Она не удивилась, как будто этого ждала.
- Садитесь. Рядом. И не задавайте вопросов.
Перешла на вы - держала дистанцию. Смотрела в окно.
Он молчал, молчал и молчал, и сам удивился, услышав свой голос:
- Почему?
- Потому, любознательный герой. - И бегло скользнула по нему взглядом.
Не понравилась холодная резкость смысла, и появилось нехорошее предчувствие.
Он не желал переходить на "вы".
- Не надо быть такой... - он замялся, ища сравнение, - ...как... как Жанна Д'Арк.
- Я не Жанна. Меня ждёт король, королевство и ребёнок.
Нет! - страшно закричали все вагоны на свете.
Но в купе давила тишина. Из грудного тумана выплыло неслышное, даже не шепотное:
- Мы...
Но она уловила:
- Нет, мы не можем...
Он отчаянно попробовал сменить тему, чтобы сбить её настрой:
- Не надо было выбирать Черненко, (как-то с ней говорили о переменах в стране), - он глупец!
- Не надо было... - эхом отозвалась она. - Не смотрите на меня так. Это тяжело.
Висел полумрак, и рука не поднималась к выключателю, чтобы при свете она не отпрянула.
Он понял вдруг, что она боится ладонью отвести его лицо. Это помогло немного прийти в себя.
Сидел, смотрел, дышал одним с ней воздухом и ждал.
- Хорошо... возьмите руку. Только молчите и не двигайтесь.
Поезд нёс его в ночь рядом с женщиной, которую он не мог обнять, и Река Молчания отекала их.
- Идите.
- До станции ещё далеко...
- Ждите в тамбуре. Идите. Я вас прошу...
Утром, взяв отгулы, он вылетел в Ленинград на белые ночи, вливался в чьи-то компании, рыдал на чьём-то девичьем плече. Вернулся осунувшийся, без единой копейки и с несколькими телефонами на бумажках. Приставал с вопросами - Как это может быть? Я прав или не прав?
Братья безмолвствовали.
- Врезать ей пощёчину и уходить! - подумал вслух Майк. - Или куда бы она в купе делась!
И вздохнул Григорий:
- Эх, не станет гибкий стан её станом для него!
С первым листопадом передал Жуков почтовую открытку, написанную ясным почерком отличницы, без обращения, подписи и обратного адреса - "Не знала, что смогу так любить. Вначале промолчала, не хотела оттолкнуть. Потом не справилась с собой. Всё, чему меня учила жизнь, вылетело из головы. Я глупая баба. Прости".
- Привет, лоботрясы! - в аппаратную влетела вихрастая ассистентка режиссёра и схватила приготовленную фонограмму, - из-за вас тракт переносится... - Задержалась взглядом на зашедшем со служебными записками Витале. - Кто такой? Почему не знаю? ...на два часа!
- Отстал от поезда Магадан-Воркута, - нахмурено отозвался Виталя.
Она хмыкнула, пропела высоким голосом:
- Сирота казанская! - повернулась на каблуках и вылетела в дверь.
Потом она увидела его в столовой:
- Эй, помоги с подносом. Тебя как зовут?
Несмотря на смешливость и гонор, учить целоваться её пришлось с самого начала. В ванной запиралась, а когда Виталя скрёбся в дверь, говоря - я тебя уже всю видел, отвечала:
- Это совсем другое.
Когда переодевала белье - отвернись, пожалуйста.
Сама смотрела с любопытством. Если Виталя просил набросать его портрет, ссылалась, что на его лице не за что зацепиться, а за что можно зацепиться, того не видно.
А когда Виталя подхватил воспаление лёгких, выла над ним как волчица, норовила кормить с ложечки и чуть ли не облизывала.
Мягко подталкивала к действиям:
- Ну, ты же умный, придумай что-нибудь.
Зато легко общалась со всеми - от бомжей на пляже до доцентов университета - тащила за уши брата-студента.
Помыкавшись по режиссёрам, и честно объясняя им, в каком месте им надлежит находиться, осела она, наконец, в детской художественной школе, и ходила вся облепленная ребятнёй.