— …Я… Я не могу, Мастер. Я не могу больше вернуться… — прошептала Мая, сжимая свой браслет.

— Почему? Боишься, что тебя за кражу накажут? И правильно сделают.

— Нет, я… Я не могу. Я просто не могу. Они… Злые люди — вдруг выдохнула Мая и качнулась.

— А я значит человек хороший, — усмехнулся Линь Фан.

— Вы герой.

— Бывший.

— Но вы вернули мой… Хотя бы… Хотя бы поэтому… — пролепетала она и замолчала.

Линь Фан сунул ладони себе под голову и разлёгся на подушке. Он действительно вернул девчонке её меч, но это не повод называть его героем. Он ведь сделал это вовсе не по доброте душевной, на самом деле, а потому что…

— Я это не ради тебя сделал, а ради себя.

— Ах?

Мужчина выглянул в окно напротив кровати, полное звезд над чёрными кучами мусора, и неожиданно все тревоги оставили его сердце. Линь Фана захватило удивительное спокойствие. Он задумался, и сами собой его растерянные мысли стали превращаться в слова:

— Знаешь, ещё лет тридцать назад это луна была настоящей помойкой. Миазмы, Гу, мальчишки босяки ломают друг другу шеи за еду… А если кто спрятал заначку, его пытают. Никто так не умеет пытать, как это умеют дети. У них в этом талант, — улыбнулся мужчина.

— … — Мая сжала губки, прилежно слушая рассказ.

— …Я тут вырос, аж до двадцати лет. Не то чтобы жалуюсь, жалуются только идиоты, но жизнь это была не из приятных. Можно было смириться, наверное, если не знаешь ничего лучше. Но мы знали. Всё из-за этой проклятой планеты, которая каждую ночь зависала у нас над головами. Земля была чёрная, мы все бродили в темноте, по помойке, но каждый раз над нами горела огромная Золотая звезда, заграждая нам солнце…

«Как будто мы были её тенью», — говорил, вспоминая те тяжёлые дни Линь Фан. Каждый день он засматривался ввысь, на сияющую планету. Она была намного больше солнце и ярче любой звезды. Относились к ней по-разному, — многие её ненавидели, многие прятались от неё, боялись её сияния, многие использовали её свет, чтобы осматривать мусор когда не было солнца, но его, тогда ещё мальчишку, всегда радовала эта планета. Он всегда находил её, такую близкою, но неприступную, красивой. Золотая Звезда была самым прекрасным, что юноша видел во всём тёмном и уродливом мире.

Постепенно, пристально наблюдая за ней и не упуская ни одного её появления, у Линь Фана зародилось желание самому быть как эта планета. Сиять на весь мир.

Именно тогда он и решил сделаться героем. Юноша вполне мог стать злодеем, но зачем? Куда приятней, когда тебя любят, благодарят, одаривают цветами, чем ненавидят и боятся. Ему не чужда была и простая мораль, и совесть, разумеется. Но всё же он мог их побороть, если бы на то была его воля и нужда. Линь Фан вырос на свалке человеческой жизни, и выжил, а это было непросто.

Для этого нельзя было не запачкать рук.

Это он, а не его, пытали за гнилой ломтик хлеба, вбивая бритвы под ногти. Но когда предстал шанс Линь Фан решил стать именно героем.

Просто потому что свет был ему приятней

И три года юноша действительно сиял подобно яркой звезде. А затем погас.

Жалел ли он о своём решение?

Жалел разумеется, и возможно будь у него второй шанс, он поступил бы иначе. Кто знает.

Но одного Линь Фан позволить себе не мог. Он не мог позволить, чтобы эти три года, самые драгоценные в его жизни, кто-то мешал с грязью. На себя ему было уже всё равно, но он понимал, что никогда уже не сможет вспоминать свои звёздные времена на пьяную головую и улыбаться, если позволит на своих глазах обидеть глупую девочку. Это было бы убого. Это было бы гнилью на его воспоминаниях.

А кроме них у него ничего и не осталось.

Мужчина вздохнул.

— А дальше? — вдруг спросил его голосок.

— Что дальше? — спросил мужчина уставшим голосом.

— Что было дальше, Мастер? Как вы улетели отсюда?

Линь Фан взглянул на Маю и увидел в её глазах подлинный интерес. Мужчина растерялся, не зная, плакать ему или смеяться. Вообще-то он тут душу изливает, а не историю рассказывают, но… Пусть.

— Ха… Ладно. Дальше вот что было: я любил смотреть на небо, на звёзды, и вот однажды вижу, — он протянул руку к окну. — Одна звёздочка падает. — мужчина потянул рукой вниз, и действительно, как будто в симфонии с ним звездочка полетела вниз…

— Падает, падает, становится всё больше и больше, и тут я понимаю: она же сейчас упадёт на меня…

И словно по его велению, звёздочка в окне действительно становилась всё больше и больше, и уже стало ясно, что она стремительно приближается к земле. Линь Фан опустил руку на кровать, тихо наблюдая за её приближением. В голове мужчины было мутно, и ему казалось, что его заволакивает в нежный сын…

Звездочка свалилась на землю.

И вдруг вся комната заходила ходуном, загрохотала, бутылки покатились по земле, и Линь Фан так встрепенулся, что запутался ногами в покрывале, свалился с кровати и крякнул от боли.

— Мастер?! — вскрикнула ошарашенная Мая и поддержала его обеими руками.

Мужчина меж тем глазами блюдцами уставился за окно, где на земле, возле горы мусора, вздымалось облако дыма.

Немедленно Линь Фан услышал холодный голос Императрицы Гу прямо в своей голове:

— Беги.

— Беги, — сказала Императрица Ледяных Гу.

Линь Фан её разумеется не послушал, и не только потому, что бежать сейчас был не в состоянии.

Мужчина попытался подняться, — безуспешно, пока ему не помогла Мая. Поддерживая мужчину за бок, она поставила его на ноги. Линь Фан прокашлялся, вырвался из её хвата и еле-еле переставляя ноги доплёл до окна, оперся на подоконник и повис. Мая же встала у него за спиной, на носочки, поглядывая то на самого мужчину, — как бы он снова не свалился, — то на улицу.

За окном застилая звёзды вздымались чёрные дымные облака. Линь Фан прищурился. У него мутило в глазах — да и не только, — так что разглядеть что-либо было затруднительно. Но вот из дыма медленно проявилось существо. Кажется, движущееся, и даже кажется живое. Линь Фан присмотрелся к нему и растерянно моргнул.

Во дворе его дома появилась девушка. С короткими, примерно до висков, ровными белыми волосами; в облегающем чёрном костюме, плотном ровно настолько, чтобы скрывать все подробности её фигуры, но при этом ясно подчёркивать изгибы её тела. Не то чтобы было что подчёркивать, однако, подумал Линь Фан. Своим ещё немного плавающим сознанием мужчина заметил, что девушка, несмотря на свой внушительный рост, — причиной которого вскоре оказались высокие каблуки, встроенные в её костюм — была довольно непримечательная. Её фигура была ещё недоразвита. Ей было примерно пятнадцать-шестнадцать лет и она сидела на диете.

Сильнее внимания мужчины привлекло её личико. Его можно было бы даже назвать милым, если бы не совершенно каменное выражение и нездоровая, меловая бледность; её лицо было не просто беленьким, а совсем белым, как у мертвеца.

Глаза этой девушки, — молочно-серые пятнышки на кромешной белизне, — схватились за Линь Фаня, удерживая дыхание мужчины, но ненадолго. Девушка быстро оставила его, не предавая особого значения раненному мужчине, после чего медленно перевела свой взгляд на девочку у него за спиной. Мая вздрогнула.

А девушка вытянула свою руку в облегающей чёрной коже, и на ней вытянулось острое чёрное лезвие.

В именно в это мгновение Линь Фан ощутил самое бодрящее чувство, которое только может быть в этом мире: жажду крови. Мужчина немедленно отпрянул от окна, поскользнулся и полетел на землю. Мая встрепенулась и бросилась его поддержать, но хрупкая девочка не смогла выдержать вес высокого взрослого мужчины, и он повалил её на землю. Раздался тихий вскрик. Линь Фан немедленно скатился с ребёнка, оскалился от боли и со всей силы врезал кулаком о пол, что аж пыль поднялась, и рявкнул:

— Формация!

В следующую же секунду девушка снаружи вдруг отпрянула назад, очень резко, как будто его вытолкнула невидимая сила, после чего перед нею вспыхнул сияющий барьер. Вокруг дома загорелись мудрёные узоры. Явила себя непреступная черта. Линь Фан с напряжением всей своей воли приподнялся и свалился на кровать. Дыхание мужчины было частым и нестройным.