Когда результаты приходят, когда им позволяют выйти из комнат, она почти сбивает его с ног, кидаясь ему на шею. Раньше они бы ни за что не демонстрировали при всех свою привязанность друг к другу настолько ярко. Раньше им некогда было настолько друг за другом соскучиться. Отпускать её из объятий не хочется.
— Пошли гулять?
Он кивает. Отпустить приходится, но её пальцы сразу сплетаются с его. Планы на то и планы, чтобы им следовать. Не то чтобы ему не хотелось.
========== День 15. Just walk away || Просто уйти ==========
«Никакой» тренер. «Гробовщик». Не умеет работать. Ни ума, ни навыков. Грубиянка и хамка, никакого воспитания. Она сжимает зубы и улыбается так, будто не знает про все эти обидные слова. Про десятки, сотни других, которые диванные критики выливают на неё с завидным постоянством. Пусть другие огорчаются, пусть другие не выдерживают — она выдержит. Она просто развернётся и уйдёт, даже если ей скажут это в лицо. В конце концов, она не доставит им удовольствия видеть её огорчение.
Горькие складки около уголков её губ он в который уж раз разглаживает поцелуями. Каждая её боль ему больна вдвойне.
«Бревно». Никуда бы не попал без грибов. Ни катать не умеет, ни прыгать нормально. Кому он вообще соперник, его и травмированный юниор победит при честном судействе. Он матерится сквозь зубы, стиснутые до скрипа, заставляет себя вспоминать это всё. Ярость придаёт не меньше сил, чем счастье. Нелюбовь тоже может сделать сильным, пусть и не так, как любовь. Любовь у него от неё, и ему хватает — от остальных всегда можно отвернуться. Можно уйти, наплевав на их недовольство.
Он уже научился злиться, но не обижаться. От ударов об лёд на теле синяки, и, когда она касается их бережно, и то больнее, чем от ядовитых тирад.
Пусть их пытаются задеть, как угодно. Пусть. Когда они порознь, удары почти достигают цели, но один взгляд — и плевать на всех тех, кто что-то там говорит. Пусть собаки лают — им не остановить их. Когда они рядом, они будут идти вперёд, кто бы что ни говорил.
А если кто-то снова попытается сбить их с пути, они всегда могут просто уйти.
========== День 16. Just another day || Просто обычный день ==========
Проснуться от поцелуя в щёку и хриплого «доброе утро, соня». Улыбнуться сонно, не разлепляя глаз, потянуться всем телом, и, выбравшись из-под одеяла, бросить быстрый взгляд за окно. Там холодно, туда выходить не хочется. Хочется утянуть любимую женщину обратно под одеяло и провести весь день с ней в обнимку. Нельзя. У них обоих есть обязанности. Заглянуть на кухню, чтобы поставить чайник, умыться, почистить зубы, зевая с зубной щёткой во рту и корча себе в зеркале рожи в перерывах. Позавтракать, сидя на кухне в трусах, с подтянутыми к груди коленями, одеться. Поцеловаться около машины — когда они приедут на каток, нельзя будет. Там их могут увидеть.
Всего лишь обычное утро.
Размять мышцы, разогреться до того состояния, когда всё тело ноет, требуя больше движения, больше усилий. Лёд, лёд, снова лёд — и воздух, в который он взмывает, отталкиваясь, раз за разом, вворачивается, вкручивается. Поймать её улыбку, улыбнуться в ответ широко, уверенно. Он сделает всё, что может, чтобы улыбку эту видеть чаще — и то, что не может, тоже сделает, тоже сможет, пусть и не так легко это будет. Пусть и не сразу получится. Зал, лёд, зал — набитые синяки болят. Пройдут. К чёрту их. Забыть о них. Забить на них. Как всегда. Выслушать всё, что ему будет сказано, и сделать вид, что послушается всего — не будет, конечно. Как, если красной нитью проходит через всю эту тираду то, что надо беречь себя? Чего он добьётся, если будет себя беречь? Сесть в машину, коротко сжать чужие пальцы перед тем, как поехать.
Всего лишь обычный день.
Приготовить ужин, теснясь вдвоём на небольшой кухне, то и дело целуясь и забывая о готовящейся еде. Выбрать за ужином фильм на вечер. Заварить чай и налить в две большие чашки, чтобы потом благополучно забыть о нём, оставив на журнальном столике, смотря фильм, наслаждаясь не столько происходящим на экране, сколько их сплетёнными пальцами, близостью любимой женщины. Задремать под конец, но проснуться, когда пойдут финальные титры, и потребовать пересказа концовки. Отправиться в постель. Уснуть окончательно, в обнимку, утыкаясь не в подушку — в чужое плечо.
Всего лишь обычный вечер.
Обычное утро, обычный день, обычный вечер. Обычное пробуждение, и обычные поцелуи, и обычная улыбка на любимом лице. Обычные прикосновения, в которых всё тепло, которое только возможно. Всего лишь обычный день — всего лишь обычное счастье. Нужно ли ему счастье необычное?
========== День 17. Grass cuttings || Срезанная трава ==========
Срезанная трава щекочет босые ступни — как не пройтись по ней? Соня улыбается Игорю, небу, солнцу, кружится, руки раскинув в стороны, как для объятий, яркая, светлая, открытая. Нараспашку не руки — нараспашку сердце. Сонечка, солнечная, солнышко.
Любит Соня тоже нараспашку, и как распахнутое сердце удержать?
Срезанная трава щекочет, если в неё лечь, если упасть, хохоча, после игры в догонялки. Если робко потянуться потом, чтобы кончиками пальцев коснуться его ладони, чтобы почти и незаметно. Незаметно Соня не факт что и умеет, она вся открыта миру навстречу.
Заслужил ли мир её, такую искреннюю, такую настоящую?
Срезанная трава щекочет и пахнет одуряюще, и некоторые травинки, срубленные, но оставшиеся, застревают в волосах. Соня краснеет, улыбается смущённо, едва-едва, прежде чем улыбка тает. Недоумение — не боль, но с ним тоже надо научиться жить.
Иногда, как бы грустно это ни было — не только тебе — а любят тебя в ответ не так, как любишь ты. Иначе.
Срезанная трава больно колет босые ступни. Поцелуй в лоб кажется клеймом. Она переживёт.
========== День 18. Her husband || Её муж ==========
Кажется сбывшейся мечтой, вот уже который год, то, что ему позволено просыпаться рядом с ней по утрам. Вместе пить утренний кофе, вместе ехать на работу — работать тоже вместе, и всегда можно протянуть руку и дотронуться, убеждаясь, что она реальна. Что она не снится ему столько лет. Что она выбрала его.
Кажется чем-то волшебным то, что она может сама подойти, подлезть под его руку, под боком у него найдя себе место, напрашиваясь не столько на объятья, сколько на тепло. Не столько физическое, сколько моральное. Она своё тепло раздаривает щедро, свою улыбку одобряющую раздаёт направо и налево, и, когда ей нужны силы, он рядом. Он всегда рядом, потому что как же иначе?
Кажется невероятным, неправдоподобным почти, то, что ужин у них всегда на двоих — иногда на большее количество, иногда у них гости, но она всегда так близко к нему, как только возможно. На двоих — минимум, и она улыбается, когда их взгляды встречаются, каким бы тяжёлым ни выдался день. Каким бы тяжёлым он ни был, он улыбается ей в ответ. Как знак того, что они в этом вместе, как бы сложно ни было. Того, что они всегда будут вместе, если она его не прогонит. Сам, добровольно, он не уйдёт. Ей не подчиниться он не сможет.
Кажется сказочным, нереальным, чудесным само её существование. То, что она выбрала его. То, что она рядом с ним. То, что судьба позволила ему держать её за руку, целовать её пальцы, её губы, её всю — то, что она позволяет ему это делать. То, что она позволяет ему любить её. То, что она тоже его любит. То, что он — её муж.
Сказки иногда бывают реальны, похоже.
========== День 19. Rules change || Правила меняются ==========
правило номер два — бережность и забота. кончиками пальцев он касается её кожи, кончиками пальцев она очерчивает его лицо. мягко, аккуратно, бережно, нежно даже — они не спешат. они друг друга почти что дразнят. в этом тоже есть своя прелесть, в этом тоже есть своя игра.
играм нужны правила.
правило номер три — тайна. кому можно знать о них? кому угодно, если они узнают сами. кому стоит рассказать? в идеале, никому лишнему. каждый новый поцелуй — где-то там, где никто не увидит, каждое прикосновение — там, где никто и не услышит. они жмурятся почти беспомощно, задыхаясь, во власти друг друга, но лишь после того, как убеждаются, что никого нет рядом.
