Но Клеберу было не до шуток. Принимая не по своей воле управление оккупированной страной, размерами почти в полтора раза превосходившей Францию, он с первых шагов на новом поприще столкнулся с массой тяжелейших проблем, которые ему оставил предшественник и решения которых теперь все ждали от него самого. Уже по приведенному выше письму Дюга можно судить о плачевном состоянии финансов в столице. В провинции дела обстояли не лучше. Приняв дела в дополнение к Розетте также в Александрии и в провинции Бухайра, Мену 30 августа написал Клеберу, что даже по приблизительным подсчетам долги командования во Втором округе доходят до 560 тыс. ливров, значительную часть которых составляют задержки по жалованью солдатам[146]. Не удивительно поэтому, что лейтмотивом обращения Клебера к армии от 31 августа в связи со своим вступлением в должность стал призыв к терпению:
«Солдаты!
Важнейшие обстоятельства заставили главнокомандующего Бонапарта отбыть во Францию.
Его не остановили те опасности, которыми чревато плаванье в неблагоприятный сезон по узкому морю, полному врагов. Он действовал ради вашего блага.
Солдаты, скоро к вам придет мощное подкрепленье или же скорее будет заключен славный мир, и этот мир, достойный вас и ваших трудов, позволит вам вернуться на родину.
Принимая на себя то бремя, которое нес Бонапарт, я осознаю важность такового и то, насколько оно тягостно. Однако, ценя ваши достоинства, столько раз позволявшие достигать блистательных успехов, ценя ваше постоянное терпение, дававшее возможность справляться со всеми невзгодами и выносить все лишения, ценя, наконец, всё то, на что такие солдаты способны, я думаю лишь о том, что возглавить вас – награда, командовать вами – честь, и силы мои умножаются.
Солдаты! Не сомневайтесь, ваши первейшие потребности непрестанно будут предметом моей самой деятельной заботы»[147].
Заботясь о сохранении боевого духа армии и ее доверия к командованию, Клебер избегал какой-либо публичной критики действий своего предшественника. Однако среди друзей он, как вспоминал позднее Деженетт, отнюдь не стеснялся называть вещи своими именами:
«Ближний круг Клебера составляли его друг и начальник штаба Дама, его адъютант Бодо (Beaudot), его секретарь Бод (Baude) <…>. Следом за этим ближним кругом, который я называю интимным, шли в соответствии с деловыми связями и взаимными личными симпатиями главный казначей Дор, администратор финансов Пусьельг, члены Института Фурье и Глутье, а также автор этих мемуаров. Тальен был хорошо принят и благодаря своему умению светского человека приятно общаться, и благодаря тому, что при обсуждении важных дел он всегда мог дать хороший совет, несмотря на тот поверхностный тон, которого он придерживался в Египте.
Среди перечисленных здесь людей и еще некоторых других Клебер исходил негодованием: “Не имея возможности отказаться, я получаю на свою шею Египет… Задержки в жалованье… Люди в этой стране отвыкли платить, а наш человек [Бонапарт] в подобной ситуации сбегает (brûle la paillasse), как лейтенантик, слухами о долгах и проделках которого полнятся все гарнизонные кафе”»[148].
Положение Клебера особенно осложнялось тем, что Бонапарт не предоставил ему свободы действий, а, уезжая, связал жесткими указаниями относительно дальнейшей линии поведения.
Заветы Бонапарта
В объемистом пакете, который 25 августа в Розетте вручил Клеберу шеф бригады Эссотье, находилась пространная инструкция Бонапарта по общим вопросам международной и военной политики с четырьмя дополнявшими ее мемуарами – «О внутреннем управлении», «Об укреплениях», «Об обороне Египта» и «О политических делах».
В первом и главном из этих документов Бонапарт объяснял свой отъезд необходимостью вернуть Франции утраченную в его отсутствие Италию. Перечислив взятых им с собою генералов и ученых, он просил Клебера в течение октября отправить следом генерала Ж. А. Жюно, а также оставленных Бонапартом в Каире «офицеров и слуг». Отдельно оговаривалась дальнейшая судьба Дезе: «В намерения правительства входит, чтобы генерал Дезе в течение ноября отправился в Европу, если этому не помешают какие-либо важные события»[149]. Очевидно, решив, что ввиду важной роли, которую Дезе играл в экспедиции как фактический правитель Верхнего Египта, одной только личной просьбы здесь окажется недостаточно, Бонапарт ссылается на некие «намерения правительства», хотя понятно, что при долгом отсутствии связи с Францией подобной информации он ниоткуда получить не мог.
Сообщая о прибытии в Тулон французской эскадры из Бреста, а в Картахену – флота союзной французам Испании, Бонапарт заверял своего преемника, что скоро будет обеспечена беспрепятственная доставка в Восточную армию необходимых ей подкреплений и оружия. Сам он «и как общественный деятель, и как частное лицо» обещал сделать всё возможное, чтобы Клебер впредь регулярно получал новости из Франции.
Однако главное в этой инструкции было высказано как бы между делом, вперемежку с частными и сугубо техническими деталями – приём, который Бонапарт позднее еще не раз будет применять в разных обстоятельствах, в частности при составлении конституций.
Именно так, мимоходом, он устанавливает Клеберу сроки дальнейшего пребывания Восточной армии в Египте:
«Если в силу непредвиденных событий все попытки [установить постоянное сообщение с метрополией] окажутся бесплодными, если к маю вы не получите из Франции ни подкреплений, ни известий, если в этот год, несмотря на все предосторожности, в Египте будет чума и убьет у вас более 1500 человек – потери значительные и превышающие те, что ежедневно наносит война, – то в таком случае, я думаю, вы не должны рисковать, вступая в новую кампанию, и вам дозволяется заключить с Османской Портой мир, даже если его главным условием станет эвакуация из Египта. Надо только оттянуть выполнение этого условия, если удастся, до заключения общего мира»[150].
Таким образом, согласно воле Бонапарта, забытой им в Египте армии следовало продержаться как минимум до мая 1800 г., то есть без малого год, после чего ее командование получило бы в соответствии с его инструкцией право начать переговоры об эвакуации. Такой срок оставлял Бонапарту достаточно времени для того, чтобы решить во Франции вопрос о власти еще до того, как брошенные им в Египте десятки тысяч солдат и офицеров, едва ли питающих к нему из-за этого теплые чувства, вернутся на родину во главе с авторитетным и враждебно к нему настроенным генералом. К тому же если бы Восточной армии удалось каким-либо образом сохранить свои позиции в Египте до заключения общего мира, то на переговорах о таковом вполне можно было постараться в той или иной форме продлить доминирование Франции в этой стране, заслуга завоевания которой в подобном случае полностью принадлежала бы Бонапарту. Свои соображения о стратегическом значении владения Египтом он постарался донести в инструкции и до Клебера: «Вы лучше, чем кто-либо другой, гражданин генерал, можете оценить, насколько владение Египтом важно для Франции. Турецкая империя, которая грозит осыпаться с любой из сторон, сейчас разваливается, а потому эвакуация французов из Египта стала бы тем бо́льшим несчастьем, что на наших глазах сия прекрасная провинция перешла бы в руки других европейцев»[151].
К инструкции Бонапарт приложил копию своего письма, которое еще 18 июля 1799 г. отправил Юсуф-паше, великому визирю Османской империи. В этом послании автор пытался убедить адресата в дружественных намерениях французов по отношению к туркам и в том, что Республика отнюдь не претендует на Египет. Правда, об эвакуации оттуда французской армии не говорилось ни слова, но «зато» Бонапарт предлагал туркам заключить союз против их «общих врагов» – России и Австрии[152].
