— Всё-ё-ё хорошо, — распевал Олег, обнимая также в ответ и слегка покачивая в объятиях, а также ловя себя на иронии — сначала одна со своими тайнами души, теперь Серый вдруг вздумал подумать, что кому-то там помешал.

Хотя кому? Вместе? Которые на то и Вместе, чтобы быть вместе.

Ироничность названия оправдывала себя и спустя четыре года.

Волков похлопывал друга по плечу и вскоре ушёл на распев какой популярной мелодии, услышанной у Игрока в баре — не колыбельная и успокоительная, конечно, но чем плох Кипелов со своей «Я свободен»? Вот и Олег подумал, что ничего плохого в песне нет. Он словил на себе улыбку от Марго. Подруга от неловкости перевела взгляд на вагон, заняла пост наблюдателя и ответственного по бдительности: пускай и электричка была полупустой, это не означало, что заходящие и блуждающие по вагонам забортовые не несли в себе потенциальной угрозы.

Сергей в объятиях вскоре перестал трястись, а когда Олег ушёл на распев предпоследнего куплета, так и вовсе хмыкнул. Волков тут же затих.

— Я не думаю, что Кипелов — то, чем успокаивают, — прогундосил Разумовский с характерной обретённой язвинкой.

— Ты ж успокоился, хотя если не нравится, могу спеть Раммов, — в тон ему парировал Олег, пожав плечами. — Только тогда не жалуйся на мой поганый немецкий и его произношение. Даже Алла Ивановна до сих пор кривится, что жутко становится.

Сергей хохотнул — хороший знак! Затем завозился и расположился так, чтобы вскинуть голову и оказаться с другом почти нос к носу. Красное от переживаний лицо украсила язвительная улыбка, заплаканные глаза просветлели, и Олег не нашёл чем вовремя парировать на смех, только переместил руку на его висок, где убрал выбившиеся из хвоста грязные и полные чердачной пыли волосы. Что-то в груди потеплело, язвить словно перехотелось, и Волков был не уверен, что появившиеся новые красные пятна были связаны с недавней истерикой. Ведь и его щёки слегка потеплели.

Сбоку кашлянула Марго, и оба отсели чуть в сторону. Олег хмыкнул, склонился, чтобы взять рюкзак, и мельком осмотрел Сергея — друг сидел рядом, преисполненный будто бы неловкостью, и избегал смотреть на него.

— Кушать хочется, — донеслось рядом.

Олег хохотнул — сладкое сладким от психолога, но все трое точно не ели ничего либо с утра, либо с обеда.

— Немудрено. Сейчас устроим, — потянув к себе на колени рюкзак, Волков закопался в него, приметив, как Разумовский распустил хвост и начал заплетать волосы по-новой.

Достав изнутри свёрток, Олег протянул его Сергею, на который друг удивлённо уставился с зажатой в зубах резинкой. Разумовский отмер, но сначала завязал прилизанный и почти идеальный в таких условиях хвост и после взял протянутую еду.

— Вам купил. Холодная правда, — обозначил Олег, достал себе и посмотрел на Марго.

Подруга клонилась, упирая локти в колени, и что-то ковыряла в полу носком ботинка. Выглядела она растрёпано и устало, да и слишком уж тихо вела себя, отчего Олег подумал на что-то неладное.

— Марго? — позвал он.

Подруга замерла, сжала руки и глянула на него исподлобья. Волков покачал свёртком, на что Снегирёва кивнула и полезла за своим в рюкзак. Также молча. «Странно», — выдохнул он, подмечая абсолютное усталое спокойствие, с каким подруга принялась сражаться со свёртком с едой. Покосившись на улыбчивого Сергея — друг уже разобрался с бумажной обёрткой и поедал холодную шаверму с отчаянным удовольствием —, Олег занялся своей, приметливо продолжая наблюдать за подругой.

Она сидела молча, также ковыряла носком сапога застывшую на полу жвачку, и даже когда Олег с Сергеем вяло разговорились — не проявила внимание и интереса к разговору. Сидела себе пришибленно тихо, медленно поглощая шаверму, причём также «не по-своему»: обычно подруга быстро разбиралась с едой, как делали все воспитанники батора, а сейчас будто бы тянула.

На подъезде к первой остановке электрички странность в поведении заметил и Сергей, там оба и стали, переглянувшись, присматривать за подругой. Она, конечно, внимание приметила, покосилась на них и вяло улыбнулась, будто отмахивалась.

— Всё хорошо? — с заботой в голосе поинтересовался Олег.

— Да, — устало моргнув, Марго качнула головой, напомнив тем больше «игрушечного болванчика» — уж больно медленным вышло движение.

— О чём думаешь? — осторожно спросил Сергей, и Марго потупила взгляд обратно на так и не отодранную ею жвачку.

Не ответила и замолчала. Причём надолго. За это время и электричка отъехала от следующей станции, и оба Вместе доели свою шаверму. Олег не торопил и пригвоздил взглядом Сергея не делать этого. Марго заговорила сама также тихо, что её едва было слышно за стуком колёс:

— Об удочерении.

Олег набрал в грудь побольше воздуха. Понятно теперь её поведение: больная и тяжёлая тема. На вдохе Марго разогнулась, обхватила двумя руками свой свёрток с едой, потерявший половину от длины, и внимательно посмотрела сначала на Олега, потом на Сергея.

— Я думаю, стоит … принять предложение, — также тихо шепнула она.

Сергей с коротким выдохом улыбнулся. Олега же встревожили глаза подруги — слишком тёмные для её обычно светлых, были на мокром месте, да и голос её не понравился. Дрожал.

— Так будет лучше для всех. — Марго откусила ещё немного, желая скорее занять чем-то свой рот и не говорить.

Олег же проявил упорство и, несмотря на испытываемую радость и облегчение Сергея, спросил:

— Уверена?

Марго приметливо изучила его, прожевала и кивнула, после перевела взгляд в окно, подсев к нему ближе. Говорить очевидно она не хотела, вот только и Сергея было поздно останавливать. Разумовский прямо-таки загорелся тем, что подруга приняла его сторону в споре, а потому рядом посыпались разные фразы, в которых он часто упоминал, что она не пожалеет, что они будут помнить и что всё обязательно будет хорошо.

Олега это порадовало и не только, потому что Серый отвлёкся от своей паники, но и за Марго. Семья для детдомовца — это всегда шанс на лучшую и нормальную жизнь, особенно если это обеспечивает человек, который так долго присматривался к воспитаннику. Как было у Марьи Марфовны и Марго. Тем более, в таком возрасте уже мизерный шанс обрести семью — все хотели маленьких и никому не нужны были неугомонные и уже почти сформированные подростки.

Но было в этом кое-что, отчего Волков не мог успокоиться и расслабиться так, как сейчас отвлёкся Разумовский. На душе было неспокойно, словно обострилось чутьё, подсказывая, что крылось за этим решением нечто другое, тёмное и не озвученное.

Олег присмотрелся к подруге. Марго вяло реагировала на слова Сергея, редко кивала и больше пялилась в окно. Тихая. Слишком тихая. И даже когда Разумовский очевидно нарушал границы, Снегирёва смолчала, хотя всегда другу тут же прилетало что бойкое. «Может, потому что день такой?» — подсказала рациональная часть, напомнив за приключения, какие выпали на четвёртое февраля.

Резонно.

Да и скорее озвучить такое при Сергее, с которым она поругалась утром на эту тему, далось ей также непросто, как и само решение об удочерении. «В любом случае, — Олег смял обёртку, кинул её в боковник рюкзака и принялся облизывать пальцы, на которых осталось чуть соуса, — мы всегда останемся Вместе, и если что будет, так расскажет…»

Правда — как показал сегодняшний день — она такая: рано или поздно становиться явью. И исключений не бывало. Главное, чтобы не было поздно.

<…>

Тем временем в городе Санкт-Петербург, вступившем в ночную жизнь, уставший сотрудник правоохранительных органов, наконец, достиг своего старого-старого жилья. В него Громы перебрались, когда умер тесть, чтобы жена могла досмотреть пожилую мать, да и любила она эту старую квартиру, в особенности окно, с которого открывался вид на крыши Петербурга.

Константин едва разделял романтизма супруги, однако не мог не отметить, что было и что-то в этой квартире, помимо постоянной необходимости в ремонте. На него уходила порой большая часть заработной платы обоих: где-то протекло, где-то взбух от этого пол, где-то потрескался потолок, где-то от соседей прибежали тараканы и так далее, далее, далее. А ведь ещё коммунальные, а ещё Игорь с кем-то подрался и нужна новая одежда, да и там всякого по мелочи тоже.