Фарлан.

Изабель.

Что с ними?

Наверх. Раздирая в клочья перчатки (надо было с кевларом надевать!), не чувствуя боли. Только руки становятся липкими от крови. Новый взрыв. Опустить голову, приоткрыть рот, чтобы выровнять давление на барабанные перепонки. Снова наверх. Легкие забивает горящим, смрадным. Потерявшая очки Ханджи сидит возле пожарной машины, держа за шиворот обмякшего преподобного. На двойной сплошной раскачивается из стороны в сторону шериф Найл. Его «форд» разворотило в месиво железа, пластика, искрящей проводки. Расписной спорт валяется на обочине. Лошадиная морда потерянно топчется возле. Только прикатил?.. Странный звук доносится откуда-то слева. Стоя на коленях, рыдает мамаша-Кирштейн: «Их больше нету, родной». Потемневшие глаза сочатся виной и болью. Пепел оседает вокруг смертным приговором. Резкий ветер разгоняет серо-мутную взвесь, и с холодной высоты небес на пожарище опускается лучезарное сияние солнца. Башни больше нет. «Стена Неопалимой Розы» пала. На секунду перед глазами — асфальт. Затем — тьма.

Наконец-то.

— Вы в порядке? Вам нужно в больницу. Есть страховка? — Озабоченное лицо окружено коротко стриженными платиновыми волосами. — Доктор Нанаба. — Рука коснулась бейджа, прицепленного к нагрудному карману.

— Отъебись, — Капрал выпрыгнул из скорой. — Парень и девчонка в косухах с крыльями — где они?!

— Погрузили в другую машину. Вам сейчас не надо такое видеть, — строго произнесла докторша.

— Где. Они. Белобрысая сука, — внутренний зверь Капрала перешиб ударом когтей сковывающую цепь. Короткая оплеуха. Схватившись за щеку, изумленная женщина отступила назад:

— Там, за пожарной… еще не увезли.

Чёрча и Магнолию свалили в черное равнодушие пластика. В мешке, где лежали останки Иззи, блеснул крошечный бриллиант на оторванном безымянном. Ривай смотрел, как его рука тянет зиппер. Медленно. Будто в вязком сне, матовые черные зубцы молнии расходились в стороны, открывая развороченную в кровавые лохмы грудную клетку, предплечье, голову. Распахнутые глаза цвета весенней листвы смотрели в никуда. Губы чуть приоткрыты. Малиновые хвостики походили на замызганные растрепанные метелки: в них запутались мелкие кусочки штукатурки, на них осела ржавая пыль. Другой мешок. Снова месиво крови, припорошенное пылью на ранах, зияющих желтоватыми обломками костей. И глаза. Только уже светло-карие, но с той же инфернальной пустотой.

Чёрч и Магнолия.

Семья.

— Где преподобная мразь? — Капрал повернулся к Нанабе, суетящейся вокруг Ханджи — та все также сидела, прислонившись к колесу пожарной машины.

— Пастор Ник сильно пострадал, — вякнула Нанаба и заткнулась.

— Где? Или ты тоже пострадаешь.

Мало кто знал, что Капрал большую часть жизни пребывал в состоянии контролируемого бешенства. Иногда выпуская зверя наружу. А сейчас сдерживать его не было ни малейшего желания.

— Тут, — сержант ткнула в скорую с распахнутыми дверями. — Не мешай ему и, может быть, останешься жива, — ухватив за локоть вскинувшуюся докторшу.

Покачивая забинтованной головой, пастор скрючился на белом сидении, пока щуплый паренек искал вену на худой старческой руке. Увидев добычу, зверь заурчал в предвкушении. Сознание заволокло алым… Схватить за тощую птичью лапу. Выволочь наружу, не обращая внимания на кряхтение и нытье про артрит. Подтащить к носилкам с мешками, к ошметкам, к тому, что считаные минуты назад было семьей. Названной сестрой и лучшим другом. Было…

— Смотри. Они закончили жизнь не на чужой войне в сраных горах на другом конце географии. И не от пули пропитанного пульке мекса в порту Веракрус. Их даже не размазало фурой по мокрой дороге. Их нет только потому, что ты, пресвятая падаль, нажрался. — Ухватив старческую шею, Ривай подтолкнул трясущегося Ника к останкам. — Да, бухло притащила курица, у которой мозги заплыли жиром собственных пирогов, но налил и выпил ты, сам. Небось еще, дальше скрипеть собираешься? А чего? Белобрысая в больничку отвезет, анализы назначит, пилюлями накачает… и через недельку — здоровеньким, дальше псалмы гнусить? Отвечай.

Кривые птичьи лапы закрыли лицо. Раздался странный каркающий звук. Звук перешел в сдавленный дрожащий всхлип. Сквозь изуродованные артритом пальцы просочилась слеза и покатилась по сухой морщинистой руке.

— Я не пью… давно. Меня Сайнес уговорил… Простите. — Артритная клешня в печеночных пятнах потянулась стереть с лица Магнолии застывающую смесь крови с терракотовой пылью. — Mea culpa. Mea maxima culpa.

— Не трогать, сука. — Резкий удар по запястью заставил Ника охнуть. — Только смотреть.

— Что он там бормотал про Сайнеса? — отмахиваясь от Нанабы с бинтами, встрепенутая Ханджи ковыляла в сторону безуспешно чиркающего зажигалкой Доука. — Это твой следователь-консультант?..

— … он же на полставки у нашего преподобия, — Найл вытащил изо рта зажеванную сигарету.

— На, — негромкий щелчок и крохотный огонек насмешливо вспыхнул на фоне догорающих руин. — Док, подбрось-ка нас до клуба. Ты с нами, шеф? — Затянувшись от души до пяток, Найл согласно кивнул и потопал к уцелевшему форду вик помощника шерифа. — Капрал, тащи сюда преподобного алкаша. И вы, матушка, пожалуйте. Йегер, а ты у меня где?!

— Здесь!

Крепко ухватившись за рукоятки, пацан выкатил зияющего разбитой передней фарой Урода на шоссе. Следом показалась смурная Лошадиная морда. Буркнув что-то про эвакуатор и позвонить в мастерскую, Йегеров бывший вытащил из кармана джинсов мобилу. У Ривая кольнуло слева. Нехорошо. Тревожно. С вывертом. Словно кто-то загнал под лопатку сверло. Нет. Сейчас не до этого. Зверь снова закован в цепи. Клетка надежно заперта на замок. Сейчас главное — пастор и… Йен, который ждет звонка невесты на больничной койке в Чикаго.

Заткнув пальцем левое ухо, придурок-Кирштейн басил в трубу про отвезти байки в клаб-хаус.

Пожарные растерянно переглядывались.

Сирены наконец-то заткнулись.

Ехали молча. Зацепившись порванным рукавом за дверь, Эрен запрыгнул в скорую последним. Он сидел близко. Близко, но не рядом. На ухабах, острый локоть пихал Ривая под ребра. Вкрадчиво-неуклюжее тепло проникало сквозь косуху и фланелевую рубашку, осторожно согревая. Это успокаивало. Давало силы не спустить курок, послав пулю в трухлявое сердце полулежащего на носилках Ника. Напротив хлюпала носом разом посеревшая и постаревшая мамаша-Кирштейн (ее сержант затолкала в машину первой), на полу скрючился идиотина-Спрингер. Зачем-то попискивал кардиомонитор. Слабенький электронный мозг коротнуло ударной волной?.. Закусив губу, Очкастая долго тыкала в экран айфона. Помянув Майки в три этажа до прабабки из Дублина, замерла, опустив веки. К дому Закариусов шли не говоря ни слова. Скрючившийся на чугунном стуле Армин с робкой улыбкой приподнялся навстречу, но тут же понуро отпустил голову. Мертвенную тишину тотальной опустошенности нарушил гул моторов.

— Что стряслось? Взрыв было видно за пятнадцать миль.

Знакомый. Слишком давно знакомый Риваю, не теряющий уверенности в любой ситуации баритон.

— Опоздал, Командор. Апокалипсис закончился. Всадники оправились по такому случаю бухнуть. На твою долю не осталось.

Смит улыбнулся. Чуть снисходительно, слегка по-доброму. Аккуратно запарковавшись у кривой елки, демонстративно снял правой классические черные очки, спрятал во внутренний карман новехонькой куртки. Посмотрел. Почти ласково.

— Давно не виделись, Капрал, — баритон вибрировал выверенными оттенками иронии, ностальгии, теплоты с намеком на интимность.

— Не переживай — я не скучал.

Ривай ненавидел, когда им пытались манипулировать. Пусть даже с элегантной ненавязчивостью. А еще ему хватило с горкой пафоса оттюнигованного прямо за заводе софтейла фэт боя* с рычажной «вилкой» и прочими закосами под чоппер. Но Смит — всегда Смит. Манипулятор на пафосе. Правда, у Командора больше нет власти над Капралом и значит, — пусть сам себе отсасывает. Гораздо сильнее заинтересовала правая рука. Движения пластичны, нет ни намека на неестественность или скованность: Смит небрежно расстегнул шлем, нацепил на рукоятку. Похоже на экспериментальный киберпротез. О них давно ходили слухи.