Маркин привёз с Центрального рынка розы на день рождения казачки. Кажется, Григорий Аксинье роз не дарил, а что он там дарил? Не помню...

   Ему начинал нравиться тёплый просторный город. На Большой Садовой они с казачкой зашли к часовому мастеру -- у Маркина остановились часы. Молодой парень продул механизм резиновой грушей, подкрутил и вставил в корпус.

   -- Сколько с нас?

   Видимо, было что-то в их лицах. Он посмотрел, усмехнулся и сказал:

   -- С вас -- ничего!

   В сиреневой дымке угасала заря. В кинотеатре "Буревестник" смотрели уже виденный не раз фильм "Вокзал на двоих", но впервые -- вдвоём. Прислушивались к себе.

   Гуляли по бесконечной ночной набережной. Над водой звенела тишина. Призывно светил Млечный Путь. Летела к земле Полярная звезда.

   Казачка водила его к своим -- к старшей сестре с ликом богоматери, шестилеткой пережившей оккупацию Ростова, и к младшему брату, любимцу семьи, цеховику-обувщику, а ныне кооператору. Один из своих альбомов с марками Маркин подарил его старшему сыну. У мальчика было такое лицо, будто папа купил ему автомобиль. Младшему досталась игрушка.

   Родня праздновала дружно, но в каждой семье ощущались какие-то свои нелады. Пили только водку, но никто не доходил до грани. Никто не лез в душу -- друг из Кишинёва приехал? Ну, друг, так друг.

   Подумалось -- наверное, эта вольная и сильная женщина не раскрывает перед родней его происхождение. Вот тебе и решительность, и смелый нрав. Видать, плетью обуха не перешибёшь. Интересно, что скажет станица? Хотя без разницы. Или её сестра скажет -- ты хороший, но ты другой...

   Не сомневался -- к нему присматриваются. Участвовал в беседе, рассказывал анекдоты, имел успех. Тоже пил водку, хотя предпочёл бы немного красного вина. Водку впервые попробовал на семейном торжестве лет в тринадцать. Не понравилось -- горькая. Спирт на школьном выпускном. Принесли втихаря, разливали на компанию, а он настолько боялся, что залил всё водой, и даже ничего не почувствовал.

   Бутылку водки -- свой рекорд -- выпил в двадцать лет на вечеринке после выездного комсомольского семинара. Обхаживал и добивался комсомольского секретаря института Алёну. Из-за близости комсомольской богини алкоголь плохо брал его, скорее, подстёгивал. Целовалась она умело и вкусно, а потом в институте делала вид, что его не узнает, видимо, давая понять -- всё, что по пьянке, не в счёт. Остались пустота и неприятный тяжёлый осадок. И Маркин, как говорится, прикрыл лавочку. Хмельное -- это не его.

   Маркин пил за компанию. Первые три рюмки вместе, потом периодически пропускал. Осуждают или нет -- безразлично. Рука подруги лежала в его руке. Рядом с нею не хотелось напиваться. Это отделяло бы его от неё. Не хотелось наедаться досыта, курить, отвлекаться. Она была ему другом, сестрой, наложницей, женой, едой, питьём, алкоголем, наркотиком... Она была всем.

   Казачка подарила ему объёмистый, редкий и с превосходной печатью венгерский альбом "Женщина в мировом изобразительном искусстве", присланный бывшей Сашкиной библиотекаршей. Светились прелестные, большей частью обнажённые женщины, написанные очарованными ими мастерами живописи.

   Спасибо, необычно, трогательно. Роскошное издание. Какие удивительные, проникновенные лица. Если бы я был художником...

   Перед отъездом он ходил к жене старшего брата пломбировать зуб -- зубная боль отдавала в висок. Левых пациентов та принимала на дому, а брат развлекал беседой. Ругая Горбачёва, он как-то невпопад обронил:

   -- Ты не думай, что раз она одна... Она чувствует мужика. И к тому же мозг не выносит.

   Маркин уловил оттенок горечи -- брат сравнивал двух женщин.

   -- Я знаю.

   -- А ты какой нации будешь?

   -- Я буду еврейской нации.

   -- Ничего, тоже человек.

   Сашка засветился уже директором издательства на радиостанции "Маяк":

   -- Мне довелось по службе посетить наши бывшие братские республики. С течением времени всё заметнее, кто кого кормил. Я видел всю эту дружбу народов. Они, как пауки в банке, ненавидят друг друга, и все вместе русских. Эксперимент с равенством и братством завершился...

   И он требовал -- закрыть границы, не пускать никого, рабочие места только для россиян, а эти пускай друг другу глотки рвут...

   Новая жена Сашки была журналисткой и поэтессой из Гатчины. Он присылал Маркину её лирические стихи. Показалось даже, что пишет она лучше мужа. Сашка дописал постскриптум: "В воздухе пахнет националистической контрреволюцией, валил бы ты из Молдавии. Привет красному донскому казачеству!"

   Из-за небольшого размера и своеобразия запомнилось четверостишие - стилизация.

   Стрелец, влекомый к Венере

   Хрупкое таинство полнит его мирозданье.

   Вечность течёт на его, на песочных часах.

   Тусклое солнце горит на исколотых латах

   Быстро летящего к цели шального Стрельца.