– Ну, вы пока ничего не рассказывайте ей, ладно? – попросила Вася и уточнила: – То есть про папу. Можете рассказать, что я согласна к вам ходить.
– Отлично, – сказал Алекс. – Какое время тебе подойдет?
Они выбрали четыре часа дня в пятницу и с тех пор уже полгода виделись каждую неделю. На первой же родительской встрече, которая состоялась в октябре, Алекс спросил Ингу о Васином отце. Он не сказал ни слова о Васином намерении его найти. Он объяснил Инге, что обстоятельства рождения человека и особенности отношений между его родителями чрезвычайно влияют на всю его жизнь и что их влияние тем сильнее, чем меньше человек о них знает.
– Разве неправда, что меньше знаешь – лучше спишь? – удивилась Инга. – Я как раз стремлюсь уберечь ее от всего этого.
– Неправда, – серьезно ответил Алекс. – Сон ухудшается обратно пропорционально количеству знания. Когда о том, что вокруг тебя происходит, знаешь мало, то спишь весьма плохо.
– Почему так? – спросила Инга с искренним интересом.
– Потому что в психике каждого человека есть бессознательная часть. И вот эта бессознательная часть знает все. То есть буквально все. Бессознательное помнит, как мы родились, кто был вокруг нас в родильном зале, как нас приняла мама, когда нас ей подали, что она почувствовала в тот момент.
На этих словах Инга, до этого внимательно смотревшая ему в лицо, опустила глаза.
– Но если она все так хорошо сама знает, то зачем мне рассказывать? – спросила она.
– Она не знает, что она это знает, – объяснил Алекс. – На уровне сознания она действительно не знает ничего. Ее надо приводить в контакт с тем знанием, которое в ней спрятано. Если этот контакт не установить, начинается невроз, начинаются психологические проблемы, трудности с адекватным выражением эмоций.
– Вы хотите сказать, что она третий год носит одни и те же джинсы потому, что я не рассказываю ей об отце?
– Да.
Инга помолчала.
– От правды ей лучше не станет. Правда неприятная. Если она узнает правду, еще неизвестно, что она начнет носить, – грустно сказала она.
– Вы боитесь, что она ее не выдержит? – спросил Алекс.
– Да, – коротко ответила Инга.
– Похоже, вы и сами ее не слишком выдерживаете, – сказал Алекс.
– Я стараюсь, – заверила она его.
– Стараетесь забыть. Но говорить-то об этом для вас невыносимо.
– Да, невыносимо, – вздохнула Инга, а потом снова адресовала ему свой умоляющий взгляд. – Могу вам рассказать, если хотите.
– Хочу, – сказал Алекс.
– Но только при условии, что вы Васе не будете рассказывать, – заявила Инга тоном капризничающего пятилетнего ребенка.
– Не буду, – пообещал Алекс.
Тогда Инга рассказала ему о Васином отце.
– Вы правда Васе не скажете? – вытирая слезы бумажной салфеткой, спросила она в конце рассказа.
– Не скажу, – заверил он. – Вы ей сами расскажете, когда наберетесь сил.
– Сама? – испугалась Инга. – Сама я не буду.
– Ну, необязательно это делать прямо сегодня, – успокоил ее Алекс. – Возьмите время на подготовку. Расскажете, когда будете готовы.
– Но ей будет плохо! – воскликнула Инга. – Ее совершенно некому поддержать!
– Как это некому? – удивился Алекс. – Вы и поддержите. Вы же ее очень любите.
На салфетки вылилась новая порция слез.
– Я себя-то не люблю, – сказала Инга. – Куда мне еще кого-то любить?
Инга рассказала Васе об отце спустя два месяца и еще три родительские встречи после этого разговора. Услышав мамин рассказ, Вася пришла к нему переполненная новыми чувствами.
– Представляете, – экспрессивно сообщила она, падая в кресло, – мой отец – идиот.
– У идиотов интеллектуальный коэффициент ниже двадцати, – предупредил Алекс. – Это самая глубокая степень олигофрении.
– Нет, у моего высокий интеллектуальный коэффициент, – возразила Вася. – Он географ, геофак МГУ закончил. Я, кстати, в МГУ не пойду.
– Здрасьте-приехали, – произнес Алекс. – МГУ-то причем?
– Ну как? – удивилась Вася. – Там одни идиоты учатся.
– Идиотов, Вася, в МГУ на порог не пускают, – вздохнул Алекс. – Даже на день открытых дверей. В нашем обществе распространено крайне негативное отношение к людям с нарушениями развития. Их не пускают практически никуда, включая детские сады и поликлиники. Те, кто учится в МГУ, называются по-другому.
– Как? – с интересом спросила Вася.
– Все по-разному, – пожал плечами Алекс. – Кто-то обычными здоровыми людьми, кто-то нарциссами, кто-то шизофрениками, кто-то просто негодяями. Ты представляешь, сколько там народу? Как их всех можно назвать одним словом?
– Дураки они все, одним словом, – заявила Вася.
– В общем, ты злишься на папу, – подытожил Алекс.
– Дебил он, ваш папа, – продолжала обличительное выступление Вася.
– Мой-то причем? – удивился Алекс. – Этак у тебя все папы дураками станут.
– Они и есть все дураки, – не смутилась Вася. – Я ни одного папу нормального не знаю. У моего друга отец все время дома сидит, денег вообще не зарабатывает, только мама работает. Моя мама тоже работает постоянно, чтобы меня обеспечивать, а папа где? Я думала, мой отец особенный, исключительный, лучше всех. Что я его найду, и он нас спасет. А теперь я его даже искать не хочу. Чтобы в тюрьме не сидеть, после того как я его прибью на месте.
– Понятно, – сказал Алекс. – Значит, спасать себя придется самостоятельно.
– От чего спасать? – Вася презрительно хмыкнула. – Меня не от чего спасать. У меня все отлично. Я юбку купила, между прочим. И английским стала заниматься с репетитором. Крутой чувак, кстати.
– МГУ закончил? – пошутил Алекс.
Вася показала ему длинный язык.
– Лингвистический университет. В вашем МГУ…
– Я знаю, знаю, – закивал Алекс. – Одни идиоты. Только он не мой. Я выходец из Первого меда.
– Ну, вот, я же говорю, нормальный человек МГУ стороной обходит. – Вася умела донести свою точку зрения до окружающих.
– А ты сама-то куда собралась? – попробовал он вернуть разговор в конструктивное русло.
– В Лингвистический университет пойду, – сказала Вася. – Или в Первый мед.
– Ну, чтобы идти в Первый мед, репетитора-то лучше по биологии найти, – заметил он.
– А вы сможете меня репетировать? – словно загоревшись новой идеей, спросила Вася.
– Ты пьеса Горького “На дне”, что ли, чтобы тебя репетировать? – спросил он.
– Ой, подумаешь, – обиделась Вася. – Все время вы к словам привязываетесь. Сможете со мной биологией заниматься?
– Вась, – внушительно сказал Алекс, – я твой психотерапевт. Я лечу твою душу. Привилегия издеваться над твоим мозгом принадлежит другим людям.
– А вы можете, леча мою душу, одновременно рассказывать мне что-нибудь по биологии? Или по химии? – У Васи блестели глаза.
– И еще сказки Андерсена читать с выражением, – пообещал Алекс. – У тебя какая любимая?
– У Андерсена? Фиг знает. – Вася задумалась. – Может быть, про Русалочку?..
– А о чем “Русалочка”? – спросил Алекс. – Как ты ее помнишь?
– Ну, о такой странной девушке, которая спасла жизнь принцу, но он этого не оценил, – невинно сообщила Вася, но потом одернула себя и посмотрела на него с подозрением. – Вы мне зубы не заговаривайте. Будете со мной биологией заниматься?
– Не буду, Вась, – сказал он.
– Почему? – нахмурилась девочка.
– Это не входит в сферу моей компетенции, – сказал он.
– Почему? – повторила Вася. – Вы же врач.
– Вот именно, – согласился он. – А не преподаватель биологии.
– Какая разница? – удивилась Вася.
– Разница в том, что у нас разные профессии, – сказал он.
– Но вы же знаете биологию, – упрямилась Вася.
– Но у меня нет права ее преподавать, – не уступал он.
– Как-то вы примитивно мыслите! – воскликнула Вася, покрываясь краской гнева.
– Ну, извини, – попросил он.
– Я даю вам это право! – торжественно заявила Вася.
– Это право могут дать только те люди, у которых есть право давать такое право, – сказал Алекс. – Университетские преподаватели, руководство вузов, Министерство образования.