Он подмигивает мне, прежде чем нырнуть в соседнюю комнату, предоставив мне самой разбираться с нахлынувшим на меня чувством оцепенения.

Переодеться.

Выйти на улицу.

Правильно.

Когда я вхожу, Лидия уже в комнате и, похоже, почти закончила укладывать вещи. Хенли лежит на кровати лицом вниз, ее сумки тоже открыты и наполовину упакованы.

— Что происходит? — спрашиваю я.

— Мы решили уехать сегодня вечером, а не утром, — говорит Лидия, бросая взгляд на Хенли, которая лежит, не поднимая головы.

На грудь наваливается тяжесть. Я думала, у нас с Романом еще целая ночь впереди.

— Я могу собрать вещи вместо тебя, если… тебе нужно больше времени, — говорит Лидия с сочувственной улыбкой.

— Да… гм… спасибо.

Это отстой, но если я попытаюсь сболтнуть лишнего, боюсь, что расплачусь, как идиотка. Роман до сих пор не упомянул о будущем. Ему все еще кажется, что это просто свадебная интрижка. Я надеялась, что у меня будет еще одна ночь… Надеялась, что он будет вынужден, наконец, признаться, что хочет увидеть меня снова… Теперь я чувствую, что у меня закончилось время, а суровая реальность такова, что хочу продолжать жить в пузыре этой недели, к черту реальный мир.

Лидия похлопывает меня по плечу, а я тяжело вздыхаю.

— Как ты узнала об измене Андерсона? — мягко интересуюсь я у Лидии, менее заинтригованно, чем пять минут назад.

Я быстро переодеваюсь в сексуальные джинсовые шорты со всеми прорехами и модными дырами и футболку с парой губ, снимая испорченное сексуальное платье, которое я планировала сохранить навсегда.

— Видела его и Гретхен вместе пару месяцев назад. Я только предположила, что она не позволит ему отправиться к алтарю с Джейн. И пришла убедиться в этом лично, мне нужно было увидеть, как их парочка разваливается после того, что они сделали со мной, как бы отвратительно это ни звучало. Мне нужно было знать, что карма существует на каком-то высшем уровне. На минуту я забеспокоилась. А потом Саймон проболтался о плане Гретхен. Так что… да.

Кивнув, как будто это имеет смысл, я снова переодеваюсь, на этот раз выбирая короткую джинсовую юбку вместо сексуальных шорт. Роману нужен образ, который бы отпечатался у него в его мозгу, а юбка обещает больше, чем шорты.

Хенли бормочет что-то в подушку о проблемах с дельфинами, а я разрываюсь на части. Очевидно, ей нужно дружеское плечо, но у меня осталось всего несколько часов с Романом. И теперь я говорю как эгоистичная, дерьмовая подружка.

Как только я подхожу к кровати, Лидия преграждает мне путь.

— Я справлюсь. Иди. У нас впереди целая дорога домой, чтобы выразить наши разочарования.

Она права. Дорога домой займет целую вечность. Это снимает часть моей вины за то, что я сваливаю прямо сейчас.

Я иду в комнату Романа через ванную, открываю дверь, но вижу, что тот говорит по телефону. Пока он говорит, то стоит ко мне спиной, и я замираю, все еще держась за ручку двери.

— Я вернусь завтра… да. Определенно… нет, я не оставлю тебя в подвешенном состоянии. Ты знал, что на этой неделе у меня выходной, и у меня куча свободного времени… ничего, о чем стоило бы говорить.

Я решаю, что совершенно неправильно продолжать слушать, тем более что я тщеславна и беспокоюсь, что последний комментарий касается меня… этой недели. Ничего, о чем стоило бы говорить? Это обо мне?

Думала, что я настолько сумасшедшая, что он никогда меня не забудет. Однорукая девушка, которая трахала вас в многочисленных позициях, сражалась вместе с вами в битве против демонических уток и повернутых чаек, и оставившая шрам на вашем сердце на всю жизнь, превратив в вуайериста, который стал свидетелем извращений своего отца, став для вас, безусловно, кем-то, кто оставляет впечатление на такого, как вы. О чем-то, о чем определенно стоит поговорить, верно?

Я ухожу, проглатывая бессмысленную неуверенность. Глупо даже зацикливаться на одностороннем разговоре, который мог бы быть о чем-то другом.

— Я скоро вернусь, — рассеянно говорю я, даже не слыша, что на это говорит Лидия, и выхожу за дверь, все еще обдумывая услышанное.

Похоже, он был расстроен и разговаривал со своим боссом, а босс, который его расстраивал, не спрашивал, как прошла его неделя или что-то в этом роде.

Ухмылка появляется на моих губах. Я дам ему пищу для разговоров.

Пока я спускаюсь по лестнице и строю свой коварный план, мой взгляд скользит по окнам в конце фойе. Андерсон идет, опустив голову и засунув руки в карманы. Андерсон никогда не выглядит расстроенным. Это одно из самых раздражающих его качеств. Злой? Да. Скучающий? Слишком часто. Дерзкий и высокомерный? Почти всегда. Но опустошенный? Никогда.

Я выбегаю, оглядываюсь и вижу, как он усаживается в беседке на том же месте, что и после моего последнего разговора по душам. Мама была там прошлой ночью, когда я узнала, что она побывала в стране Оз и прятала свое сказочное сердце все эти годы.

Кряхтя и мысленно проклиная надоедливого ангела, который сидит у меня на плече и вопит громче дьявола, я направляюсь к Андерсону. Он обмяк в кресле, уставившись в деревянный настил пола под ногами.

Когда я подхожу, он даже не шевелится и не замечает меня. Когда я сажусь, он глубоко вздыхает.

— Не сейчас, Каша. Только… только не сейчас.

Его голос усталый и напряженный, и я чувствую себя дерьмово. Хотя и не должна. Конечно, я не хотела, чтобы он уехал в закат с Джейн после того, как они вдвоем обидели Лидию, но у меня закружилась голова, когда я увидела, что все разрушено. И теперь я чувствую себя виноватой.

— Ненавижу свою совесть, — ворчу я.

Он насмешливо фыркает.

— Тогда поделись ей со мной. Я бы не отказался, — говорит он с резким выдохом, прежде чем сесть и тупо уставиться в одну точку перед собой.

Наши плечи соприкасаются, и я откидываюсь назад, глядя в никуда вместе с ним.

— Зачем ты это делаешь? — спокойно интересуюсь я.

— Обманываю? Обламываюсь? Делаю предложение пожениться девушкам, которых я не люблю? — он невозмутимо смотрит на меня, не отрывая глаз со своего места во дворе. — Тебе стоило бы немного конкретизировать, Каш.

— Весь этот обман, — говорю я, принимая во внимание, что большая часть всего произошедшего так или иначе завязано с этим.

— Черт меня побери, если бы я знал. Продолжаю думать, что упускаю, и всегда буду продолжать задаваться вопросом «что если», если я пропущу что-то, чего по-настоящему хочу. Потом все усложняется, запутывается, запутывается еще больше, и… уже не знаю, чего хочу. Потом мне кажется, что я застрял, и что бы ни делал, лучше не становится, поэтому вообще ничего не делаю. Все продолжается, пока, наконец, не взрывается у меня перед носом, как то дерьмо с Лидией, а теперь и с Джейн.

— Значит, дело не только в том, что ты делаешь что-то не так? Я искренне пытаюсь понять тебя прямо сейчас, и делаю на этот раз непредвзято.

После озарения с мамой я понимаю, что была слишком осуждающей и видела все только поверхностно. Обман — это неправильно, и я никогда не буду колебаться в этом, но что заставляет кого-то обманывать? Это могло случиться с кем угодно?

Это не самая приятная мысль, которая стоит того, чтобы обдумывать ее. Я всегда называла мошенников холодными и бессердечными, безразличными и эгоистичными… но мама была просто забыта и жаждала внимания, отчаянно стремилась почувствовать, что она важна для кого-то. А что же за история у Андерсона?

— Не знаю, — наконец говорит он. Тихая боль в его голосе заставляет меня волноваться за него.

Это впервые. Я никогда не была ярой поклонницей Андерсона. Меня бесит, что мне теперь не все равно.

Выражение его лица уязвимо, как будто он ненавидит себя так же сильно, как Джейн ненавидит его. Хотя, если в этой истории с садовником есть какой-то смысл, она не имеет права ненавидеть его, если не ненавидит себя.

— Значит, ты не любил ее? — спрашиваю я. — А как же Лидия?

Он пожимает плечами.

— Я продолжаю думать, что должен любить их, потому что иначе, зачем бы я хотел видеть их больше одного раза, верно? Папа и Моника были вместе много лет, и он нашел ее, когда не должен был. Я просто… я продолжаю думать, что упущу что-то лучшее, если перестану искать.