Стоял какой-то блок.

Внимание Разумовского привлекла висящая на лампе подвеска в виде ворона, раскрывшего крылья, но долго смотреть на него он не смог — припомнился кошмар, тогда Сергей посмотрел на стоявшую боком рамку. Изображённая на ней более молодая Алевтина Валентиновна держала в руках диплом, а рядом с ней возвышался мужчина, очевидно какой из университета. И если психолог улыбалась — счастливо и тепло —, то незнакомец отличился угрюмостью, от которой захотелось отвернуться и забыть.

— Это Вениамин Самуилович, — вот теперь точно Сергей отвернулся, — один из преподавателей на факультете психологии.

— Простите, — пробормотал Разумовский, крепче сжав руки.

— Всё в порядке. Если позволите, я могу рассказать больше.

Сергей внимательно глянул на Алевтину Валентиновну, на возрастные лёгкие морщины и лучистые сизые глаза, после призадумался: раз он не мог пока говорить о себе, быть может рассказ психолога о фотографии и хмуром мужчине поможет отвлечься и развязать ему язык? «А вдруг», — с такой мыслью Сергей кивнул.

— Вениамин Самуилович Рубинштейн, — с лёгким веянием ностальгии и теплоты затянула Алевтина Валентиновна, — читал курс психологии экстремальных ситуаций и выживания в таких, да так интересно, хотя для этого человека несвойственно, что по его предмету я после защитила выпускную квалификационную работу.

Сергей вновь обратил внимание на фотографию — он пока не мог представить, чтобы угрюмый человек с фото мог как-то заинтересовать улыбчивую студентку курсом лекции. Верилось и правда с трудом.

— А что за тема? — тихо спросил Разумовский.

Не то, чтобы он многое знал о системе обучения в университетах, но девятый класс обязывал хотя бы поверхностно быть в курсе основных направлений. А поиск психологов по форумам и объявлениям дал общее представление о том, что факультет психологии в Санкт-Петербургском государственном университете являлся одним из двух старейших в России, где начали преподавать психологию как науку, требующую изучения и внимания. Именно психологию, а не психиатрию.

— Мы рассматривали компонент воли человека как основного инструмента по борьбе с психологическими проблемами и как параметр психологической устойчивости, — Алевтина Валентиновна медленно выдохнула, — также определяли, как кризисная ситуация влияет на неё и способна ли она меняться у человека со временем.

— И к чему пришли? — Сергей глянул на психолога, и на этот раз ему не захотелось отвести взгляда, даже когда специалист отвела свой от рамки и глянула в ответ.

Алевтина Валентиновна помедлила с ответом. На мгновение её взгляд потемнел, выдавая глубокую задумчивость, какую подтвердил и чуть более глубокий голос, когда она начала пояснять, вспоминая при этом:

— Воля включает в себя по большей части мотивационный фактор, который в свою очередь ложится в основу выработки определённого поведения, а за ним — и реакции на экстремальные ситуации. Это становится механизмом, но не автоматическим. Ведь не все критические ситуации возможно подвести под один шаблон реакций.

Сергей нахмурился, тщетно пытаясь уловить суть, и был пойманный на эмоции замешательства, оттого Алевтина Валентиновна пояснила:

— Для специалиста-пожарника, годами задействованного в устранении пожаров, процедура тушения и действия в таких ситуациях является практически штатной из-за повторения и систематического её прохождения. Здесь можно даже сказать о том, — она вдохнула, помедлив, — что воля приобретает свой третий компонент — способность к самоконтролю и регуляции своей реакции на вызовы.

— В таком случае для обывателя это будет критической ситуацией, где не будет шаблона действий? — предположил Сергей, начав постепенно улавливать суть.

— В некотором роде, — улыбнулась она. — Скорее у обывателя преобладающим будет критерий мотивации, он оттянет на себя весь волевой фактор, когда как у пожарника из нашего примера будут все три фактора — побуждение, мотивация и самоконтроль — действовать в единой равнозначной связи.

— А значит и преодоление ситуации будет более… хм… эффективным во втором, а не первом случае.

Алевтина Валентиновна не ответила, из-за чего Сергей ощутил очередной укол тревожности и то, как вспыхнули щёки — умничает тут со специалистом, которая ни один курс окончила, куда ему до неё?..

— В рамках моей работы мы не говорили об эффективности, Сергей. — Голос не отличился укором или желанием уязвить и вырвал из акта «поедания себя» Разумовского. — Мы рассматривали, как экстремальная ситуация учит человека искать баланса — либо он продолжает стоять лишь на мотивации, либо психика срабатывает таким образом, что намеренно устанавливает баланс.

— Такое возможно не подготовленным? — удивился Разумовский.

— Да. Редкие случаи, но бывают. И выход из них бывает разным. Намечаются две тенденции, — специалист перевела дыхание, — либо из-за слабости воли появляется новый блок, психика предпочитает забыть эту ситуацию по прошествии и устанавливает единственно-верный шаблон поведения, либо из-за силы воли организм помнит и в случае идентичности ситуаций человек сохраняет за собой контроль и легче проходит повторившееся событие, пускай оно может быть и критическим. А сила воли зависит прежде всего от психической устойчивости и… пожалуй, типа личности.

«Мгм», — Сергей помрачнел. Вроде понятно.

Хотя по правде — нифига не понятно.

Алевтина Валентиновна улыбнулась и вновь с готовностью пояснила:

— Допустим ваш пример, Сергей.

Разумовский поймал себя на том, что неосознанно напрягся — притихшая в процессе разговора тревожность дала о себе знать холодом где-то в животе, однако желание узнать и рассмотреть ситуацию на примере превысило страх, потому он обратился к следующим словам специалиста всем слухом и не стал её останавливать:

— В какой-то момент времени с вами произошла ситуация, которая поставила блок на психике и событиях. Скорее вы не помните её, но может помнить ваше тело и сознание — это может быть ситуация и событие, в момент наступления которых вы приобрели опыт и знания — такие, какие зафиксировались в памяти как единственный шаблон поведения.

— То есть… — прервал её Сергей и замолчал. Специалист не продолжила, тогда воспитанник принял это за невысказанное предложение закончить мысль, — если совпадут условия того события, из-за какого появился блок, велик риск появления и повторения той реакции.

— Всё верно, — Алевтина Валентиновна кивнула. — Потому важность преодоления такого блока и зажима кроется не столько в ликвидации тревожности, какая появилась как побочное следствие того критического эпизода, сколько в необходимости исправить заложенный шаблон и обрести способность к самоконтролю над идентичными ситуациями в будущем. И, как следствие, приобретение опыта и сильной воли. Ведь доподлинно, — она села удобнее, — мы не можем быть уверены, какая реакция организма была выбрана ведущей. Мотивами действия могло выступить разное. Кто-то мог выбрать стратегию бегства, а кто-то обратной реакции — это не станет известным до тех пор, пока организм не предоставит возможность справиться с блоком, либо…

— Пока не произойдут идентичные события, — выдохнул Сергей. — Я понял, благодарю.

Разумовский замолчал. Он упёр взгляд в руки, но на этот раз не чувствовал себя неуютно и уязвлённо, наоборот — с осознанием причины и следствий, к которым подвела его специалист — сознание будто прояснилось. Он начал понимал важность разрешения того, что копилось ни один год у него внутри, вот только подступиться к тому тёмному всё ещё было страшно. «Однако надо», — осёк Сергей себя, ощущая, как на слово «надо» тревожность всколыхнулась — будто по ней пробежалась волна несогласия и шипения.

— Так скажите мне Сергей, — тише обычного заговорила Алевтина Валентиновна, резонируя с внутренним шёпотом разума, — что вы чувствуете, когда думаете о своей тревожности, какая мешает вам спать?

Сергей сделал вдох и прикрыл глаза — обретённая расслабленность и уверенность по капле покидали его, но он предпринял попытку разобраться, оттого копнул в себя и затих окончательно.