тогда-а-а… — тянет Саша нарочито задумчиво, неудержимо расплываясь в улыбке, и пустому залу сообщает театральным шёпотом: — Я люблю Ярика Баярýнаса!

— Са-а-аш! — смеётся тот, пытаясь сделать возмущённое лицо.

Саша хохочет, ладонью взлохмачивая ему волосы в какое-то безумное воронье гнездо, и глаза закатывает:

— И кто занудит? — и опять в зал поворачивается, ладони к губам приставив рупором: — Хе-хееей, мир, я Ярика Бая-я-ярунаса люблю! Бая-я-я-ярунаса! — повторяет с широкой улыбкой, к нему повернувшись.

Ярик ямочек на его щеках касается — и, подавшись вперёд, обнимает крепко, не зная, куда захлёстывающую нежность деть. Саша стискивает его в ответ, щекотно целует в ухо; фыркает, ласково ероша волосы:

— Ну что, всё ещё страшно?

Ярик смеётся, мотая головой, и коротко чмокает его в губы; ложится головой на его колени, свесив со сцены ногу. Рассеянно смотрит в пустой зал, впитывая покой, тишину и пьянящее ощущение, что сцена принадлежит только им двоим. Саша ладонь на его живот опускает, тоже замирая на несколько десятков секунд — Ярик кожей его умиротворённое счастье чувствует; рассеянно гладит его костяшки.

Будто весь мир ненадолго притих, будто в нём нет никого больше.

Будто весь мир — им двоим.

Саша вдыхает полной грудью и тянется за своим пакетом. Ярик голову запрокидывает, проезжаясь затылком по его бедру; пытается, не поднимаясь, заглянуть внутрь. Саша чуть по носу его щёлкает; достаёт большую коробку.

— Знаешь, — говорит, рассеянно вертя её в руках, — когда я только переехал в Питер, я кошмарно нервничал. Ни знакомых толком, ничего, приехал какой-то хрен с горы и на сцену рвётся.

— Ты не… — Ярик его по руке гладит, — ты, вообще-то, очень талантливый хрен с горы. Так что не надо вот.

Саша смеётся:

— Хорошо, как скажешь. Так вот, талантливый хрен с горы в моём лице с детства хотел игрушечный вертолётик и в момент особо сильного нервяка психанул и его купил.

Ярик недоумённо моргает от такого поворота событий. Саша, фыркнув, возится где-то рядом с его головой, открывая коробку.

— И, знаешь, я просто… вечерами иногда оставался, как вот сейчас, и летал им по пустому театру. И релаксировал. И я тут что-то ностальгию словил по тому времени… — он достаёт игрушечный вертолёт и вручает его Ярику подержать; дальше в коробке копошится, ища пульт. — Не знаю, как он дожил, но он ещё летает. Ща…

Ярик недоверчиво улыбается, касаясь лопастей. Голову задирает, по-доброму фыркая:

— Сашечка, ты меня точно старше?

— Ой, да иди ты, — закатывает тот глаза. — И потом этот человек называет занудой меня, ну. Подними вот так… вж-ж-жух!

Вертолётик жужжит, разгоняясь, и отрывается от яриковых рук. Саша издаёт торжествующее восклицание, следя взглядом, как игрушка описывает широкий круг над рядами кресел, и азартно дёргает пультом, заставляя её набрать высоту.

Ярик любуется, не сдерживая улыбки. У Саши глаза горят, волосы взлохмачены и лицо раскраснелось; Саша сейчас кажется совсем-совсем юным. Даже, наверное, младше того неуверенного в себе мальчика, только что приехавшего покорять культурную столицу.

Саша сейчас кажется ужасно красивым. Саша всегда красивый, но сейчас от этого немножечко захватывает дыхание.

Самолётик, подчиняясь умелой руке, облетает крýгом большую пафосную люстру и летит обратно к сцене; Саша его ловит и вдруг тянет Ярика за плечо:

— Садись давай.

Тот мотает головой, угадав его намерение:

— Сашк, я же руина… сломаю тебе воспоминание, расстроишься, летай ты.

Саша закатывает глаза, всё-таки поднимая его со своих колен и разворачивая к залу, и обнимает со спины. Ярик кожей чувствует негромкое, на ухо:

— Не сломаешь. Ты мне любое воспоминание лучше делаешь, ты ещё не понял?

— Я не умею же, — пытается он снова, чувствуя, как Саша вкладывает пульт в его руки. — Серьёзно, упадёт ещё…

— Не упадёт, — Саша чуть сжимает его руки, упираясь в плечо подбородком. — Смотри, вот тут включение, тут высотой управлять, тут поворачивать… это легко, давай, я страхую.

Ярик вздыхает, снова невольно улыбаясь, — Сашка, любимый упрямый Сашка, который не отступится, если ему пришла идея, — и, удобнее устроившись в его руках, нажимает на кнопку, нервно вцепившись в пульт. Саша тихо смеётся, чуть гладя его пальцы; шепчет на ухо, пуская по коже мурашки:

— Он не сбежит, честно. Расслабься. И пла-а-авно…

Беспокойство отступает, сменяясь детским восторгом.

И — вполне взрослым счастьем, когда Саша уже по-простому обнимает его поперёк груди, прижимаясь ухом к растрёпанным волосам.

Вертолётик делает круг почёта вокруг люстры, совсем чуть-чуть зацепив одну из подвесок, и по красивой дуге врезается в штору, мягко скатившись по ней вниз — Саша фыркает, вовремя успев схватиться за пульт и отключить лопасти, чтобы они не запутались в бахроме. Ярик ойкает.

— Я же говорил, что руина!

— Не сломал же, — парирует Саша, — сейчас сходим подберём.