Худая спина под руками немного расслабляется. Саша выдыхает — кажется, это недоразумение поняло его правильно.

— Я тоже, — ещё тише бормочет Ярик и замолкает, обвив его всеми конечностями.

Саша остаётся думать, относилось ли это к «я слишком трезв» или к невысказанному. Жар от Ярика, как от полноценной грелки — простудился всё-таки, что ли? Ещё не хватало.

Вопреки ожиданиям, напряжение постепенно отпускает. Валерьянка определённо в проигрыше — она никогда особенно не работала, если честно, а вот тепло под боком…

— Саш…

Блять.

— Чего там ещё? Спи.

— Я зря, наверное, да? Всё это… не получится же ничего.

— А мы попробуем, — твёрдо, сам от себя того не ожидая, говорит Саша — и, кажется, в это верит. — Спи уже, чудовище.

Ярик кивает, будто этого ответа и ждал, и затихает окончательно. Саша закрывает глаза. На душе спокойно впервые за очень долгое время. Саша старше, Саша умнее, Саше тридцатник, Саша по уши влюблён и не собирается больше топтаться на месте, осторожничать и выжидать.

Попробовать им точно никто не помешает.

========== Слишком ==========

Комментарий к Слишком

Так привыкла к полумёртвым фэндомам, что смотрю на пятьдесят лайков и просто утираю счастливые слёзки. Спасибо!

Ну и да, ладно, эта часть не планировалась, но я всё-таки ещё не всё про них сказала, так что вот. К реальности отношения особенно не имеет, про повторный совместный концерт — просто запрос во вселенную (инфы никакой не было, но надеюсь и верю, что они его сделают… пожалуйста?..), а ещё я посмотрела видео с Пента-концерта от 18.05.2019 и чувствую очень много чувств по поводу обнимашек после «Спеша в тоннелях нашей жизни».

Приятного чтения!

Саша понемногу привыкает.

К чужим ночным кошмарам, которые ощущаются теперь как свои. К тактильности, которая переходит сейчас все границы (а он-то думал, что это раньше Ярика слишком много было!). К заглядыванию в глаза — «Саш, не злишься?» — и резко проявляющейся осторожности, когда Ярику кажется, что он ляпнул что-то не то или Сашино плохое настроение на него направлено. К постоянно генерируемым идеям для нового концерта. К эмоциям, бьющим всегда через край, когда до дрожи и слёз в глазах, до невозможности говорить, до заполошно колотящегося сердца, до истеричного смеха или рыданий — Саша честно до сих пор не знает, как реагировать на такое, Саши обычно хватает только на то, чтобы обнять и просто переждать бурю, боясь, что это чудовище у него в руках развалится.

Пока не разваливается.

Они так толком и не говорят о том, что было ночью после совместного концерта. Всё просто… случается, и они позволяют этому случаться.

Легко оправдываться фразой «я слишком трезв для такого разговора», когда оба толком не пьют.

Саша в какой-то момент решает, что разговор и не нужен. Что они там пели не так давно — «нужно больше, чем просто слова»? У них, в конце концов, всё, кроме слов, есть.

Ярику часто снятся кошмары — Саша и раньше это знал, но только теперь понял, насколько часто. Ярик каждый раз, его нечаянно разбудив и сам проснувшись, извиняется сдавленным шёпотом и с какой-то обречённостью, даже в темноте видной, закрывает глаза снова. Саша каждый раз на извинения ворчит, дует ему на лоб, гладит осторожно по лицу, стирая слёзы, ласково перебирает волосы — пока затравленно-жалобное выражение не пропадает и Ярик не бормочет, что всего этого не заслужил — Сашу не заслужил. У Саши на этот счёт мнение совсем другое.

Как-то он спрашивает, насколько такое вообще нормально — кошмары чуть ли не каждую ночь, — и Ярик, пожав плечами и неловко улыбаясь, говорит, что обычно их больше, за ночь по несколько раз, если он спит больше двух часов. Саша только головой качает.

Пока они вместе в Москве, Ярик постоянно очень близко. И на людях-то близко: на плечах виснет, в руку тыкает, по спине хлопает, садится вплотную — почти переходя дружеские границы, почти-слишком-близко, и Саше кажется, что всё это слишком очевидно, но знакомые, видимо, к тактильности-экстравагантности-эмоциональности Ярика привыкли и ничему не удивляются, а на мнение незнакомцев Саше давно плевать.

Наедине он не отлипает вообще. Устраивается под боком, обнимается, цепляется за руку, ложится на колени головой, прижимается так, будто Саша — его единственное спасение от холода на каком-нибудь крайнем севере и от этого их жизни зависят; Саша шутит, что, кажется, ещё немного — и Ярик просто повиснет у него на спине, как коала, и слезать откажется, так и будет кататься. Ярик после подобных шуток начинает глаза прятать и неловко улыбаться, нервно ногой дёргая; Саша, смеясь, притягивает его к себе, губами скользит по лбу, вискам, векам, губам — «я разве сказал, что я против?». Саша, чего греха таить, влюблён, как школьник; Яр выглядит непривычно счастливым, Саша раньше был уверен, что он так только на сцене улыбаться умеет, реализовав очередную бессовестно-волшебную идею.

Саша и сам охотно головой на его коленях валяется — как там было, «никакая скрипка не может быть нежнее руки в волосах»? Он определённо согласен в этом с Моцартом — и не то мурлыкать готов, не то петь. Они, собственно, и поют иногда — теперь дуэты ощущаются правильно, теперь Саша не боится в глаза смотреть, каждый раз натыкаясь на слишком пристальный взгляд — раньше он просто его не выдерживал, боясь выдать на каком-нибудь «Vivre à en crever», что его Сальери по уши влюблён. Сейчас Саша смотрит спокойно — прямо, открыто и тепло, — и вот так, без музыкального сопровождения и с путающимися иногда словами, на старом диване вместо сцены, всё звучит как-то лучше.

Ну, или он просто сентиментальный идиот — Саша не собирается притворяться перед собой, что он серьёзнее и рациональнее, чем есть на самом деле. Эту стадию он давно проскочил.

Саша таким постоянным контактом огорошен совсем немного — иногда ему просто нужно немного дистанции, — но графики обоих эту проблему решают раньше, чем Саша о ней задумывается. Ярик уезжает в свой Питер. Саша остаётся.

Ярика всегда слишком. Слишком мало или слишком много — Саша быстро понимает, что второе нравится ему больше. В первый день его отсутствия он всё-таки вздыхает с невольным облегчением — на плечах не виснет никто. На второй день перестаёт находить себе место. Ещё через несколько — чувствует себя забытым на даче псом.

Ярик, зараза, привыкание вызывает, Саша давно в этом убедился.

В конце концов он сдаётся и, выкроив в расписании время, берёт билет на поезд.

«Буду в Питере через три дня», — пишет он сообщение.

«Ой, супер, — сразу отзывается Яр, будто сидел и караулил у телефона. — У тебя разве концерт какой-то?»

«Цирк у меня, — думает Саша, — с конями».

«К тебе, балда», — пишет он.

На этот раз ответ приходит с запозданием минуты в две.

«Правда?»

Саша закатывает глаза и пару секунд колеблется между «нет, к Гордееву, “Нежную скрипку” петь» и «да, я соскучился по совместным стримам, ты мне аудиторию поднимаешь». Ограничивается лаконичным «правда».

Аллергия на поезд переносится в этот раз как-то легче.

Саша видит его на вокзале первым — Ярик стоит спиной, высматривая Сашу в толпе вообще не в той стороне, с которой Саша подошёл.

Первая мысль — незаметно подойти и то ли в шутку напугать, то ли просто обнять; Саша не определился, ребячество борется с радостью встречи. Саша даже несколько шагов делает — а потом накрывает такое дежавю, что он останавливается.

Чёрт, кажется, поцелуи в щёку и объятия со спины только с Иудой теперь и будут у него ассоциироваться.

Пока Саша это про себя выясняет, Ярик оборачивается. Вот у него никакого ступора; он летит навстречу и виснет на шее, Саша едва успевает сумку из рук выпустить и подхватить лёгкое тело.

— Не реви, — хмыкает он, прекрасно зная, как Ярик обычно (не) справляется с эмоциями.

Тот мотает головой и шмыгает носом.

— Сам-то, — голос прыгает. Саша хлопает его по спине. — Я видел, у тебя глаза красные.