Лишь войдя в номер, Эрен сообразил, что все заседание Хан просидела молча, отрешенно рассматривая пустынную улицу за окном. О чем она думала?.. Мысль не успела хорошенько обустроиться в черепушке: помешал Ривай, хлопнувший дверью, с чем-то тяжелым под правой полой косухи и армейским походным одеялом под левой подмышкой. На чахлый свет ламп явился новенький автомат Узи с тремя магазинами. Который тут же был методично разобран и завернут в лесное камуфло.
— Одолжил у твоего дружка Смита. Вещички пакуй, красотка, — подколол и оставил с разинутым ртом, свалив на стоянку, где одеяло отправилось в боковой кофр. А вот сейчас обидно было. Эрен попытался поднять криво висящие жалюзи. Дернул за шнур, наверху прощально хрустнул пластик. Механизм сдох. Жалюзи рухнули. Да и хрен с ним! Он с размаху плюхнулся на кровать мордой в подушку. Скрипнула дверь. Нарочито печальный вздох. Рука с нажимом опустилась на шею, дернула за волосы, заставив посмотреть в кипящий свинец глаз:
— Эй-эй, перестань дуться — лопнешь. Зик крупнее тебя? Как думаешь?
— Да… Да. Он выше и шире. Массивнее, что ли. Точно выше. — Память услужливо нарисовала здоровенного чувака с мускулатурой и кубатурой игрока первого дивизиона НХЛ.
— Мда… Ни хера не знаем о твоем братце, но катим на стрелку. И победим на выебонах Смита и твоей дурости. Охренеть расчет! — Ривай присел рядом. Разжав хватку, рука легла на щеку, даря заскорузлое тепло. Пальцы чуть подрагивали на скуле. — Еще у нас в распоряжении Диана-охотница с фингалом и лупоглазым дружком… Эрен, — голос прозвучал в зачуханном номере полузадушенной нежностью и тщательно запрятанной болью. — У тебя одно преимущество — скорость. Ты быстр. Очень быстр. Понял, еще когда гнались за крысой-Сайнесом. Возможно, — только возможно! — регенерируешь тоже быстрее… Майки запланировал ночевку в Рэнбоу Хилл. Вот и потренирую тебя. Или решил, что я Зика собрался из жидовской пукалки завалить? — Рука ненавязчиво скользнула вниз по майке. Пальцы настойчиво сжали сосок…
Косуха с майкой содраны через голову и отброшены куда-то в угол. Язык, теплый и влажный, скользил, изучая каждый изгиб уха. Зажмурившись, Эрен зарылся пальцами в гладкие волосы, ткнулся носом в щеку, вдыхая до разрыва легких порожденную солнцем терпкость полыни и горчащую свежесть лимона. Губы Ривая жадно впились в рот, обжигая, высасывая дыхание, и дарили взамен силу с привкусом тревоги. Не дай потерять тебя! Пусть остальной мир разлетится нахрен и вдребезги! Но останься со мной… «Пряжка застряла. Помоги», — хриплый глуховатый голос обжег шею. Неловкие пальцы бестолково дернули крупную серебряную бляху. Чувствительные укусы дразнили шею, вышибая вон слабые попытки думать. А пошло все! Полный режим солдата юниверсума — всратая пряжка открылась с жалобным звяком. Рука рванула вниз растянутую резинку трусов, хищно сжала торчащий елдак. Ладонь впитывала пульсацию налитой вкусной плоти. Под закрытыми веками поплыли, сменяя друг друга, разноцветные круги… Вдруг его резко перевернули на спину. Глаза невольно распахнулись. Ривай навис над ним, упираясь кулаками в постель. Облаченный в алый огонь, прорезаемый немыслимо-белыми всполохами. И глаза. Черные дыры зрачков, извергающие неоновые молнии в клубящуюся свинцовыми тучами радужку. Эрен нырнул в грозу и потерялся в обжигающих вспышках. Грубо, яростно надрачивая стояк мокрым от потеков смазки кулаком, подался вперед, цепляясь свободной рукой за скользкое от пота плечо любовника, когда его собственной головки легко, словно крылом бабочки в весеннее утро, коснулось дыхание, растревожив и без того сверхчувствительную плоть. Влажный язык толкнулся в уретру. Потом снова. И снова. И снова… Шершавые сильные пальцы перекатывали яйца. А когда обхватили кольцом основание, крупная дрожь прошила тело от макушки до пяток и обратно. Тысяча иголок впилась в поясницу, посылая каждому нерву электрический разряд. Эрен «выстрелил» через секунду после того, как густая конча брызнула в ладонь, и рык Ривая, похожий на раскаты приближающегося грома, разогнал затхлую тишину задрипанного номера.
— Что-то доставка задерживается. — Зачесав пятерней назад влажные волосы, Ривай слизывал с запястья белесые потеки, усмехаясь напротив. — Теперь и мне жрать охота.
На полу блямкнул СМС-кой айфон. В дверь осторожно постучали. Упаковав обвисший елдак в труханы, бывалый и не в таких ситуёвинах морпех спрыгнул с разворошенной кровати.
— Ваш заказ. — Рябой мекс-курьер поставил на пол объемистый пластиковый пакет и живенько смылся.
— Хватит нам на двоих? — Вывалив коричневатый сверток на стол, Ривай содрал бумагу. Внутри оказался сырой говяжий огузок. Сталь ножа развалила шмат мяса на две равные половины. — Кушать подано, красотка.
— Сейчас, — Эрен демонстративно облизал пальцы. — Сначала закуска.
— Ёрничаешь? Нахватался у меня и на мою же голову… — И довольное хмыкание.
Смачный кусок коровы сожрали подчистую минут за пять. Даже успели почистить зубы и потолкаться в душе, целуясь под горячими струями. Пена цитрусового геля лезла в нос, вода ласкала распаренную кожу пронзительным ароматом лимона с вкрадчивой терпкостью полыни. Вот так, с удовольствием оглаживая широкую спину, Эрен готов был работать губкой всю оставшуюся вечность. Осторожно трогать татуху на правом бицепсе. Два скрещенных крыла. Синее и Белое. «Синий — цвет свободы. Белый — цвет равенства», — вспомнились уроки сержанта по символике байкерских клубов.
— Ты скоро меня до дыр протрешь. Никакая регенерация не спасет, — фыркнул Ривай. — Ополаскиваемся и вылезаем. А то у меня опять встанет.
В дверях Эрен оглянулся. Стена цвета зубной боли, испещренная мелкими трещинками. Бра в полосочку. Пожеванная лампа на такой же замудоханной тумбочке. Кровать, покрытая чем-то с аляпистыми мексиканскими узорами. На ней было сладко до одури и дрожи под коленками. До коллапсирующих перед глазами звезд. Почти до обморока оттого, что тело к телу и пальцы переплетены в смертельный замок. Он вернулся и плотно задернул шторы поверх кривых жалюзи. Пусть метки жара и силы, подаренных им с Риваем друг другу, останутся здесь дольше. Ну да, будто едва тлеющее за облаками осеннее солнце сотрет хилыми лучиками алый и белый огонь. Следы ауры солдат юниверсума. Нового вида человека.
И вот опять асфальтовая лента ведет их сквозь пыльно-желтые холмы в неизвестность. Хотя, почему в неизвестность? «Титаные войны» катят на стрелку, которую забила судьба. Бычара-Майки, Хан, он сам и Ривай шли к этой встрече всю жизнь. А могло ли сложиться иначе? Слишком сложно. Каждый из мотобратьев начал свой путь за сотни миль от Калифорнии, но сегодня дорога лежит в городишко, о существовании которого не ведает даже почитаемый сержантом Один. Или кто там у викингов отвечает за всякие подзалупински?.. Не хватает кого-то рядом. Эрен, понял, что привык видеть Барби верхом на мощном трайке. Друган, наряженный в ярко-зеленый свитер, придуманный дальтоником в пятом поколении, всегда катил справа. Но сегодня его нет… И внутри словно мышь скребется. Не по себе и паршиво. Хотя, пусть дрыщ отлеживается в больничке с сестричками, а не валит прямиком к черту в зубы… Лос-Анджелес помаячил огнями небоскребов, затянутых низкими раздутыми облаками. Пробки заставили президента вести «Титанов» по шоссе Сан-Фернандо, и мимо долго тащилась чистенькими домиками одноэтажная Пасадена, пока не перешла в застроенный складами пригород и мексиканские трущобы. День уползал за горизонт. Солнце спряталось от человеческой суеты и лишь подсвечивало облака оранжевым, переходящим в темный пурпур за низкими крышами. LA отпустил, не прощаясь. Рябые мексы, толкающие тако вместе с дурью из облезлых фургончиков, остались позади вместе с городом секса под коксом на пляже. Эрен проезжал через «город разбитых надежд» второй раз. И не жалел, что опять мимо.
Шоссе Ренбоу хилл оказалось главной и единственной улицей. Пафосное название не оправдывало себя ни с какого бока. Поздний вечер дремал в зарослях чапареля, оккупировавших темные холмы. На царапающих горизонт верхушках чахли от скуки одинокие платаны и дубы. Похоже, что отцы-основатели, добыв первое золотишко, ужрались кукрузным самогоном до полной и окончательной радуги. Других вариков нет. Покинув пустыню Мохавэ, Санта-Ана** решила навестить подкопченную пожарами Южную Калифорнию и прихватила сухую суровость каменистых троп. Воздух сладковато пах дремлющей сосной и печалью увядшей юкки с «чарующей» примесью куриного помета. Но давящей гарью. У Эрена не задержалось в башке название загрызочной, где им подали по четырехфунтовому стейку с кучей щедро посыпанных чили ломтиков картофана. Хотя оно и настырно подмигивало истерично-оранжевыми буквами, торчащими в ночи над плоской крышей.
