- Ибо сам Господь повелевает тебе. Величие Христово повелевает тебе, - не отрывая взгляда об Библии, повысил голос Томас.
- Бог Отец повелевает тебе. Бог Сын повелевает тебе.
«Я верю в Тебя. Я уповаю на Твое решение. Я верю…»
Маркус прикоснулся губами к распятию. Он не вслушивался в слова демона, не хотел думать о том, что грешен. Что низко пал, что мог по этой причине растерять все свои силы. Нет, он не позволит демону одолеть себя, хоть тот и показал кое-что из того, что он, Маркус Кин, испытывал каждый раз, предаваясь плотской нужде.
- Дух святой повелевает тебе. Святой крест повелевает тебе.
Марта закрыла глаза и повела затекшими руками, разминая запястья.
- Ты помнишь семинарию, Томас? Послеобеденный час и два послушника на кухне. Помнишь, что ты почувствовал, когда увидел их вместе?
В голове Ортега что-то заскреблось, протискиваясь через ряд заученных строк. Вытесняя слова, видение распятия и мысли о благодати и силе Божьей. Но Томас пытался не поддаваться.
- Вера святых апостолов Петра и Павла и всех других святых повелевает тебе.
- Ты смутился. Потом возмутился, затем тебе стало стыдно. Ты думал стоит ли рассказать о них. Ведь это не правильно, еще не правильнее, чем переглядки с девочками. Но потом… в какой-то момент тебе стало интересно. И сейчас тебе интересно. Чувствуешь?
Воспоминания кусками стали всплывать перед глазами. Ортега сбился. Он прервался, зажмурил глаза и тряхнул головой, будто это могло помочь. Молодой экзорцист давно забыл о том случае, о том дне и нескольких последующих, в которых присматривался к своим «братьям», застав их поцелуй и…замерев, наблюдая за ним. Никак не прервав, не постаравшись выдать чужое присутствие и остановить их.
- Не слушай его, - Кин оборвал молчание Томаса резким окриком. Он понимал, на что бьёт демон. Понимал, что в церкви тоже есть свои «подводные камни». Что не меньше зла и греха пребывали и будут пребывать в стенах, построенных для поклонению Духу Святому, Сыну его и Матери Божией.
- Томас. Соберись.
Что-то упало сзади, заставив Маркуса напрячь спину, но не развернуться. Демон слабел. Демон отвлекал демонстрацией своей силы.
- Закрой свой грязный рот пустой священник! – Марта подалась вперед, натягивая путы на своих руках, издавая следом невнятное бормотание. Её плечи дрожали, а слюна капала на грязную ночную сорочку. – Пожалуйста… Пожалуйста, хватит… Я все скажу… Скажу, все, что ты хочешь… Только не делай мне больно…
Медленно её голова вновь поднялась, худое в потеках от рвоты, слез и слюны лицо исказилось улыбкой.
- Молчи, «святой Кин», пустой Кин. Кин, которого не слышит Бог, Кин, которого не видит Бог. Теперь ты можешь спокойно долбиться в зад и даже в рот. Так как врата Рая для тебя на-а-а-в-се-е-е-г-да закрыты, - протянув на распев, Марта заплакала, застучала по матрасу ногами, повторяя, что ей очень больно. Она стала звать Алана навзрыд, подвывая все громче.
Маркус выдохнул и первым начал зачитывать молитву по второму кругу. Его пальцы коснулись лба Марты, начертив распятие, но голова девушки не дернулась. Крика демона не последовало. Только тело вытянулось, а взгляд остановился на его лице.
Это лицо внезапно показалось ему знакомым. По спине прошел холодок.
Он видел его раньше. Эту улыбку. Этот лик. В своем кошмаре: с иконы, самой первой засмеявшейся над ним.
- Отче Томас… Посмотри на него, на этого старого педика. Он жалок. Разве такой жизни вы хотите себе на старости лет? Быть… - голова дернулась в сторону Томаса и Марта поцокала языком, тяжело вздыхая, – Быть никому абсолютно не нужным. Брошенным. Даже своим любимым Богом. Оставленным на обочине, как старый никчемный… Потерявший нюх пес. У вас, Отче, может быть семья… Любимая жена. Вы можете целовать её, обнимать, вырастить детей… Пить с ней все краски жизни, не голодать за запретным плодом, за чувствами и страстями. Отче, а, Отче? У вас может быть все это. Неужели вы хотите стать копией этого забытого всеми сраного язвительного ублюдка Кина, который ничего не имеет кроме очередной ночи в мотеле, отдающегося на грязной кровати какому-нибудь пьяному мужику? Он ведь и Питера потерял, свой последний билетик в нормальную жизнь.
Томас сжал губы и посмотрел в глаза Марте. Раньше его взяло бы это. Раньше, но не теперь, когда Джессика и прежняя жизнь без стоющей цели остались позади.
- Мой путь избран и господь ведет меня.
***
Дверь открыли без стука. Марта откинулась на кровать и, с новым всхлипом, вытянула руку к вошедшим.
- Помогите… пожалуйста…
Пастор Уильямс, настоявший на желании проведать несчастное дитя, после службы ужаснулся. Он узнал отца Томаса, но второй мужчина был ему не знаком. Девушку держали связанной, в грязи и духоте, явно мучая. Припухшая губа и потемневшее пятно на щеке говорили о побоях. Как эти люди могли творить такое зверство с больным человеком, а ее мать допустить подобное обращение? Если бы не Алан, то Роберта так и не позволила бы ему приехать и посмотреть на то, что происходит в доме.
- Боже мой… Что вы делаете с ней? – решительно направившись к постели, Уильямс принялся развязывать ближайший к нему узел на простыни, вытягивающий ногу Марты.
- Больница, мне нужно в больницу… Мне очень плохо, прошу вас…
Роберта попыталась пройти в комнату, сыпя объяснениями и просьбами не мешать обряду, но Алан преградил ей путь.
Прерванный в молитвах Томас был растерян первые четверть минуты, но затем постарался переключить внимание Уильямса на себя. Он прекрасно понимал, как все выглядит со стороны, в особенности для человека не сталкивающегося ранее с одержимостью. Не так давно Ортега и сам не верил в существование демонов. И потому надеялся все объяснить и достучаться до священника.
- Отец Уильямс, она одержима. У нас есть доказательства. Вы мешаете, пожалуйста, отойдите.
- Алан, Бога ради, вызови девочке скорую! – не смотря и не слушая его, бросил Уильямс через плечо.
- Я понимаю, как это выглядит, но вы совершаете ошибку.
Рука Томаса уверенно легла на плечо мужчины и потянула в сторону от Марты. Девушка застонала и заерзала, пытаясь свернуться и поджать ноги под себя.
- Нет, это вы совершаете ошибку! Я немедленно вызываю полицию, если вы не развяжите ее и не отправите в больницу!
Сбросив с себя чужую руку, Уильямс принялся развязывать Марте правую руку. Ладонь мельком коснулась ее лба, отметив температуру.
Маркус скривил уголок губ, понимая, что здесь не зря появился этот священник. Что все играет против него и Томаса, в том числе и этот наивный глупец с колораткой. Роберта билась в спину Алана, переходя на слезы и угрозы, но тот продолжал удерживать ее и ждал соединения со скорой.
Достав руку из кармана, ощутив, как по запястью перекатываются деревянные лакированные бусины, а крест ударяется о штанину, Кин оказался у кровати.
С каждым шагом в его голове все сильнее отражался издевающийся голос демона: «Ну, что ты сделаешь, старый педик? Ты меня не поймаешь. Не сможешь. Вот этот глупый старикашка не даст тебе ничего сделать». Было ли это правдой или Кину начинало мерещиться?
Распятие отрезвило, стоило перехватить его: стиснуть в ладони и позволить себе потянуться к Богу, молвя Имя его про себя.
- Нельзя прерывать обряд, - рука экзорциста перехватила чужую, не давая развязать очередного узла, - Прошу вежливо один раз.
- Пожалуйста…. Пожалуйста, он делает мне больно…
- Томас, продолжай!
Окрикнув напарника и кивком головы указав на Марту, Кин вовремя пресек сопротивление Уильямса. Крепкая хватка пальцев стиснула ткань его воротника. Резной крест раскачивался от сопротивления и задевал внутреннюю сторону оголенного локтя.
- Немедленно освободите Марту! Вы бредите, истязая больную девушку. Издеваясь над матерью, которая не знает что и думать от горя!
Маркус бросил взгляд на Алана и рыдающую Роберту. Толкая в плечо Уильямса и не слушая его возражений, экзорцист сцепил зубы.