Потянувшись и едва не опрокинув чертову лампу, Эрен отбросил одеяло. Возле коробки, пахнущей поджаристым тестом, базиликом и копченостями, растопырился обложкой вверх раскрытый блокнот. Интересно… Если, ухватив двумя пальцами за блекло-коричневый краешек, осторожно перевернуть, получится подсмотреть, что там… Блять. По сероватым линованным страницам дешевой бумаги стремительно свивались в парящий узор буквы незнакомого алфавита. Арабский, вроде? Непруха.

— Даже не пытайся. Это фарси-кабули.

— Чего? — вытаскивая из коробки аппетитный треугольник. Пицца оказалась горячей и очень-очень сырной.

— Когда служил в Афгане в Команде 6. Проходил спец-подготовку, в том числе и языки: пушту и фарси-кабули. Я был способным учеником, — с тенью горечи в голосе. — Когда приезжали за товаром к старому парсу, он потчевал не только чистым герычем. Закинувшись, дедуля читал нараспев касыды… Это стихи такие. У них пиздецки занятная конструкция. Тогда запомнил только имя поэта — аль-Мутанабби. Потом нашел в тюремной библиотеке переводы.

— Круть! Ты сам сочиняешь? — И тут жирный шматок сыра шлепнулся на красоту арабской вязи. — Блять! — Ну это всё. Не спасут сверхспособности. Эрен осторожно соскрёб треклятую моцареллу, одновременно пытаясь промокнуть лист с двух сторон салфеткой.

— Закрой и верни, пока не скормил весь хавчик записнушке, угробище.

Ривай не злился. Это стало ясно, когда, забрав блокнот, дернул на себя, впиваясь в губы:

— Хер знает, каким пиздецом шибанет завтра по маковке, — судорожно выдохнул, разорвав поцелуй. — Я таки не солдат юниверсума, как тритон не регенерирую.

Последняя фраза. Она ударила, вспорола грудину до самого сердца, проткнув насквозь трепещущую мышцу. Ривай может погибнуть! И Эрен останется один. Останется вечно падать в леденящую пустотой бесконечность. Ни Армин, ни Хан, ни президент не заменят заскорузлое тепло хмурого мужика, чьи глаза отливают серебром, когда он счастлив. Нет! Впиться в губы. Прокусив до крови, зализать, заливая слюной ранки. Глаза монстра отчетливо видят голубой ореол вокруг густых черных волос. В ореоле все ярче вспыхивает ликующее белое. Хорошо. Толкнуть навзничь. Содрав джинсы и какую-то черную тряпку под ними (боксеры?). Придавив ладонью к кровати, высвободить собственный стояк. «Так надо. Поверь», — голос доносится словно извне, из параллельной вселенной. Разложив Ривая поперек кровати, толкнуться между ягодиц, внутрь, отчетливо видя, как голубое свечение сменяется алой болью. Но белое пламя становится еще ярче, когда, разрядившись в порванную кишку, Эрен падает на смятое покрывало со стоном мольбы о пощаде:

— Прости… — И слезы текут по щекам.

— Твою хениальную задумку понял. — Тяжело дыша, Капрал оперся на руки и, перевернувшись, рухнул на спину. — Дерьмом, блять, несет. — Рука вцепилась в волосы, резко дернула. — Никогда больше. Доехало? Даже солдату юниверсума надо спать. А спишь ты только в человеческой моде. Помни об этом. И о том, что когда мой нож войдет под пятое ребро, сердце не успеет регенерировать — сдохнешь, нахальная козявка.

Ривай встал. Прошелся от кровати до двери и обратно. Огляделся. Замер. Потряс головой. Протер кулаками глаза. По напряженным бицепсам, по вздымающейся груди катился пот. Бледная кожа лоснилась в рассеянном мерцании горящих на безлюдной стоянке фонарей.

— Йегер, накачал меня своей отравой, а теперь скажи, это можно выключить? Ты же передо мной полыхаешь как сраный Серебряный серфер. — Руки повисли плетьми. Безумный взгляд заметался по комнате. — Ой-ёй… Там в углу, у двери в ванную, — черные и темно-красные ошметки. Еле шевелятся. Откуда грязища? Что за нах?!

— Ну-у-у кого-то грохнули, наверно, — хотелось ответить четко, но из пересохшей глотки вылез дребезжащий писк придушенного мыша. — Ты видишь остатки ауры. Похоже, чела замочили дня за два… Ну до нашего приезда.

— Как? Это? Нахуй? Вырубить? Выключатель? — Радужка клубилась свинцовыми грозовыми тучами. Черные дыры зрачков выстреливали неоновыми прожилками молний.

— Попробуй считать удары сердца. Один, два, три… Потом — один-и, два-и… Замедли сердцебиение! У меня срабатывает. — Вскочив, Эрен с опаской дотронулся до скользкой от пота кожи под левой ключицей. Мощные удары тут же отозвались под кончиками пальцев. — Считай, прошу.

Капрал зажмурился. Долгие секунды тянулись липкой патокой мамаши Кирштейн. С фига она вспомнилась?.. Удары стали реже.

— Чо, так просто? — грозный ебырь оклемался окончательно. — Ты усвоил, козявка? Ведь прирежу.

— Знаю… — Уткнуться во взлохмаченные черные волосы, втянуть ноздрями терпкость полыни, чистого пота и въевшегося в кожу лимонного мыла. Слезы снова хлынули Ниагарским водопадом, да и похер!

— Кончай реветь. Трахнул меня, понимаешь, без объявления войны, а теперь сопли распустил. Оденься и смотайся на ресепшен за свежим бельем и покрывалом. Спать в кровище и в дерьмище не собираюсь. — Оттолкнув от себя, Ривай спросил, брезгливо кривя рот: — А эту ауру у ванной вымести никак?

— Не…

Лупить по звонку, осипшему от старости и досады нетерпеливых клиентов, пришлось минут пять. Наконец помойно-желтая дверь приоткрылась, и на тусклый свет пылящейся на стойке лампы выползло похмельное нечто с надписью «Джонни. Ханнес-мотель», украшающей правый карман напяленной впопыхах и муках рубашки.

— Вечера. Нужно чего? — приветливо выдохнуло нечто вместе с пивным перегаром.

— Покрывало и комплект постельного в десятый.

— Ясно. Лай… Линфей! Как тебя там, — воззвало нечто к слабо освещенному коридору. — Белье и покрывало в десятый!

Попытка отобрать у пожилой китаянки стопку барахла пошла по вечерней звезде. Оставалось плестись следом. В номере Линфей с лицом буддистки в десятом поколении сгребла заляпанное красным и коричневым. Застелила постель и свалила досыпать. Все это время Ривай просидел на стуле, таращась в стену расфокусированным взглядом, в котором застыл свинец. Эрен понял: его не простили. Да и не прощают такое. Никто не сумеет простить. Полуприкрытая дверь манила сбежать. Куда глаза глядят и куда понесут ноги. Исчезнуть, прежде чем слова «пшёл вон» перерубят тонкие нити, едва связавшие их. Он перекинулся. Чуткого слуха коснулся офигевший возглас: «Йегер, какого хрена?!» Неважно.

Засыпающий Гилрой промелькнул мимо сознания одноэтажными силуэтами домиков, слепыми пятнами окон, редкими огоньками припозднившихся авто, почти незаметными усталыми аурами прохожих. Золотой осенним днем — ночью хребет Дьявола выглядел пейзажем фантастического мира: на пустынно-сером инферно чернели контуры раскидистых дубов. Дубы сменили устремленные к звездам сосны. Аромат самшитовых кустов задел обоняние и остался позади вместе с ярко-желтыми ушастыми аурами заячьего семейства, сбежавшего с горящего севера. Облака над горными вершинами висели так низко, что их можно было достать кончиками пальцев. Впереди открылся узкий пляж и сонные воды Монтерея.

Эрен остановился. Перед ним тихо шуршал волнами по сероватому песку океан. Лунные блики переливались в такт дыханию темно-синей глубокой воды. Нарастающая луна висела посреди черноты неба в окружении свиты далеких холодных звезд и лохматых облаков, спешащих на север по неведомому поручению суровой хозяйки. Он сделал шаг. Шипящая пена остудила ступни и откатилась назад. Шурх-х-х… Содрав шмотье, ринулся в холодные объятия вечности, рассекая мерцание бликов. Вперед! Туда, к сияющей дороге в ночные небеса. Тихий океан мурлыкал колыбельную бархатной ночи, начертанную лунными нотами на безмятежности волн. Стремительный силуэт, в алом сиянии почуявшего добычу охотника, он заметил не сразу. Нырнул в глубину и увидел рассекающего водную тьму беспощадного хищника. Касатка! Что ж, вызов принят. Боевая ярость солдата юниверсума несла навстречу владычице соленых вод. Вдруг зверь замедлился. Стремительная атака перешла в спокойное узнавание. «Мы с тобой одной крови», — сигнал оформился в слова. Равный приветствовал равного. Повинуясь ликующей в крови свободе, Эрен взметнулся вверх. Рядом в фонтане брызг мелькнула голова чернее ночной бездны. Атласная кожа поймала бледный луч, отразив его вспышкой ярче звезд. Они вместе прикоснулись к небу…