Ясмин Хан, директор неправительственной организации Eidfest Community Services, знает самые глубокие закоулки подполья как свои пять пальцев. Она работает в Квинсленде, протягивая руку помощи женщинам разных национальностей, говорящим на разных языках. Когда мы беседовали с ней, она отчаянно боролась за то, чтобы добиться права постоянного проживания (резидентской визы) для Вивьен – эмигрантки с островов Фиджи, которая вышла замуж за австралийца Нейла[48]. Муж сильно старше ее; женщина попала в полную зависимость от него. По словам Хан, попытки добиться визы продвигались неплохо, пока один из членов комиссии визы не затребовал подтверждения того, что брак реальный, а не фиктивный. Ясмин возмутилась и заявила ему: «Вы хотите сказать, что женщина, прибывшая в Австралию в 2015 году и все это время жившая в одном и том же чертовом доме, не состоит в отношениях с его хозяином? Она родила ребенка – как же можно отрицать, что связь между супругами имела место?» Но это не удовлетворило суд. «Особенно горько, – продолжает Ясмин, – когда чиновница (голубоглазая блондинка, представительница привилегированного класса, работающая на хорошо оплачиваемой работе) поворачивается к заявительнице, мусульманке в хиджабе, и спрашивает: “Почему вы решили, что ваши отношения будут длительными, ведь этот человек принадлежит к другой религии и культуре?” Может ли она сказать такое белому человеку? – возмущается правозащитница. – Почему бы не обратиться к мужу: зачем вы, пожилой человек, отправились за моря, чтобы жениться на сорокалетней фиджийке? Видимо, вы хотели, чтобы она ухаживала за вами на старости лет?» Очевидно, никто не задавал таких вопросов Нейлу, ведь когда Вивьен пришла домой после суда, тот сказал: «Чиновница очень мило поговорила со мной по телефону. Я попрошу ее аннулировать твою визу и паспорт».
Нейлу за шестьдесят. Он живет на пособие, которое выплачивает работодатель, после того как мужчина получил на производстве травму спины. Этот человек в течение четырех лет фактически держал Вивьен в заточении – не разрешал выходить из дома и совсем не давал денег. Если ей нужны были прокладки или нижнее белье, приходилось поручать эти покупки мужу. После того как Нейл поднял на нее руку, Вивьен набралась храбрости и позвонила в полицию. Потом об этом сообщили Ясмин, так как она обычно оказывает поддержку в подобных тяжбах. Добиться разрешения на постоянное проживание в Австралии в этом случае – очень трудная задача. Нейл сжег или удалил из компьютера все фотографии, где супруги были запечатлены вместе, а также уничтожил все документы, которые дали бы основания для натурализации жены. «Он местный – знает систему и то, как манипулировать ею», – сетует Хан. Ранее медики обследовали ребенка Вивьен и Нейла и заподозрили у него серьезные проблемы со здоровьем, но у женщины не осталось никаких справок. Все уничтожил муж. Ясмин Хан пришлось требовать в больнице новые выписки, а доказательства трех совместных поездок Вивьен и Нейла за границу удалось добыть благодаря связям Ясмин в австралийской федеральной полиции. Вивьен не допускает мысли о возвращении на родину: «Мой сын – гражданин Австралии. На Фиджи он никогда не получит такой медицинской помощи, как здесь. Так что мы вынуждены остаться».
Представительницам коренных народов Австралии и эмигранткам из Азии еще труднее добиться правосудия, чем белым женщинам.
За последние пять лет Хан не раз помогала мусульманкам, таким, как Вивьен, а также другим иностранкам, преимущественно родом из Индии, вырваться из семьи, где присутствовало насилие. Иммигрантов из стран индийского субконтинента очень много: сейчас в Австралии их около 600 000. [36] Однако нет данных относительно того, насколько часто эти женщины сталкиваются с абьюзом в Австралии. Хотя в целом ясно, что это серьезная проблема: в 2017 году глава 1800RESPECT рассказала радиостанции SBS Punjabi[49], что индийские женщины – вторая по численности группа, обращающая за помощью в эту организацию (первенство принадлежит женщинам, родившимся в Австралии). [37]
Пять лет назад и Хан и ее служба перебрались в здание муниципалитета города Брисбен. Теперь там расположен офис по поддержке жертв домашнего насилия. В организации работают исключительно волонтеры. И директор не исключение. Часть расходов покрывают пожертвования. По воскресеньям их помещение арендует для своих собраний церковная община и платит 150 долларов в месяц. Этого хватает на покрытие счетов за электричество и телефонную связь. Все остальное добровольцы вносят из своего кармана. Хан говорит быстро, сто слов в минуту, и прекрасно чувствует, когда кто-то несет чушь. За ее плечами четыре поколения австралийских фермеров, выращивавших сахарный тростник. Это родня со стороны отца, а со стороны матери – выходцы из Пакистана. Она досконально знает австралийскую правовую систему, но в то же время понимает сложности, с которыми приходится сталкиваться женщинам, принадлежащим к иным культурным традициям. «Многие домашние тираны почти не прибегают к насилию, – утверждает она. – Они могут плеснуть в жену чаем из чашки, но при этом никогда не дадут пощечину. В значительной степени все сводится к угрозам, устрашающим поступкам и ограничению социальных контактов». Некоторые пострадавшие от притеснений женщины вполне способны сами заработать себе на жизнь. К примеру, Ясмин знает тех, кто прошел курсы косметологов и принимает на дому клиенток, скажем, желающих сделать коррекцию бровей. Но полученные деньги все равно идут главе семьи, который нередко оказывается зависимым от порнографии или заводит подружку на стороне. Такие истории не редкость.
Подопечные Ясмин нередко сталкиваются с ограничениями по религиозным мотивам: кого-то заставляют носить хиджаб, а кому-то, наоборот, не разрешают его надевать. Кроме того, у них возникают проблемы с получением «религиозного развода» – он отличается от светской процедуры, так как на него нужно получать согласие имама или другого религиозного института. «Женщине приходится испрашивать благословения главы общины, которого она совсем не знает и который, скорее всего, примет сторону ее супруга. Чтобы обосновать свою просьбу, ей приходится рассказывать интимные детали своих взаимоотношений с мужем, – рассказывает Ясмин. – Имамы либо вообще ничего знать не хотят, либо до боли жаждут сальных подробностей: “Ах, расскажите нам все в деталях. Он что, делал с вами такое? А сколько раз он так делал?” После чего духовное лицо заключает: “Что ж, мне придется ему позвонить и послушать его версию”. На самом деле нет необходимости слушать его версию, особенно если он долгое время безнаказанно злоупотреблял своим положением. В исламе все просто. Бог говорит в Коране, что если двое не ладят, то лучше расстаться полюбовно».
Однако женщины, принадлежащие неевропейским культурам, испытывают давление не только со стороны своих мужей. В их судьбу часто вмешивается кто-то из родственников мужа. В индийской общине злоупотребления, связанные с требованием даури[50], стали настолько серьезной проблемой, что в 2018 году по этому поводу было предпринято специальное расследование Сената. Речь идет об ужасном типе семейной тирании, когда клан жениха требует дополнительной платы вдобавок к изначально полученному приданому. Иногда молодая жена оказывается прямо-таки в заложницах: родные должны перечислить деньги, чтобы муж перестал бить ее. [38] В Австралии из-за даури произошла целая серия убийств и самоубийств. Сенат потребовал, чтобы давление, связанное с приданым, рассматривалось как форма домашнего насилия (относящегося к более широкой категории «экономические злоупотребления»). Кроме того, в австралийскую миграционную программу внесут поправки, чтобы защитить женщин, имеющих временные визы. Тем, кто находится в группе риска, будут предоставляться визы особой категории.