Нервно облизнув губы, Харгроув постарался успокоиться. Он ничего не сделал, он только зашел домой. Да и мало ли почему отец сидел здесь? Может, ждал начала очередного бейсбольного матча, а вовсе не его появления.

— Отец?

Бросив взгляд на лежащую на столе руку Нила, Билли ощутил, как позвоночник прошило холодом. Приподнятое настроение стремительно улетучивалось, на замену приходил до боли знакомый, раздражающий, ненавистный страх. Но отвести взгляд и пойти к себе Харгроув не мог. Уже не мог.

Пальцы Нила постукивали по столу, и это…. Это было плохо.

Плохо, как и то, что он был в домашней одежде: серой клетчатой рубахе с закатанными по локоть рукавами. А значит явно не ждал определенного времени, чтобы подняться и переодеться на смену.

— Ничего не хочешь мне сказать, Билли?

— Я… Нет… — прочистив горло коротким кашлем, Харгроув непонимающе посмотрел на отца, — Что-то случилось?

Склонив голову набок, Нил дернул уголком губ. Скрежет отодвигаемого назад стула заставил Билли напрячься сильнее.

— Макс? Я забрал и привез её домой. Она делала уроки, и я…

Сколько помнил себя Билли, это всегда начиналось именно так. Молчаливо, точно ледокол, разбивающий вдребезги замерзший океан, Нил надвигался на него. И Харгроув чувствовал себя льдинкой, трещащей под напором, не имеющей возможности сдвинуться с места, чтобы спастись от удара. Стоило просто закрыть глаза и представить, что ты не здесь. Но это не помогало. Удар отрезвлял, вынуждал вынырнуть из спасительного темного уголка сознания, и Билли хватал воздух ртом, точно выброшенная на берег рыба.

Сейчас же он видел приближение Нила и стоял, как парализованный. Ноги словно приросли к полу. Он – сраное дерево, стоящее на пути у торнадо. И это торнадо хотело вырвать его из земли с корнями, опрокинуть, изуродовать, поломать.

Харгроув не сразу осознал, что его дернули вперед. Реальность обрушилась, как вылитая из ведра вода.

Вот он уже почти приподнят над полом, стоит на носках, а лицо Нила слишком близко.

Вот пальцы отца сжимают его рубашку за воротник.

Гребаное сердце забилось так быстро. Зрачки Билли расширились, но он не посмел схватиться за руки Нила, зная, что тот только этого и ждет.

— Пап? —прозвучало хрипло, надтреснуто, совсем не так, как он обычно говорил за стенами этого дома.

Приподняв голову выше, Нил сощурился. Гнев, скрытый до этого в глубине темных глаз, начал выбираться наружу. Старший Харгроув поджал губы.

Билли уже знал, что будет дальше.

Хлесткая пощечина отправила его в сторону. Щека вспыхнула.

Было не то, чтобы больно. Но Нил только разогревался.

— Отец…

— Не понимаешь?

— Я не…

— Ты очень меня разочаровал, Билли.

От следующей пощечины на глазах навернулись слезы, но Харгроув терпел. Черта с два он расплачется, как девчонка. Он не доставит Нилу такого удовольствия, как бы сильно внутри не сжималось от обиды и ненависти.

— Я спрашиваю еще раз. Ты ничего не хочешь сказать мне, Билли? — делая паузы через каждое слово Нил шумно втянул воздух носом, сверля его взглядом.

Подняв голову и сглотнув, Билли не понимал, о чем речь. Что от него хотел Нил? Про что он? Он, блять, ничего не сделал!

Лихорадочно перебирая в голове события последних дней и свои действия Билли не находил ничего, что могло так сильно разозлить Нила.

Он старался. Он правда старался вести себя хорошо. Не перечил, оставался с Макс, даже не выводил Сьюзан!

— Я не знаю! Я не сделал ничего!

Огрызнувшись, Харгроув не сумел держать вспышки злости во взгляде, хоть и знал, что делает себе же хуже. Нилу нельзя было смотреть в глаза с вызовом, нельзя было показывать ничего из того, что могло его вывести из себя еще больше.

Хотя, по правде говоря… Отцу никогда не нужна была причина.

Точно этого и ждав, Нил схватил Билли за подбородок и сжал пальцами нижнюю челюсть. С силой, не позволяющей отвернуться и вынуждающей смотреть в глаза.

— О, ты знаешь!

От нового удара в глазах помутнело, а из носа хлынула кровь. Но прийти в себя ему не дали – кулак Нила с силой врезался в живот. Охнув и схватившись за спинку стула, Билли попытался удержать равновесие. Боль растеклась огнем по прессу, в какую-то секунду даже затошнило. А ведь это был далеко не конец, всего лишь пара первых ударов.

Нил молчал, прожигая его взглядом, и, пожалуй, впервые выглядел настолько взбешенным. В глазах считывалась злость, негодование, презрение. Не ново, но умножено на десять раз.

Постучав пальцами по подбородку, словно не зная, что сказать, или не понимая, как можно быть таким тупым, Нил неверяще хмыкнул.

— Сейчас тоже не понимаешь?

Потрепанный желтый конверт, выдернутый из заднего кармана, упал на стол.

— Пересчитай.

Что? Причем здесь… Ох, черт… Черт, черт, черт!

Билли застыл, не обращая внимания на то, что кровь из носа закапала на рубашку. Страх затопил сознание. Как? Как, черт подери, он узнал?

— Я сказал — пересчитай, Билли!

Вздрогнув от громкого крика, Харгроув потянулся к конверту. Доллары высыпались на стол.

Нил внимательно следил за тем, как сын принялся считать купюры и едва заметно шевелить губами.

— Сколько?

— Четыре тысячи семьсот двадцать пять.

— Громче. Я не расслышал.

— Четыре тысячи семьсот двадцать пять, сэр.

— Сколько должно быть?

Билли молчал. Тяжело сглатывая, он боялся сказать правду. На несколько секунд даже ноги стали ватными. Страх рос и рос, сжимая горло невидимой рукой.

Блять, блять…. Он не может сказать! Если скажет, то Нил места живого на нем не оставит.

Прикусив губу, Харгроув отвел взгляд, борясь с желанием смять зеленые бумажки.

— Сколько?!

Блять!

— Четыре тысячи восемьсот двадцать пять, сэр, — ответив очень тихо, Билли шмыгнул носом.

Стереть кровь с лица он тоже не смел, поскольку любое движение, даже вдох, могло

спровоцировать Нила на новый удар.

— Верно. Ста долларов не хватает, — проговорив достаточно жестко, Нил прицокнул языком.

Злость, достигшая критической отметки еще днем, когда он достал заначку, чтобы отложить в нее часть зарплаты и, пересчитав деньги, обнаружил пропажу, вот-вот должна была перелиться через край. Ни Сьюзан, ни тем более Макс ничего не брали. Оставался только один человек в его доме. Неблагодарный ублюдок, обокравший его, как и первая жена. Потаскуха, бросившая и дом, и ребенка, но забравшая все сбережения, которые ему удалось накопить.

— Ты украл их, Билли. Так ты ценишь кров над головой и сытый желудок?

— Нет! Я не…

— Ты. Взял. Без спроса. Сто долларов из МОИХ накоплений. Знаешь, как это называется?

Вздернув за волосы низко опущенную голову Билли, Нил отвесил ему еще одну пощечину. А затем с омерзением посмотрел на его зажмуренные глаза и поджавшиеся, чуть подрагивающие губы.

Слабак. Чертов слабак, лжец и трус. И вот это вот он воспитал?!

— Это называется воровство, сын. У своей семьи.

— Я просто взял на….

— На что?! На траву? На шлюх?! Так заруби себе на носу – это ТВОИ личные расходы. Я заработал эти деньги! Ты, дрянь, живешь, жрешь и существуешь только благодаря мне, на МОИ деньги! — тряхнув Билли за ворот рубашки, Нил замахнулся для нового удара, но внезапно передумал, решив сперва добиться признания. — Так на что ты украл мои деньги, Билли? На это тряпье?! В котором ты выглядишь, как чертов педик?! Как твоя потаскуха мать?!

Били смотрел куда угодно, лишь бы не в лицо отцу, чтобы не показать протест и несогласие. Он не педик. Он, черт возьми, не педик!

Пальцы подрагивали, пришлось их сжать в кулаки. О, как он хотел бы ударить, как хотел разбить это ненавистное лицо! Но крик Нила лишал воли, ломая любое сопротивление:

— На что, я тебя спрашиваю?!

— На машину, пап… Мне не хватало ста долларов, детали и работа вышли дороже, я не… Я не воровал! Я вернул бы, я не воро…

— На машину? — внимательно посмотрев на сына, Нил усмехнулся.