Легкая улыбка изгибает мои губы, но она исчезает также быстро, когда я осмысливаю то, что он мне только что говорит.
— Это своего рода тоже неуместно под наше настроение. Похоже, у тебя нет жизни.
Он пожимает плечами, все еще глядя на воду, которая простирается довольно далеко внизу.
— Мне казалось, что это приносит удовлетворение.
— Казалось? В прошедшем времени? Что изменилось?
Он откашливается.
— Ты идешь на репетицию? Я вроде как должен, так как я на свадьбе, но… ты идешь с нами? — спрашивает он меня.
Узнаю признаки перевода стрелок, но стараюсь не обращать внимания.
— Зависит от того, насколько сильно моя мать хочет моей смерти. На девичнике я уже попала в ее черный список. Уверена, она уже слышала о мальчишнике. Прибавьте к этому, что Дэвис показывал свое барахло всем после того, как моя лучшая подруга отходила током его яйца… Ну, я вроде как убиваю все ее изощренные замыслы.
Он подавляет смешок и стонет.
— Никогда не видел столько хаоса за неделю.
— Черт побери, по сравнению с тем, что я видела раньше, все это выглядит банально.
— Ты видела больше хаоса, чем на этой неделе? Чушь собачья.
Я откидываюсь назад и поддерживаю Джилл, поднимая на него обе брови в удивлении.
— Ага. Я бедром натолкнулась на машину, и мое бедро включило ее. Доверься мне. Эта девушка знает толк в хаосе.
Почему это звучит так, будто я сейчас хвастаюсь? Потому что я спятила. Вот почему.
Его рот расплывается в улыбке, и я наклоняюсь вперед, не в силах удержаться от поцелуя. Когда его рука скользит по моим волосам, я прижимаюсь к нему еще сильнее. Когда Джилл приземляется ему на бедро, он прерывает поцелуй.
— Черт, нет. Убери Джилл. Мы здесь совсем одни, и…
— Ни слова больше, — объявляю я, немедленно протягивая руку и отстегивая ремни, которыми рука крепится под рубашкой.
После того, что случилось раньше, я не ожидала, что нас снова так быстро притянет друг к другу, и я спешу убедиться, что ощущение момента не исчезнет.
Начинаю возиться, и Роман — мой любимый — срывает мою рубашку через голову, чтобы обеспечить мне оптимальный доступ. Окинув быстрым взглядом пространство, чтобы убедиться, что мы действительно одни, я заканчиваю расстегивать Джилл, снимаю ее и отбрасываю в сторону, как будто она не стоит целого состояния.
Но… Джилл не остается там, куда я ее бросаю. Нет. Джилл начинает скатываться с массивного холма и катится по направлению к озеру.
— Черт! — Роман шипит как раз в тот момент, когда я начинаю догонять Джилл, спотыкаясь на полпути вниз, когда я вижу, что она остановилась прямо перед кромкой воды. Она водонепроницаема, но я все равно не хочу, чтобы ее окунули в пруд, где гадят утки.
Выдохнув, я оборачиваюсь и вижу Романа, согнувшегося пополам и смеющегося так сильно, что он не может остановиться.
— Моя протезная рука, катящаяся вниз по склону, вызвала у тебя приступ хохота? Тебе действительно нужно почаще бывать на людях.
Он качает головой, выпрямляясь, когда берет себя в руки.
— Просто… твою руку зовут Джилл… а Джилл только что скатилась с холма.
— Но, по крайней мере, она не преследовала Джека! Это было бы смешно.
Он смеется, а я закатываю глаза. Я поворачиваюсь и спешу вниз. Как только я наклоняюсь, чтобы схватить руку, внезапно раздается громкий крик, и я взглядом ловлю, как сумасшедшая утка, будто прямиком из ада, следует за мной.
Я кричу и отшатываюсь назад, в то время, как Зловещая Утка бросается на меня, хлопая крыльями, подобно предвестникам смерти. Свистящий звук, который она издают, пугает меня, когда я пытаюсь убежать, но меня дергают назад. Этот демонический урод схватил меня за волосы!
— Отвали от меня! — ору я.
— Сукин ты сын! — Я слышу рык Романа и отчаянно борюсь, пока обезумевшая, бешеная утка тянет меня за волосы, заставляя упасть на землю, пытаясь затащить меня в воду.
Я оглядываюсь и вижу Романа, дерущегося с тремя утками. Да, клевать — это определенно глагол.
Одним рывком я хватаю атакующую меня утку за горло и изо всех сил швыряю ее в воду. Утка издает громкий сердитый звук, от которого у меня мурашки бегут по спине, и я ныряю за Джилл, хватаю ее и бросаюсь к Роману, который все еще сражается, хотя его явно поставили на колени беспощадные пернатые дьяволы.
Я начинаю надевать робо-руку, но одна из Бешеных уток бросается на меня, и я едва успеваю оттолкнуть ее. Вместо этого я размахиваю здоровой рукой, как битой.
— О, теперь вы меня разозлили, — говорю я им, когда начинаю дико размахивать Джилл, пытаясь попасть по той, которая пристала к Роману.
Он откатывается в сторону как раз перед тем, как я почти случайно задеваю его в процессе, и я проклинаю следующую утку, которая нападает на меня, пытаясь ударить клювом мою робо-руку. Да, я сказала «ударить клювом»! Как еще, черт возьми, это называется? Это гораздо хуже, чем клевать.
Роман чертыхается, сражаясь с двумя утками, а я беру на себя двух других. Они поворачивают утиный хвост и убегают, когда я издаю крик баньши, который исходит прямо из чего-то темного и дикого внутри меня, вероятно, того инвалида-злодея, которого я подавляла в себе.
Я преследую их, размахивая рукой, как боевым топором, и останавливаюсь прямо перед тем, как броситься за ними в воду.
Поднимаю глаза и вижу несколько знакомых лиц, в том числе и маму. Ее глаза широко раскрыты от удивления, когда Роман, наконец, заставляет уток отступить. Мы оба тяжело дышим, и я, наверное, никогда не была в таком состоянии.
Ну, кроме того дня, когда потеряла руку. Было море крови. Или в тот день, когда фейерверк взорвался в моем торте. Или… Знаете что, я много раз попадала в переделки, так что на этом, пожалуй, остановлюсь.
Андерсон отворачивается, его тело сотрясается от беззвучного смеха, а я целую минуту пытаюсь по-настоящему оценить то, что они видят.
Однорукая девушка, покрытая несколькими слоями грязи, стоящая в лифчике и шортах, которые когда-то были белыми, и держащая свою робо-руку высоко в воздухе здоровой рукой. Мои волосы спутаны и в беспорядке, как у бешеных уток. Роман выглядит таким же раскрасневшимся и взъерошенным, как и я, его рубашка порвана в нескольких местах, а волосы торчат во все стороны. Он весь в грязных пятнах.
Это несправедливо, что он такой растрепанный и сексуальный сейчас.
Я же уверена, что сейчас выгляжу как озерный монстр. Или дочь снежного человека.
Роман подходит, обхватывает меня руками и пытается прикрыть мою грудь, прикрытую лишь лифчиком. Похоже, он лапает меня на глазах у всех.
Как будто решив, что это лучший момент для съемки, фотограф фотографирует нас.
Просто прекрасно.
Я могла бы свернуться в клубок и позволить смущению захлестнуть меня, или справиться с этим так же, как справляюсь со всеми унизительными инцидентами в своей жизни.
Я закидываю робо-руку за плечо, держа ее там, как биту, и изображаю результативного аутфилдера, который только что попал в хоумран. Роман убирает руки от моих грязных сисек, когда понимает, что на самом деле не особо много и прикрывает.
— Возьми мою рубашку, — шипит Роман, снимая ее.
— Нет, — кричу я шепотом. — Слишком поздно. Не показывай слабости! Веди себя круто.
Фотограф делает еще один снимок.
Он что действительно думает, что это то, что Моника захочет иметь в семейных альбомах?
— Что? — громко спрашиваю я, насмешливо фыркая. — Никогда не видел, чтобы однорукая девчонка топлесс была задирой? Мы не все злодеи!
С этими словами я направляюсь к машине, стараясь держаться подальше от демонов, вселившихся в уток. Это отличная маскировка. Сэм и Дин никогда не будут искать их в этих утиных телах… если только они не посетят этот пруд, и утки не покажут свое злое «я», как они сделали это с нами.
— Нам нужно начать носить с собой соль, — говорю я Роману, игнорируя трепет, когда он обнимает меня за талию, как будто он гордится тем, что стоит рядом со мной прямо сейчас.