- Нет!!
Потом пришло письмо со знакомым почерком - поссорилась с подругой, запретила ей звонить и приходить. Пусть не напоминает мне о тебе.
Дураку привалило счастье. А он не знал, что с ним делать.
От автора - а Майку надо бы дать слово. Может, что умное скажет.
...Мы были шалопаями. Не хотели себя связывать. Не ясно чем озабочены. Нам не нужны были дети, а чужие и подавно. Мы не заслуживали той нежности, которая сыпалась на нас со звёзд.
Позже встретилось, кажется, у Брехта:
Когда-нибудь,
Когда будет время,
Мы перелюбим
Всех женщин.
Передумаем мысли
Всех мыслителей.
Вразумим
Всех мужчин.
С вразумлением шло плохо. Люди Андропова отлавливали людей в универмагах с вопросом, почему они не на работе. Где-то дули большие ветры, передвигались кадры. Система пыталась провернуть свой громоздкий механизм. Потеряла значение и уже не принималась традиционная отмазка - "У нас есть ряд объективных..."
Нашей команде досталось задание на запись спектакля "В списках не значился" во Дворце "Октябрь" на гастролях театра "Ленком". Спектакль вначале считался высокоидейным, а потом не пошёл в эфир из-за национальной принадлежности героини. Гринёк вёл переговоры с труппой. Неподалёку от развёрнутого у служебного выхода видеовагена курили две тинэйджерки в ожидании красавца Абдулова. Одна из них щелчком бросила окурок под ноги.
- Эй, в красном, - крикнул Гриня, - подними окурок и брось в урну!
- Тебе надо - ты и подыми.
- Ё... .... мать! - по слогам отчеканил Григорий. - Я тебе сейчас подниму!
Она подобрала окурок и отнесла в урну.
Запись вживую удалась, мы стали сворачиваться. А Атаман после абдуловских автографов подошёл к девчонке в красном платье.
- Какая школа?
- Вы собираетесь сообщить в школу? - напряглась она.
- Нет, не собираюсь. Просто интересно.
- Ну, первая железнодорожная, - неохотно сказала девушка. - Но вы не думайте... У нас хорошая школа.
- Русский язык Ирина Львовна ведёт?
Она хлопнула ресницами - да-а...
- Передавай привет от Григория. Я был у неё на практике.
- А-а... А вы здесь главный?
- Нет. Просто помогаю ребятам, присматриваю, чтобы ничего не стащили...
-...Ты не представляешь, Майк, с каким уважением она смотрела мне вслед...
Через два дня мы уже записывали с помощью нашего видеовагена, в ещё перестраиваемой Малой студии телецентра, отрывки из спектаклей "Тиль" и "Юнона". Гриша тут же обдумывал будущий о театре сценарий, а я, нервничая, спешно устранял неисправность в нашем изношенном оборудовании, которое уже дышало на ладан.
Очкастый режиссёр Вениамин тему подхватил и, ссылаясь на якобы сбои при записи, по несколько раз заставлял прогонять сцены; а когда актёры на площадке стали уже вскипать (у режиссёров это называется эмоциональный разогрев), одним махом снял всё.
Великолепен был Караченцов.
На радостях всей пёстрой компанией пошли в телецентровскую столовую. Караченцов, обнимая партнёршу за талию, читал экспромтом:
Быть иль не быть,
Вот в чем вопрос.
Оберегать свою свободу
Иль отдавать супружний долг...
Было легко. Чертовски нравилась одна девчушка в костюме фламандской горожанки - ладная, звонкая и ясноглазая. Вырезал ей яблоко звёздочкой. Болтали о Москве.
А это создание вдруг подошло к Грициану и пропело - не покажет ли он ей с подругой город. Во мне всё упало. Гриня, покосившись на меня, сослался на занятость.
А на обратном пути пел мне уже Грицко:
- Не кисни. Будет и на нашей улице праздник. Вот, положим, кому-то Жванецкий - сладкоголосый соловей, а кому-то толстый и лысый дятел... Дело вкуса.
- И кто же из нас дятел?
- Все мы дятлы, - сказал он. - В постели.
И пошёл печатать сценарий.
А я к себе, бессильно ругаясь - Пан атаман Грициан-Практический, голова огурцом, нос картошкой, долбо...