Саша, разумеется, доверяет. Саша же профессионал, он знает, что те, кто только что его толкал, нарушал личное пространство и норовил на сувениры растащить, об него исцеляясь, в жизни, в общем-то, очень приятные люди.

Сашу совсем не колотит нервной дрожью, что вы; у Саши сердце вовсе не сходит с ума где-то в горле. Нет, конечно, нет, он же профессионал. Просто… когда же это закончится (вздрогнуть в такт музыке), быстрее бы (дёрнуться) снова твёрдую привычную (болезненно мотнуть головой) сцену под ногами (застыть в неестественном положении) ощутить. Пожалуйста, он так много просит?

Спины касается ещё одна пара рук, поддерживая и помогая сохранять равновесие. Саше становится чуть легче даже раньше, чем он осознаёт, что это знакомые узкие ладони, от которых родное тепло исходит.

Парадоксально — он знает разумом, что ещё одна пара рук ни на что не повлияет, упасть ему и так не дадут; он искренне сомневается, что Ярик его, если что, удержит, а не покатится с лестницы вместе с ним — и всё-таки становится спокойнее.

Его опускают, наконец, вниз. Становясь в нужную позу, он видит краем глаза, что свернувшийся у его ног Ярик коротко ему улыбается, и дёргает краем губ в ответ, пока от зала заслоняют чужие спины. Всего миг — но, кажется, дожить до антракта теперь легче.

Ярик, хулиганя, его за щиколотку хватает — не пытаясь уронить, скорее показывая, что он здесь, — потом откатывается вместе с остальными, как в замедленной съёмке. Застывает лицом вверх. У Саши снова обратный отсчёт в голове — теперь до взрыва.

Саша вчера сам через это проходил; Саше — здесь он признаётся себе честно — попросту страшно.

Ярик заглядывает в его лицо, смотрит пару секунд и отворачивается, начиная петь. Ярик весь акт на него отчаянно-влюблёнными глазами смотрел — Саше кажется, что это слишком очевидно; Саша старается не думать о том, что его ответные взгляды, наверное, читались ещё легче.

Саша хотел бы закрыть глаза и зажать уши. Саша не хочет думать, что будет на самоубийстве Иуды. Саша вынужденно смотрит и слушает, считая секунды до антракта.

Короткое прорвавшееся в родном голосе рыдание ножом бьёт по нервам.

Свет гаснет. Ярик со сцены испаряется, будто телепортировавшись. Саша его в гримёрке уже находит — безнадёжно запутавшегося в чёрном балахоне для второго акта (Саша вчера убедился, что дрожащими руками этот балахон надевать сложновато).

— Тебе помочь? — осторожно спрашивает он.

Ярик угукает, разворачиваясь к нему лицом. Саша аккуратно расправляет ткань и помогает ему руками рукава найти — та ещё задача; только минуты через две возни до Саши доходит, что Ярик в один из рукавов головой умудрился влезть. Ярик встряхивается, убеждаясь, что всё сидит нормально, и недовольно морщится:

— Всё-таки великовата мне эта штука.

Саша пожимает плечами и неуверенно в его лицо заглядывает, пытаясь понять, насколько всё плохо. Ярик улыбается, делая недоумённое лицо:

— Что такое, Саш? У меня грим поплыл?

Саша качает головой.

— Ты как вообще?

Ярик снова улыбается, садясь на стул, глазами сверкает:

— Супер, Иуду же наконец-то играю! — Кулак вверх торжествующе вскидывает: — Я ждал этого дня веками!

Саша корчит недоверчивую гримасу. Ярик смотрит на него, серьёзнеет и обнимает, к себе за пояс притянув и со стула опасно наклонившись; прижимается куда-то к боку, смотрит снизу вверх:

— Нормально я, Саш, честное волшебное. Явно лучше, чем ты вчера. Не обращай внимания, если где рыдаю, ладно? Роль такая, поплачу и перестану, плакать полезно.

Саша, вздохнув, по растрёпанным волосам проводит ласково — Ярик голову поворачивает, под его ладонь подставляясь, снова улыбается:

— Справимся мы, Сашк, мы же крутые и сильные, мы всё можем. И домой потом. Круто же, ну?

— Круто, — невольно улыбается Саша. — Был бы ещё выходной, чтоб просто лежать весь день…

— Грандиозный план! — восхищается Ярик. — Я в деле, как только выходные совпадут. Специально из Питера приеду, если буду не в Москве. Лежать.

Саша смеётся и, наклонившись, целует его в лоб. Ярик сейчас, в этом образе, юным совсем выглядит, будто подросток — по уши влюблённый подросток.

— Ай, — улыбается тот, — у тебя борода колючая. И как с тобой таким?

— Вот поймёшь мои страдания, — хмыкает Саша. — Ты мне лучше скажи, что это за ревнивые взгляды были на несчастную Мэри?

— Не, а чего она? — пожимает плечами Ярик. Сашино запястье перехватив, губами венки бьющейся коротко касается, прижимается щекой к его ладони: — Никаких Мэри нам не надо. Сосуд с мирром и колыбельную я, так и быть, готов взять на себя.

— Ярик, — пытается свести на серьёзность Саша, — не увлекайся.

— Всё будет хорошо, — заявляет тот, перебивая. Чуть крепче обнимает его за пояс, закрывает глаза, за Сашу держась. — Дай минуту, ладно? — И, шёпотом совсем: — Не хочу тебя предавать.

Саша, вздохнув, снова гладит его по голове. Только минута у них и есть — до ссоры, предательства и смерти закономерным итогом.

Саша мысленно считает секунды.

На сцену.

Саша на «Вечере» к нему тянется и ничего не может с этим поделать (кто ж знал, что находиться с этой стороны конфликта ещё больнее?). У Ярика слёзы в глазах, Ярик на него кричит, срывая голос, и руками размахивает так, будто готов ударить — у Ярика в глазах слишком много боли и мольбы плещется.

Саша за рукав его ловит, в последний момент удержавшись, чтобы не обнять. Ярик смотрит ранено. Вырывается. Убегает.

У Саши самого глаза на мокром месте.

Саша замирает, Гефсиманию допев — больно и страшно. Вечность спустя в плечи вцепляются знакомые руки — так сильно и судорожно, что, наверное, останутся синяки.

Саша против воли тихий всхлип за спиной ловит.

Ярик прижимается губами к его щеке на несколько долгих секунд. Ярик, стиснув его ещё сильнее, на пару мгновений утыкается в плечо — совсем не по сценарию и, кажется, затем только, чтобы снова дышать быстренько научиться.

Нет бы подумать, как Саше дышать после этого. Эгоист.

Саша даже посмотреть на него не успевает — падает от удара. Очень неловко, бок и руку болью обжигает, только вот эта боль отрезвляет немного, в себя помогает прийти, насколько это возможно сейчас.

Саша, не видя, чувствует, что Ярик за него болезненно вздрогнул; испуганный взгляд спиной чувствует.

В такие моменты очень хочется телепатией владеть — соврать, что всё в порядке, и спросить, в порядке ли он. Что-нибудь простое и глупое сказать вроде «люблю» или «я с тобой» — им обоим сейчас бы не помешало.

Больно.

Саша честно пытается морально подготовиться к смерти Иуды — Саша знает, что к такому никогда не будет готов. Саша снова секунды считает. Смотрит из-под упавших на лицо волос и опущенных ресниц.

Ярик падает рядом на колени, ничего вокруг не замечая, священников игнорируя полностью. Рот истерикой искривлён. За голову хватается в ужасе.

Саше б о л ь н о. Саша не может заставить себя даже глаза закрыть, чтобы этого не видеть.

Ярик головой об сцену бьётся. Поднимается. Смотрит прямо в глаза, поймав Сашин взгляд.

«А любить — не умею», — выдыхает обречённо.

Саша смотрит умоляюще. Саше эта искренность — ножом по горлу; Саша перед собой не Иуду уже видит, Саше бы сказать ему что-то, ну хоть что-то, ну хоть за руку ободряюще взять…

Ярик отворачивается, обращаясь куда-то к небу. Богу, наверное, кричит — или самому себе?

«Если он умрёт, он простит меня! А сможет… сможет… сможет или нет — полюбить меня?..»

И головой мотает, будто отвечая на свой же вопрос. Без сил рядом с Сашей на сцену ложится, дрожа, — Саше кажется на миг, что больше не встанет.

Саша не вздрагивает от рыданий в его голосе только потому, что болью пришибает слишком сильно — так, что только затаиться, замереть и переждать. Саша глаза закрывает, пытаясь от этого спрятаться.

«Ты знал!» сорванным голосом, безумный смех и отчаянный, нечленораздельный крик перед смертью ни шанса ему не дают. Саша, кажется, не встаёт слишком долго — ему бы подняться уже, опираясь на непослушные руки, а он всё ещё лежит, едва держась, чтобы не взвыть, в комок сжимаясь.