В этой книге я сосредоточилась преимущественно на проявлениях агрессии мужчин против женщин, так как это наиболее серьезная и опасная проблема. Однако не стоит думать, что абьюз изобрели именно гетеросексуальные мужчины и они единственные, кто прибегает к нему. От домашнего насилия страдают, причем зачастую молчаливо, очень многие женщины в однополых союзах (предположительно около 28 %. [15]) Жестокие партнерши, возможно, запугивают своих жертв: если пожалуешься, будешь изгнана из гей-сообщества. Мол, тем самым ты выставишь перед всеми гомосексуальные отношения в невыгодном свете, да и полиция над тобой посмеется. Мужчинам-гомосексуалистам также приходится сталкиваться с давлением: многими из них манипулируют, угрожая тем, что предадут огласке их нетрадиционную ориентацию или положительный ВИЧ-статус.

Выходит, что в однополых отношениях абьюз зиждется на тех же патриархальных условностях, которые порождают насилие мужчин по отношению к женщинам. Он существует благодаря гетеросексизму и гомофобии, лежащим в основе патриархата. [16] В конечном счете, домашнее насилие – это способ продемонстрировать свою власть и удержать контроль. При этом, повторим, дисбаланс прав существует не только между разнополыми партнерами. Американская исследовательница Клер Ренцетти констатирует, что причиной насилия в гомосексуальных союзах становится неравенство и несправедливое распределение полномочий. Чем больше власти у одного, тем выше его физическое и психологическое давление на другого. [17] Кроме того, и в гетеросексуальных парах бывает так, что от абьюза страдает мужчина (хотя таких случаев относительно немного). Жертвы мужского пола испытывают абсолютно те же эмоции: они не покидают подругу-абьюзера в надежде на то, что смогут помочь ей разобраться с ее проблемами. Или оказываются в западне из-за страха, что не смогут защитить детей, если сами покинут семью.

Недавний новый всплеск домашнего насилия грозит нам встречей с устрашающей реальностью: сотни тысяч австралийцев причиняют близким боль, заставляют их страдать, и даже садистки мучают тех, кого вообще-то должны бы любить. С подобными неприятными открытиями мы сталкивались и раньше: в середине первого десятилетия нынешнего века нам пришлось поверить, что сексуальное надругательство над детьми совершали не единичные развращенные священнослужители: педофилы были выявлены не только среди рядовых клириков, но их систематически покрывали в самом Ватикане. Сейчас мы проходим поворотную точку, исторический перелом, когда у общества и властей меняется отношение к семейному насилию. Нужна выдержка и решимость, чтобы довести процесс до конца и решить проблему. Как говорит ведущий мировой эксперт по психотравмам Джудит: «Возникает большое искушение встать на сторону обидчика. Ведь ему нужно очень немного – чтобы мы ничего не предпринимали… А жертва, напротив, требует, чтобы окружающие разделили с ней ее боль. Она требует действия, вовлеченности, желает, чтобы о ней помнили». [18] Если у нас не хватит на это духа, если мы решим, что это слишком трудно, домашнее насилие опять уйдет в подполье и останется невидимым.

Абьюз в семье – неприятная и беспокойная тема. Но при этом не перестаешь удивляться, как многое изучение этого феномена может рассказать нам о нас самих. О том, как мы общаемся, как любим и даже как управляем страной. Именно поэтому последние четыре года я глубоко погрузилась в исследование этого вопроса. В своей личной жизни я не сталкивалась с насилием. Но, пытаясь понять его, я многое узнала о себе, об отношениях с людьми, об обществе, о власть имущих и о правоохранительной системе.

В представленных ниже главах я стану вашим проводником по необычной местности: мы будем блуждать в причудливых лабиринтах, изучая психологию насильников и их жертв, а также попробуем разобраться в кафкианском абсурде семейного законодательства. Мне удалось взглянуть на ужасающий мир домашнего насилия глазами пострадавших и самих абьюзеров. Пришло время всем нам присмотреться к явлению, которое давным-давно тихо и незаметно существует рядом с нами.

Ясный субботний день в Белла-Виста, предместье Сиднея, входящем в так называемый «Библейский пояс»[10]. Здесь живут люди верующие и состоятельные: большие красивые дома, чистые тротуары, аккуратно постриженные лужайки перед каждым крыльцом. Лишь одна из них выглядит странно: на ней высится куча выброшенных из дома вещей. В остальном все как обычно. Район обитаем, но на улице никого, кроме худощавого мужчины в вытянутой белой майке. Он наклонился к машине. Я направляюсь к нему, он машет. «Мой сын продает машину, поэтому я снимаю с нее все самое ценное», – со смехом говорит Роб Санаси.

Мы подходим по дорожке к дому. По кухне толкутся высокая элегантная блондинка и два парня лет двадцати.

Они смеются и строят планы на выходные. Здесь живут Роб с женой Деб и двое их взрослых сыновей. Деб ставит чайник, Роб приносит печенье. Одно из них надкушено. «Прекрасно! – произносит глава семьи извиняющимся тоном. – Кто-то великодушно вернул его обратно в коробку».

Стоящая у разделочного стола Деб улыбается: «Если съел только половину, испытываешь не такое сильное чувство вины». Роб пожимает плечами: «Такие вот причуды в нашей семейке». Дети прощаются и уходят по своим делам. Чай разлит по чашкам, угощение разложено на тарелке. Мы садимся за кухонный стол, чтобы обсудить историю супругов, которым есть что рассказать о домашнем насилии.

Роб возвращается к событиям 2006 года. Времена были тяжелые: его бизнес разваливался, да и семейная жизнь трещала по швам. «Мы с Деб ссорились… Вообще-то я больше, чем она, лез в бутылку, но со стороны могло показаться, что в конфликте участвуем мы оба. Помню, как я ехал по трассе M2 в дурном расположении духа и размышлял: наверное, живу последний день». Несмотря на то что Роб убежденный христианин, он подумывал о том, чтобы намеренно врезаться в дерево. Но потом поставил запись проповеди, которую пастор произнес перед общиной, и стал слушать. «Там был задан вопрос: “Вы любите своих детей?” И я, сидя за рулем, вслух ответил: “Да, конечно, люблю”. – “Вы готовы за них умереть?” – продолжал проповедник. – “Да, готов”. – “Мы живем в благополучной стране, так что, вероятно, вам никогда не понадобится отдавать свою жизнь ради детей. Но почему бы вам хотя бы не изменить себя ради них?”» Услышав такое, я подумал: «Вау!» В тот момент Роб решил, что обратится за помощью к семейному психологу.

Деб качает головой: «Можно я кое-что добавлю? Причина, по которой мужу понадобилась терапия, состояла в том, что я вернулась на работу. В наших отношениях всегда остро стоял вопрос контроля, но на деле ни один из нас не осознавал, насколько сильно Роб старался управлять мною, пока я не предприняла нечто, что было вне его власти. Через три недели после того, как я начала работать, у него случился нервный срыв. Он быстро похудел на пятнадцать килограммов, постоянно испытывал тревогу, страдал от панических атак, пристрастился к ксанаксу[11] и стал думать о самоубийстве. Он совсем расклеился, и поэтому ему пришлось обратиться к психологу». Роб тихо кивает.

Во время первого сеанса терапии мужчина прошел длинный опрос. Нужно было ответить, повышает ли он голос, кричит ли, кидает или разбивает вещи, оскорбляет ли жену, ругается ли нецензурно. Вопрос был сформулирован именно так: «кидаете ли вы что-то в жену», а не «бьете ли ее». На все вопросы он ответил положительно. «Затем доктор подошел к одному из ящиков в своем рабочем кабинете, – вспоминает Роб, – и достал оттуда лист формата A4, на котором был заголовок: “Цикл насилия”. Он положил его на стол и сказал: “Вот что с вами происходит. Это то, что мы называем домашним насилием”».