Сначала он просто смотрит. На текст указания, плывущий перед глазами, на взорвавшиеся чаты, на кучу всплывающих уведомлений, которые он не успевает читать и которые ощущаются невыносимо громкими криками, звучащими отовсюду и бьющими по загнанному в угол сознанию.

Сначала он ухитряется даже отвечать что-то — он не помнит, что именно. Но уведомлений всё больше, информации всё больше, и Яр

просто

не справляется.

Невыносимо.

Руки начинают дрожать. Яр пытается сделать вдох.

Яр не может.

Его бережно обнимают со спины, вынимая смартфон из сведённых судорогой пальцев.

— Всё кончено, — выдыхает Яр. — Это всё. Это конец. Я… закрывать. Надо…

— Дышать, — заканчивают за него. — Сейчас тебе надо просто дышать. Ладно?

— Я… не расплачýсь. Не окупится, — Яр хватает воздух ртом. — Оно не окупится, даже если состоится, или нас всех закроют, и…

— Состоится, — его плечи бережно греют ладонями. — Обязательно состоится.

— Значит, не окупится, — Яра трясёт крупно. — Окажусь в долгах, и так кредит. Облажаюсь. Вообще не смогу больше… за аренду не расплачусь, и…

— Чш-ш-ш, — мягко выдыхают в волосы.

У Яра ноги всё-таки подкашиваются. Он на пол почти падает, но держащие его руки не дают удариться; Яр запускает пальцы в волосы, впивается с силой, сжимаясь в комок и задыхаясь — грудь дёргается бесполезными мелкими толчками, почти не качая воздух. Перед глазами плывёт всё сильнее.

Сейчас кажется, что просто умереть и не разбираться ни с чем — лучший выход, который может быть.

Его за запястья держат осторожно, но крепко, не давая волосы нервно драть.

— Дыши, — шепчут снова. — Всё остальное потом. Этого нет. Это всё пустое. Деньги найдём, ты не один, ты же знаешь, всё будет хорошо.

Яр мотает головой и чувствует, как его тянут вперёд. Не обнимают — на запястьях всё ещё бережная хватка — но заставляют прислониться к себе. Уткнуться. Просто почувствовать человеческое тепло и сердцебиение совсем близко. Макушку прижимают подбородком.

— А если ещё сократят, — хрипит он. — Ещё туже затянут, а если так и не раскупят даже половину, просто не придут…

— Придут.

— Надо там… — он дёргается, — дай, там решить надо…

Его прижимают крепче. Голос звучит с тревогой, под ласковую насмешку спрятанной:

— Нет, Ярик. «Решать» только для тех, кто дышит.

— Я… не могу. Время… кончается… надо успеть!..

— У меня тут ты кончаешься, — его дёргают вдруг, заставляя поднять голову. Лицо, такое знакомое, расплывается; Яр цепляется взглядом за зелёные глаза, будто пытаясь удержаться. — Смотри на меня. Насрать на время. Успеешь. Дыши.

— Всех… всех разочарую, — его колотит всем телом. — К-команду… работать со мной перестанут… зрителей, коллег, всех…

— Меня не разочаруешь, — говорят строго. — Понял?

— Да, но…

— Не понял, — вздыхают. Тон становится мягким, просящим будто. — Без «но», Ярик. Не разочаруешь. Никогда. Никак. Ни при каких условиях. Вообще. Совсем. Я на твоей стороне. Я всегда на твоей стороне. И не только я, на самом деле. Ты не останешься один. Никогда. Дыши сейчас, ладно?

Яр судорожно всхлипывает, пытаясь протолкнуть воздух в лёгкие. Его крепко целуют в лоб; потом его ладони прижимают к чужой груди.

— Чувствуешь? — говорят тихо. — Как сердце бьётся, как я дышу? Давай со мной. Дыши со мной.

Яр пытается, честно. Яр чувствует, как тёплые руки обнимают его лицо, как пальцы ласково гладят скулы. Яр чувствует ровное глубокое дыхание, когда грудь мерно вздымается под руками.

Дышать, подстроившись под него, оказывается тяжело, но выполнимо. Яр голову поворачивает, утыкается в родные ладони.

От мерзкого чувства собственного бессилия хочется плакать.

Саша тянет его на себя, снова в лоб целует и обнимает крепко-крепко, прижимаясь губами и носом к его макушке. Яру почти больно — но сейчас надёжная сила человека рядом так необходима, что и мысли не возникает дёрнуться, хватку ослабить.

Сейчас эта хватка значит, что его д е р ж а т, и это важнее всего на свете.

Яр не плачет, только дышит тяжело куда-то ему в воротник футболки и сосредотачивается на том, как длинные пальцы ласково массируют затылок. Когда ему это удаётся окончательно — когда весь мир схлопывается до родного запаха, родных рук, родной нежности, — он почти уже спокоен.

Враньё, на самом деле, вовсе он не спокоен. Просто… просто снова в состоянии мыслить.

— Прости, — выдыхает он. Дёргается, чуть отстраняясь и заглядывая в лицо: — Блин, Саш, прости, прости, ты же тоже… в Москве ещё хуже… а я тут…

— Тише, — Саша встряхивает его легонько. — Всё хорошо. Вернее, конечно, плохо, но это ничего, это пустое. Давай постримим лучше?

Яр моргает. Сначала кивает, потом с сожалением мотает головой:

— Мне сейчас надо…

— Да не сейчас, — Саша сжимает его плечи ласково. — Вечером. Ты же опять распсихуешься, загоняться начнёшь насчёт закрытия продаж… отвлечёшься хотя бы.

— А если… если накроет? — неуверенно бормочет Яр, находя глазами смартфон, который Саша отложил на диван. Экран горит оповещениями.

— Скажешь, что тебе пора, — Саша легонько его целует. — И закончим. Налить тебе чаю?

Яр кивает и, собравшись с духом, открывает ноут, устраиваясь прямо на полу рядом с сашиным диваном — привычно и уютно. Саша приносит ему чашку и на диван падает с планшетом, как-то очень по-домашнему зарываясь пальцами Яру в волосы.

Яра, кажется, только это удерживает от истерики.

Чай вкусный. Яру тепло от того, что кто-то, в принципе чай не пьющий, запомнил, как заваривать и сколько класть сахара.

Саша его гладит рассеянно; потом его пальцы замирают. Яр оглядывается, отвлёкшись от переписки, и невольно улыбается.

Заснул.

Яр осторожно убирает планшет с его груди и легко целует свесившуюся с дивана руку. Саша тихо вздыхает во сне.

Яр думает, что, может, сумеет пережить этот вечер.

…это ощущение тает вместе с остающимся до полуночи временем, а уж после — хочется просто стечь на пол и не то заплакать от перегруза, не то просто сползти в обморок.

— Ладно, я поехал, — бормочет он, не выдержав, ещё минут через десять. Добавляет в надежде, что Саша поймёт: — Мне далеко ехать…

Саша скашивает на него глаза и кивает. Яр морально готовится продержаться ещё немного, пока Саша со всеми попрощается.

Тяжело. Невыносимо, если честно.

— …вот обними меня давай уже наконец.

Яр сам не знает, почему попросил. Наверное, просто хочется спрятаться — а он слишком хорошо знает, как долго Саша порой прощается. Невыносимо долго.

Хоть бы согласился.

Яр неловко замирает, расставив руки. Саша как-то бережно очень прижимает его к себе, не забыв поворчать на камеру.

Чуть-чуть легче. Чуть-чуть проще дышится.

По стулу он всё равно стекает, стоит камере отключиться.

— Я… лягу, — он сглатывает тяжело.

— На меня? — моргает Саша, отвлекаясь от чата.

— На диван, — Яр усмехается краем губ.

— Я имею в виду… я тебе там нужен? — Саша неловко ерошит волосы. — Или тебе сейчас одному хочется…

— Нужен, — перебивает Яр. — Просто… обними меня уже, а? Нормально.

Звучит совсем беспомощно.

Саша обнимает. Саша, с ним на диван перебравшись, роняет его между собой и спинкой, собой укрывает совсем, спрятав надёжно от мира.

На слёзы пробивает как-то незаметно для самого Яра — он это обнаруживает, только когда Саша с тихим «ну чего ты» прижимает его чуть крепче.

— Просто… устал, — он срывается на всхлип.

— Ты в безопасности. Всё хорошо. Будет лучше. Станет лучше, ладно? Чш-ш-ш.

От тихого голоса и осторожных объятий плачется ещё сильнее.

А потом становится,

правда,

легче.

(Или, как минимум, в ы н о с и м о.)

Комментарий к (Не)выносимо

А этому сборнику сегодня ровно год.

Уря.

========== Отдыхай ==========

Саша обнимает его при маме, почти на руки подхватив, и старательно не смотрит ей в глаза — старательно жмурится, для верности ткнувшись носом в острое плечо.