— У меня аллергия, мне можно. Дыши давай.
Ярик снова мотает головой. Сквозь питерские тучи проглядывает солнце.
Через пару дней Саше снова в Москву; через неделю Ярик приезжает сам. Обоим не впервой между двумя столицами мотаться, просто теперь это происходит не только ради ролей; Саша привыкает к тому, что телефонные звонки в большинстве случаев оказываются не по работе. Ярик, и раньше не обременявший себя общепринятыми рамками приемлемого для звонков времени, окончательно на них забивает и звонит преимущественно поздним вечером или ночью. Саша отвечает неизменно. Два типа звонков ему, правда, совершенно не нравятся: когда по голосу на том конце провода слышно, что человек только что проснулся от кошмара, и когда по тому же голосу слышно, что он попал в какую-то неприятность.
Ноябрьским вечером Саша видит входящий вызов явно второго типа и, ткнув на «принять», машинально подходит к окну. Ярик в Москве, Ярик вроде как должен ехать с «Караоке Камикадзе» и вообще-то, по всем прикидкам, быть уже дома; Саша просто надеется, что неприятность не очень серьёзная. Двор за окном пуст, только под фонарём обнимается со столбом какая-то фигура. Саша, закатив глаза, мельком думает про соседа-алкоголика и надеется не обнаружить его наутро под своей дверью.
— Саш, — голос в трубке совсем тихий, — я тут немножечко застрял…
— Где застрял? — переспрашивает Саша с нехорошим предчувствием.
— У меня голова слегка закружилась… выгляни в окошко?
Предчувствие становится совершенно отвратительным. Саша щурится на фигуру у столба. Фигура окончательно перестаёт быть похожей на соседа.
— Блять, только не говори, что это ты там стоишь.
В трубке виновато кашляют.
— Я сейчас.
— Да просто водой в меня кинь, — как-то совсем вяло бормочет Ярик. — Можно прям из окна. Можно в голову.
Саша натягивает куртку, прижимая телефон ухом.
— Тебе совсем хреново? Может, сразу в «Скорую» звонить?
— Да норм, — Ярик снова кашляет. — Просто немного дымом надышался… и последняя пара песен была лишней. И двойные наушники… Голова закружилась.
Саша выскакивает на улицу, больно долбанувшись о дверь плечом. Яр в свете фонаря совсем бледный и будто на грани обморока.
— Не делай такое лицо, а, — вздыхает он, виновато отводя взгляд.
Саша предпочитает происходящее просто не комментировать и молча протягивает бутылку воды. Ярик долго пьёт, потом благодарно тыкается лбом Саше в плечо.
— Что бы я без тебя делал. Слушай, Сашк, а если бы я и Кроль тебе одновременно написали с просьбой срочно перезвонить, ты бы кому первому перезвонил?
— Кролю, конечно, — в сердцах ляпает Саша. — Он хотя бы…
У Ярика как-то опускаются плечи.
— Шутка, — поправляется Саша. — Неудачная. Тебе бы перезвонил, у тебя вечно катастрофы какие-то, надо же кому-то тебя вытаскивать?
Ярик благодарно кивает и снова начинает кашлять. Саша спохватывается и тащит его в сторону подъезда.
— Как ты вообще умудрился так надышаться? — ворчит он.
— Кристин пел, — бормочет Ярик. — Интересно, много Кристин вот так задохнулось? Мне кажется, много. Я задохнулся. А вот если бы Кристин правда совсем задохнулась и пришлось бы вводить дублёршу, такая бы зеркалочка на сюжет самого «Призрака» получилась… Идея для перфоманса, не думаешь?
Саша предпочитает не уточнять. Звучит это всё не совсем адекватно; с другой стороны, после «Караоке» это неудивительно. Возможно, ударили по больной головушке двойные наушники — Ярик часа полтора назад прислал ему длинное голосовое сообщение с жалобами на этот вид издевательства над его, Баярунаса, личностью.
Жалобы, кстати, уже не особенно бодро звучали, если вдуматься задним числом.
— А вот Кроль меня сегодня на руках носил, — продолжает Ярик почти неразборчиво, — а ты вот не носишь, безобразие получается.
Саша делает скептическое лицо, возводит глаза к небу и, пользуясь тем, что Ярик и так почти висит у него на плече, подхватывает его под колени. Тот издаёт странноватый не то писк, не то вскрик и цепляется за плечи неожиданно крепко для полуобморочного.
— Эй, я пошутил же!
— Шутка не удалась, — почти скорбно вздыхает Саша. — Всё твоё чувство юмора на Кроля ушло, мне ничего не осталось… Да ладно, ты лёгкий, виси уже.
Ярик, собственно, и не дёргается — только устраивается поудобнее, головой на плечо приткнувшись.
— А уютно, — почти с удивлением констатирует он.
— Только не засни, — ворчит Саша, радуясь, что горящие от смущения уши в сумерках не видно.
Раньше про «носить на руках» они только шутили. Дошутились, видимо.
Саша как-то и не против.
Дома Ярик снова пьёт воду стаканами и сворачивается клубком у Саши под боком, проворчав что-то про глухоту, птеродактилей и «всё бы вам, Александр, меня в койку затащить». Вырубается опять на полуфразе — Сашу эта манера несколько напрягает, у человека будто батарейки резко садятся или выключатель щёлкает; Саша вообще не всегда уверен, что это человек.
Саша, впрочем, уверен, что он всё ещё в это странное существо влюблён и рад возможности бессовестно пялиться на тонкий профиль на собственной подушке.
— Сашка, вот уютный ты всё-таки человек, — снова вдруг включается существо, не открывая глаз. Саша чуть не подскакивает от неожиданности.
— Эм… ладно? С… пасибо? — неуверенно предполагает он, немного подождав и убедившись, что мысль, наверное, закончена.
— Это тебе спасибо, — безапелляционно заявляет существо, сдавленно кашляет и поудобнее в него утыкается. — Ты классный.
— Да и ты… тоже ничего, — Саша осторожно хлопает его по плечу. — Написать, что ли, кому-нибудь уточнить, что они в дым добавляли?
— Ой, да иди ты, — Ярик слегка тыкает его в бок, — я тут комплименты делать пытаюсь, а он…
Саша только улыбается, на него глядя. Голова от недоверчивого счастья кружится почти привычно.
— Надо ещё совместный концерт замутить, — говорит вдруг Ярик.
Саша открывает рот, чтобы сказать, что у них и так много проектов, а кое-кто и так три концерта планирует в недалёком будущем, и вообще-то иногда людям надо спать, для разнообразия хотя бы…
Вздыхает.
— Замутим.
Ярик улыбается с самым хитрым видом, снова кашляет и замолкает окончательно. Саша остаётся прикидывать, на что он в очередной раз подписался.
Есть у него предчувствие, что он не пожалеет.
***
— А ещё хочу туда «Спеша в тоннелях» запихнуть, — заявляет Ярик, когда они обсуждают сетлист.
— Нет, — обречённо закатывает глаза Саша.
— Да! — протестует Ярик.
— Гордееву на тебя наябедничаю, — вздыхает Саша, — ты его хоть слушаешь иногда.
Ярик демонстративно скрещивает руки на груди и отворачивается. Надолго его не хватает: минуты через две он уже, активно жестикулируя, вещает, как круто будет снова сделать кусок «Иисуса»… и пару анимешных опенингов… и вот этот симпатичный дуэт… и «Vivre à en crever» ещё, обязательно!
Гордеев, когда они с ним пересекаются на каком-то мероприятии и Саша всё-таки ябедничает, скептически смотрит на обоих и тянет:
— Да ладно, дети мои, не ругайтесь. Просто поставьте после неё что-нибудь такое, чтобы вы оба успели за кулисами друг в друга нарыдаться, как весной, и всё будет.
Саша возмущённо фыркает, Ярик отводит глаза. Крыть нечем.
Времени в какой-то момент перестаёт хватать вообще на что-либо. Оба разрываются между сотней проектов, Саше хочется побольше часов в сутках, Ярик, кажется, не спит вовсе (зато бесконечно меняет сетлист и вкидывает новые идеи); в один из дней, приехав на репетицию концерта, Саша ещё с порога слышит звуки слишком знакомой песни и в голос стонет.
— Только не говорите, что он всё-таки это добавил, — обращается он к потолку, пока снимает куртку.
Слишком знакомое «Когда ты юн, небеса чисты…» подтверждает, что добавил. Саша осторожно заглядывает в комнату. Ярик его не замечает, слишком погружённый в процесс самоистязания — по-другому назвать сложно.